Молния, следуя своему извечному правилу, сверкнула внезапно – и в её мимолётном свете я, не сдержав зачарованного вздоха, разглядел весь массив заброшенной деревни разом. Взору моему открылись спускающиеся к подножию холма наросты небольших домиков и местных лавок, заключённые в объятия выложенных из камня коридоров; отдалённые очертания заправки и приставшая к ней лента широкой дороги; непонятные развалины, стелящиеся вдоль бурной реки – и, наконец, величественная тень особняка, подобно ленивой лавине накрывшая всё это мрачное великолепие.

Протолкнув слюной вставший в горле ком, я не без труда оторвал ладонь от шероховатого обломанного бруса и спешно последовал за девичьим авангардом.

Следующая секция перехода тоже выглядела довольно потрёпанно – стёкол в небольших окошках почти не осталось, и дождевая вода охотно брызгала на пол из дюжины разных источников – и ковёр, что тянулся вдоль всего пути, выглядел соответствующе. Удивляло только то, что свет фонаря высвечивал под нашими ногами только разваливающийся от сырости хлопок ковра – ни стеклянных осколков, ни каких-либо ещё следов разрушения. Как будто бы коридор пережил какой-то сильный звуковой удар изнутри, буквально вытолкнувший окна из рам и приведший к обрушению целого пролёта крыши.

Ведь… Вряд ли кто-то посчитал своим долгом как следует прибраться в этом забытом богами месте, чтобы убрать следы былого происшествия?.. Едва ли загадочных «местных жителей» вообще волновало состояние этого особняка, так что же?.

– Почти пришли, – облегчённо промолвила Ямато Мэй, отряхивая с рукавов крохотные капельки мороси. – И… самое худшее уже позади. Эта часть с выбитыми окнами меня по-настоящему тревожит… Не хочется, знаешь, оказаться запертой на каком-то отстоящем холме только потому, что единственной дороге назад вдруг вздумалось развалиться на части…

Женщина как будто бы сама не замечала собственных слов – и, в частности, того, как именно она говорила со мной. С человеком, которому полчаса назад призналась чуть ли не в кровной ненависти. И… я просто не решался задуматься, какое из этих ко мне отношений было реальным, а которое проявилось лишь при помощи сильнейшего стресса.

Но… во всяком случае, всё уже не казалось таким уж безнадёжным. Нашему продвижению по особняку никто не препятствовал, а покосившиеся от времени стены потеряли изрядную долю своего угрожающего сходства с какими-то проклятыми казематами. Это был просто старый заброшенный дом – и если в нём до сих пор кто-то селился, то, наверное, лишь из страха перед другими людьми.

Впервые за долгие часы напряжения я попробовал улыбнуться. Но у меня… всё равно не получилось.

Девочки тоже держались скованно. С момента нашей встречи они не обмолвились ни словом, и, вопреки всем моим ожиданиям, даже бойкая Акира вдруг стала неотличима от своей задумчивой сестры – а в её лице я потерял жизненно необходимого и понимающего союзника, без которого находиться неподалёку от Ямато-старшей оказалось очень непросто.

Как и предсказывала вдова, идти оказалось недалеко. Преодолев последний отрезок пути, мы вышли к небольшому деревянному домику, наполовину утопленному в склоне крутого каменистого массива. Предваряемое квадратной галереей с поддерживающими двускатный козырёк деревянными опорами, небольшим двориком напротив входа и целой россыпью высоких каменных фонарей по периметру, это сооружение казалось вполне самостоятельным и вызывало целую россыпь разнообразных впечатлений. С одной стороны, комплекс казался очевидным примером классической японской архитектуры, но с другой – его обособленность и очевидная заброшенность внушали подсознательный страх и заставляли вспоминать по очереди десятки застрявших в памяти страшных историй.

Шум дождя тут стал поистине оглушающим: потоки воды обрушивались с небес подобно крохотным снарядам, разбивались о растрескавшуюся черепицу открытого перехода и разлетались во все стороны, собираясь вновь и уходя во мрак по склонам высокого холма.

Я боялся даже представить, на какой высоте мы сейчас находились, но готов был спорить, что отсюда открывался замечательный вид на окрестности. И, наверное, в далёком прошлом те самые глубокие старцы проводили под сенью этих крыш целые часы, наслаждаясь чистотой воздуха и абсолютным спокойствием, окружающим этот отрезанный от остального особняка крохотный мирок.

Стараясь держаться узкой полосы сухих досок – под самым коньком двускатного навеса – мы медленно обогнули внутренний сад и вышли к приземистой постройке, в которой должны были располагаться местные бани. Во всяком случае, на это намекали почти стёршиеся от времени изображения паровых купелей на стенах – похожие на пару перевернутых кверху щупальцами медуз, они казались универсальным символом для всей Японии вне зависимости от расположения.

– Так вы… заглядывали внутрь?.. – я подал голос, но тут же пожалел об этом: непонятно откуда пришедшее эхо резиновым мячиком запрыгало от пола до потолка открытого перехода.

– Нет, – ответила Ямато Мэй будто бы через силу, и незамедлительно исправилась, добавила силы в голос: – Нет, мы не заходили. Не слишком далеко. Видели только раздевалки. Но оттуда явно веяло теплом.

– Ну да, – буркнул я себе под нос. – Это хороший знак…

Подумать только, они проделали весь этот путь к соседнему корпусу особняка, обнаружили купальни и тут же повернули обратно – чтобы отыскать меня. И… едва ли в принятии этого решения Ямато-старшая обошлась без указки маленькой Акиры – что, в общем, могло бы объяснить напряжённое молчание последней. Едва ли мать с дочерью обошлись без скандала в этом непростом вопросе – вдову не могла не беспокоить такая привязанность инициативной и самостоятельной дочери к малознакомому старшекласснику. И на её месте я, наверное, тоже не стеснялся бы в выражениях.

Ощутив тяжесть необоснованной вины, я решил было обратить на себя внимание Акиры, однако выделить её из двух близнецов со спины так и не смог. И, лелея эту гнетущую мысль, лишь молча проследовал за семейством Ямато внутрь небольшого домика. Тот, как и предполагалось, некогда напоминал собой сотни других бань по всей стране – только вместо приёмной стойки тут располагался большой многоярусный цветник, ныне потерявший всё своё прежнее великолепие.

Судя по тому убранству, что можно было различить в свете тётиного фонаря, здание не было электрифицировано и освещалось традиционными фонарями – их обломки до сих пор хрустели под нашими ногами – а самой современной вещью тут можно было назвать лишь одну газовую лампу времён, наверное, Второй Мировой войны.

Как и в основном здании особняка, тётя Мэй проигнорировала полочки для обуви и вышла из прихожей в грязных ботинках, оставляя за собой цепочку скользких следов.

– Не думаю, что одежду получится высушить тут, – призналась она, как ни в чём не бывало, продвигаясь всё дальше по наполненному лёгким шелестом ливня помещению. – Прежние жильцы явно не рассчитывали на приём таких вот гостей…

Следуя за вдовой буквально шаг в шаг, я быстро пришёл к тому же неутешительному выводу: здание купален, казавшееся крохотным снаружи, внутри было ещё меньше и состояло из единственного зала, упирающегося в отделённые естественной каменной стеной раздевалки.

– Надо же, пробили помещения в твёрдой породе, – Ямато-старшая коснулась ладонью шершавого и будто бы намеренно неприкрытого камня. – На ощупь холодный. И влажный… Но не будем тратить время. Пойдёмте…

Отстранившись от тёмного природного разделителя, тётя Мэй уверенно шагнула в темноту женской раздевалки…

И я остался один в пугающей темноте, скованный нерешительностью и с единственным глупым вопросом на языке.

– Тётя?.. – позвал я, боясь повысить голос. Свет фонаря вдовы уже почти померк за бамбуковой перегородкой, и с каждой секундой мои шансы быть услышанным становились всё меньше. – Мэй! Постойте! Я… у меня… вопрос!

– Без света не справишься? – ехидно прокричала Ямато-старшая, ничуть не смущаясь собственного присутствия.