Длинное здание ярко-желтого цвета в виде буквы «П», приветливо открытые ворота на входе. Но чуть дальше к лесу еще один забор, и там уже выезд и въезд строго по пропускной системе. А есть еще один ряд для особо опасных ситуаций: это проволока, очень тонкая, едва видимая глазу. Она начинает звенеть и вибрировать от пропускаемого по ней тока. Я-то знаю это, так как не раз натыкался на неё. Конечно, я оставался потом в сознании после встреч с ней, случайных, но сильнейшие ожоги до сих пор не заживали по всему моему телу.

Иду к двери, поворачиваю ручку и тоскливо замираю: опять закрыто, опять я чем-то провинился. Меня держат здесь уже больше полугода. Я знаю наверняка, сколько дней я здесь прожил, мои зарубки на деревянной кровати могут быть ошибочны всего на месяц, не больше. Просто мне стало тоскливо только через месяц лежания здесь. Как мне сказали, у меня генетическое заболевание, и я должен находиться под наблюдением врачей.

Голос из колонки прозвучал неожиданно.

— Арчер, сегодня никаких анализов. Ты сегодня отдыхаешь.

Счастливо улыбаюсь. Наконец-то. А то замучили этой сдачей анализов. Но голос вдруг ожил и спросил меня напряженно:

— Если хочешь, я могу составить тебе компанию для прогулки. Только условия у нас прежние. Согласен? — вкрадчиво спросил голос, маня меня свежим воздухом и… таким приятным запахом альфы.

Да, я девственник омега, и запах альфы для меня очень возбуждающ, я знаю, что потом, после этой прогулки, будет течка, и для моих девятнадцати лет это уже третья течка. Те две я пережил лишь с помощью сна, значит, они всё продумали и сейчас вызывают её у меня. Опять какие-то анализы вслед за ней последуют, как обычно. Меня снова обманывают. Зачем я им? Почему меня здесь держат? И поймали они меня именно из-за течки, так бы уже сбежал давным-давно.

Мой отец, основатель этой клиники, и главный врач тестировали на мне какое-то лекарство в надежде вылечить меня от нашей наследственной болезни. Так как отец планировал завести еще одного ребенка. И желательно, чтобы он был альфой. Так как именно омеги страдают от этой наследственной генетической болезни. Неизвестно, что будет с альфой, потому он и хочет перестраховаться. Ему плевать, что будет со мной. Мой второй отец не имеет права голоса перед ним.

— Нет, спасибо. Я не хочу гулять, а если и пойду, то без компании, одному мне значительно лучше гуляется.

Голос вздохнул.

— Ты не доверяешь мне? — спросил он холодно, киваю, с улыбкой глядя в огромное зеркало. За ним я вижу его. Они не знают, что я вижу сквозь зеркало и сквозь стены угадываю очертания. Это, видимо, последствия моей болезни, которую они ослабляли и пытались утихомирить, видя, как меня скручивает в жгут.

— Какая разница, что я думаю о тебе, Скаль, какая разница? Передай моему отцу, что я хочу домой.

Голос замолк и вдруг ожил через пять минут.

— Передал, но он сказал, что тебе необходимо много гулять. Скоро тебя выпишут, и ты заживешь новой жизнью. Мы стоим почти на пороге открытия. И этим обязаны тебе. Арчер, ты готов идти на улицу?

Киваю обреченно. Опять вранье. Но ведь они не отстанут. А гулять хотелось очень сильно. Из лифта для продуктов вытаскиваю одежду, что мне только что отправили с первого этажа, и начинаю медленно одеваться. Голос ожил вновь.

— Я уже готов, Арчи, а ты, кажется, наоборот, специально медлишь. Но я жду тебя. — весело дразнит он меня.

Заражаюсь на миг азартом и, быстро одевшись, встаю перед дверьми, сунув руки в наручники. Они неприятно щелкнули, и дверь открывается. Передо мной стоит очень красивый альфа — Скаль. Светлые волосы и взлохмаченный ежик на голове делают его лицо таким забавным. Там, внутри себя, я полюбил его с первого взгляда, как увидел, но потом он бил меня за тот первый побег, и я… я простил ему это, потому что моя течка началась следом. Он смотрит на меня весело и вдруг, протянув руку к моему лицу, гладит сначала по нижней губе, потом по скуле и тихо говорит:

— Я приготовил тебе сюрприз, мы пойдем к моему тайнику.

Я усмехаюсь, он продолжает ко мне относиться как к малышу. Запрет прикосновений ко мне от альфы нарушает лишь Скаль. И мне это нравится. Я никому не говорю, что он иногда меня трогает. А потом ночами я ласкаю себя, вспоминая, как он трогал меня везде.

Мы медленно идем вдоль забора, и я вижу в руках Скаля плотный пакет, а на плечах петли большого рюкзака.

— Мы надолго? — спрашиваю, внутри себя сразу возбуждаясь, представив на миг, что мы переночуем вместе. И там будет то, о чем я мечтал. Он кивает с улыбкой.

— Всё необходимое я уже перенес туда, а это… — он показывает на пакет: — это необходимая часть моего сюрприза, в рюкзаке еще один сюрприз.

Сердце сделало кульбит. Тихая осень давно уже волновала мое сердце, я жаждал потрогать эти мертвые листья, что шуршали под ногами, а вон тот цветок, который так и не увял, хотелось запечатлеть в моем альбоме. Я рисовал мелками и графитом, но это редко когда мне позволяли это делать.

— Почему ты остановился? Арч? — он очень близко подходит ко мне, когда мы уже пересекли два охранных круга. Я боюсь идти дальше. А вдруг снова будет удар током? — Арч, можешь идти рядом со мной. Не бойся.

Послушно двигаюсь за ним, и он, резко остановившись, надевает мне тонкую шелковую повязку, закрыв полностью глаза.

— А здесь я не хочу, чтобы ты видел, куда мы придем. Я понесу тебя.

С улыбкой позволяю ему поднять мое худое тельце и прижимаюсь, жадно вдыхая его запах. Он словно знает, что меня манит его запах, и тихо шепчет:

— После тех лекарств, что тебе давали, Арч, твой запах изменился и стал таким манящим. Ты ведь простишь за то, что я тогда тебя бил, не так ли?

— Да, я простил. Я был не прав, вы все желали мне только добра, а я чуть не сбежал.

Он хмыкает что-то и ставит меня на твердое покрытие.

— Всё, мы пришли. — он снимает у меня повязку, и мои глаза сразу слезятся от ослепительно яркого света. Он тотчас его приглушает и горделиво спрашивает:

— Ну, как тебе моя избушка? Хороша, не так ли?

Я осматриваюсь и киваю. Небольшое помещение. Толстое одеяло на полу и длинные перевязи к наручникам. Несколько плетей, что он достает тут же из пакета, заставляют моё сердце остановиться. Мне страшно, я стучу зубами от страха.

— Арч, ну ты что? Успокойся. Раздевайся и надевай наручники, как в клинике.

Киваю, затем, наоборот, мотаю головой.

— Ннненннадо… Скаль, прошу… пожалуйста… я не хочу… я ничего плохого не сделал.

Он шикает, прижимая меня к себе очень сильно, так, что я стону от боли в шее.

— Арч, успокойся и просто доверься мне, ладно?

Смотрю на него напряжено и зло. Зачем ему всё это?

— Скаль, отпусти меня, просто отпусти, и я никогда не приду к вам. Я исчезну из жизни своего отца.

Он раздевает меня сам и быстро застегивает на мне наручники.

— Арч, всё не так, как ты думаешь.

Он достает из рюкзака небольшую коробку, и я узнаю с трепетом в сердце упаковку готовых шприцов. Лекарства в них уже забиты, и это такая же коробка, что мне полагалась на курс лечения, как успокоительное после моего второго побега. Скаля тогда не было, у него был выходной. И мне всё время делали эти уколы. Они очень болезненные, потом после них даже лежать неудобно, не то, что стоять. Так и находился в подвешенном состоянии.

— Арч, всё будет отлично. Садись на стул, видишь, твои наручники пускают тебя вон до того стола. Просто не споткнись. Я переживаю за тебя.

Его слова заставляют мое сердце забиться. Я удивленно разглядываю преображенного альфу. Сейчас он голый, он быстро продевает свою голову в небольшой фартук и расправляет его по телу. Если он поворачивается, то я вижу его крепкие ягодицы. Он холодно говорит:

— Я приготовлю нам поесть, а ты будешь смотреть и помогать мне, ладно? Наручники не сильно должны мешать тебе. Давай, я раздену и тебя. А то голый тут один я.

Согласно киваю с тревожно бьющимся сердцем. Я мечтал, конечно, о нем, но что он задумал? К чему этот маскарад? Он снимает с меня наручники и быстро раздевает меня, иногда прикасаясь к моему телу очень интимно. Тут же мое тело предательски выдает меня. Мой член уже встал, и альфа усмехается.