Я просидела в вестибюле восемь часов, после чего мне заявили, что для разговора со мной уже слишком поздно, что я должна возвращаться домой и снова приехать завтра. Джерри провел в отделении тринадцать часов. Вернувшись в наш номер, он рассказал, что с Мэттом во время допроса чуть не случилась истерика. Джерри слышал его крики и даже плач. По всей видимости, его обвинили в том, что он передал Мадлен через раскрытое окно постороннему лицу. Для нас поверить в такое было труднее, чем поверить в жизнь на Марсе.

Волнуясь из-за моего самочувствия, Алан Пайк попросил перенести мой допрос на несколько дней. В СП согласились и допросили меня позднее.

Одно из предложений помощи, которые мы получали постоянно, пришло от некоего помощника юриста из Лестера через коллегу Джерри. Этот человек работал в фирме, специализирующейся на семейном праве, которая называется Международная группа семейного права (МГСП). Трудно было понять, что может сделать для нас эта организация, но мы решили, что стоит с ними встретиться, и в пятницу, 11 мая, помощник юриста в сопровождении барристера^[4] вылетел в Португалию. Мы предупредили их, чтобы они особо не распространялись о своем приезде, дабы не привлекать к себе внимание журналистов, оккупировавших прилегающую к нашему корпусу местность. И вот они появились: оба в галстуках-бабочках и подтяжках, а барристер еще и в панаме. Я сокрушенно вздохнула. Ходить в таком виде — все равно что носить над собой транспарант с надписью «Я — адвокат». Впрочем, главным было то, что они прибыли и хотели помочь.

Кроме этой первой встречи, в течение двух последующих дней мы еще дважды встречались с адвокатами, решая, что они могут для нас сделать. В прессе к этому времени уже появились различные инсинуации, основанные на ложных сообщениях о том, что, когда Мадлен похитили, мы якобы ужинали в нескольких сотнях метров от своего корпуса. Определив на глаз расстояние между рестораном «Тапас» и номером 5А, барристер первым делом заявил, что нас нельзя обвинить в небрежности и что наше поведение вполне соответствует понятию «разумной родительской заботы». Нас эти домыслы волновали мало, но услышать это все равно было отрадно. Адвокаты уговорили нас попытаться добиться для Мадлен статуса лица, находящегося под опекой суда.

Этот статус дает судам определенные, предписанные законом права действовать в интересах ребенка в любых судебных спорах и получать доступ к защищенным законом данным (например, к информации о проживающих в гостиницах, списках пассажиров авиарейсов и прочее), если эти данные могут быть использованы в интересах ребенка. И тогда мы смогли бы получить сведения, которые в противном случае были бы нам недоступны. Мы решили последовать этому совету и подали заявку, которая была в положенный срок удовлетворена.

Также мы с ними обсуждали непрекращающиеся предложения помощи, в том числе и финансовой. Ни Джерри, ни я не знали, как с этим управляться. К примеру, нам позвонил один из коллег Джерри и сказал, что сотрудники его отделения хотят сделать взнос, чтобы помочь в поисках Мадлен, но не знают как или куда перевести деньги. В МГСП нам посоветовали организовать специальный фонд и взялись определить его цели и обратиться в ведущую благотворительную юридическую фирму «Бейтс Уэллс энд Брейтуэйт» (БУБ) с тем, чтобы с их помощью разработать его устав.

На последние две встречи барристер и помощник юриста приходили с консультантом по имени Хью, род деятельности которого нам поначалу не был ясен («Зовите меня просто Хью», — загадочно произнес он). Позже просочилась информация, что он — бывший сотрудник разведывательной службы, а ныне специалист по переговорам с похитителями. Нам рассказали, что некий анонимный (но очень щедрый) благотворитель выделил для нас значительную сумму, чтобы мы, если бы сочли нужным, могли обратиться в частную компанию. Хью нам в помощь направила фирма «Контрол рискс». Это независимая организация, оказывающая консультационные услуги в кризисных ситуациях и имеющая представительства по всему миру. Их основной род деятельности — корпоративная безопасность. Это был щедрый жест, за который мы были им очень признательны.

Первое совещание, на котором присутствовал Хью, проходило поздним вечером и чем-то напоминало фильмы о Джеймсе Бонде, но не в добром ключе. Я почувствовала себя так, будто попала в новый, непривычный мир, и мир этот загадочен и опасен. Быть может, самым неприятным во всем этом были слова Хью насчет суммы вознаграждения. Он, оставаясь совершенно бесстрастным, заметил, что эта приманка «определит цену за голову Мадлен». Меня это резануло по сердцу. Мысль о том, что какие-то наши действия могут навредить Мадлен, была невыносима.

В воскресенье вечером мы снова давали показания, на этот раз двум сыщикам из «Контрол рискс». Мы подозревали, что часть сведений, сообщенных полиции, особенно в первый день, могла потеряться из-за перевода. Кроме того, нам казалось, что тогда мы не все рассказали, и теперь хотели, чтобы каждая подробность, которую мы могли вспомнить, была должным образом зафиксирована. К несчастью, спеша передать новые сведения судебной полиции, мы посчитали, что в протоколе все будет записано верно. Лишь много месяцев спустя мы узнали, что и в нем содержались неточности, несмотря на то что показания давались и записывались на английском! Хочу дать совет всем, кому не посчастливится быть причастным к расследованию уголовного преступления в любой стране и даже дома: давая показания, всегда читайте протокол допроса на своем родном языке.

После одной из встреч с представителями МГСП Хью спросил у меня, не веду ли я дневник. Помимо того, что я была совершенно опустошена эмоционально и всю последнюю неделю у меня не было времени даже перевести дух, мысль об этом просто не приходила мне на ум. Дневник я пыталась вести в детстве, и тогда летопись моей жизни была удручающе скучной: во сколько проснулась, что ела на завтрак, обед и ужин, какой урок в школе понравился больше всего.

«Стоит начать», — сказал он, не уточняя, почему. Барристер вручил мне чистый блокнот А4 формата, который был у него с собой.

Подумав, я поняла, что это хороший способ сохранить воспоминания об этих страшных, беспросветных днях, чтобы Мадлен, когда вернется, узнала, что происходило с нами, пока ее не было. К тому же это будет хорошим подспорьем всем троим нашим детям, когда они вырастут и захотят разобраться в том, что произошло. Оставив несколько страниц для событий минувших дней, я описала несколько событий, произошедших в течение последней недели, но серьезно взялась за дело только 23 мая, через двадцать дней после похищения Мадлен. С тех пор я вела свой дневник постоянно, в свободное время возвращаясь к прошлому и описывая по памяти все происходившее с нами, начиная с 3 мая 2007 года.

Основной целью этого занятия было составить достоверный отчет для детей, но я почувствовала, что заполнение страниц приносит мне внутренний покой, позволяет отвлечься мыслями и чувствами. Я как будто общалась с Мадлен. Я разговаривала с ней. Еще я могла разговаривать с Богом и даже, если этого хотела, с похитителем. Не знаю, исходя из каких соображений Хью дал мне этот совет, но я очень благодарна ему за это. Кто знает, может быть, это спасло мне жизнь.

Нас поддерживало очень много самых разных людей, и помощь тоже была разной — от крупных денежных пожертвований организаций до тихой молитвы и самых простых, искренних поступков как друзей, так и вовсе незнакомых людей. В тот день, когда мы впервые общались с представителями МГСП, у ресторана «Тапас» я встретила Падди, мужа моей подруги Бриджет из Лестера. Падди — очень набожный человек, как выражается Бриджет, «человек Божий». Но этот Божий человек имеет шесть футов три дюйма роста и богатырское сложение, к тому же у него очень темные глаза и волосы. В общем, в толпе такого не заметить невозможно. Тогда мы с ним были едва знакомы, но меня очень тронуло, что он по собственной инициативе приехал в Прайя-да-Луш, чтобы присоединиться к одному из поисковых отрядов, которые тогда начали организовываться. Он прислал мне эсэмэску: «Если хочешь встретиться, дай мне знать, и я приду. Если нет — я просто займусь поисками».