Никого из этих людей, выкрикивающих приветствия и сжимавших плакаты, Эйва не узнавала. Она и сама бы не смогла объяснить, зачем так настойчиво высматривает в толпе знакомые лица. Вероятно, надеялась, что, заметь она кого-то знакомого, градус абсурдности происходящего тут же понизится.

– Их же не будет около дома, правда? – спросила она отца.

Тот смотрел только на дорогу. До сих пор никто не попытался их задержать, но шериф не мог отделаться от мысли, что рано или поздно кто-нибудь выскочит под колеса или прыгнет прямо на капот, как это показывают в новостях.

– Нет-нет, – ответил он торопливо и уверенно, словно ждал подобного вопроса. – Там должны были всех разогнать, едва мы приблизились к городу. Я предлагал подъехать с другой стороны, – добавил он, – ну, знаешь, вверх по Блэксмит-Роуд и потом через лес. Но накануне прошел ливень, так что ребята не захотели рисковать.

У обочины стоял мужчина, подняв над головой плакат: «ПОМОГИ И МНЕ ТОЖЕ». Шериф молча кивнул на него. Они с Эйвой проводили его глазами.

– Просто смирись с этим, дочка, – повторил Мейкон. – Так оно легче. Сперва все будет казаться странным, но потом волны обязательно улягутся. Это, что называется, скоротечное поветрие, понимаешь? Народ взволнован произошедшим, но пройдет немного времени, возбуждение спадет, и они вернутся к обычной жизни. Ничто не вечно.

– Все вечно, – тихо, словно отвечая собственным мыслям, а не отцу, произнесла Эйва. – Взрослые уверены, что все проходит, но это не так. Теперь благодаря Интернету ничего окончательно не исчезает, все где-то сохраняется. Все и навсегда. Больше ничего не пропадает бесследно.

– Хм-м… Глубокая мысль, – заметил Мейкон.

Он хотел использовать иное прилагательное, но понял, что начинает отвлекаться. Они уже почти покинули город. Небольшие строения и тесные улочки сходили на нет, вот-вот должны были показаться поля и рощи, окружающие Стоун-Темпл.

И вот они въехали на узкий горный серпантин, ведущий к их дому.

– Дома нас поджидает Уош, – сказал Мейкон шутливо-неодобрительным тоном.

– А мне-то что за дело?

– Да вы же как Бонни и Клайд с того самого дня, как впервые встретились. Зуб даю, тебя огорчило, что он не приехал со мной забирать тебя из больницы. Будь я юной девицей, и сам расстроился бы, если бы мой дружок не встретил меня после выписки.

– Никакой он мне не дружок, – покраснела Эйва.

– Предпочитаешь слово «возлюбленный»? Но разве современная молодежь так выражается? Звучит несколько старомодно, не согласна? – Он игриво пихнул дочь локтем. – Я ж у тебя старикан, и все такое. Не надеешься же ты, что мне удастся идти в ногу со временем? Это вы, нынешние, молодые да ранние, словно… – Мейкон запнулся, затем рассмеялся. – Хотел пошутить, да слово не могу вспомнить.

– А знаешь почему? – краешком губ усмехнулась Эйва.

– Почему?

– Потому что ты – старикан. – Она в свою очередь пихнула его в бок, и оба расхохотались.

Выехали за город. Улицы, запруженные людьми, исчезли, уступив место сельским пейзажам, горам, деревьям и небу, чья яркая послеполуденная синева уже начинала тускнеть, намекая на близость вялого заката.

– Эйва! – заорал Уош, едва она вышла из автомобиля.

Он, его бабушка Бренда и Кармен стояли на крыльце. Свет изнутри лился им на плечи. Уош так размахивал руками, словно они с Эйвой не виделись несколько месяцев. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не броситься ей на шею.

– Приветик, Уош, – спокойно сказала Эйва, с трудом устояв от того, чтобы не кинуться к другу.

Оказаться наконец дома и увидеть Уоша – было то же самое, что распахнуть окно в весенний дождь.

Однако рядом находилась ее мачеха, Кармен. Которая уже шла ей навстречу, чтобы первой обнять падчерицу. Кармен была беременна, беременна совершенно очевидно, и передвигалась медленной, утиной походкой. Среднего роста, с резкими, живыми чертами лица, она постоянно улыбалась, несмотря на сложные отношения с Эйвой, временами столь напряженные, что казалось – стены дома вот-вот треснут, не в силах долее сохранять целостность семьи. Родители Кармен были кубинцами. Она родилась во Флориде, но пришлось немало поездить по разным штатам, пока отец искал работу. В конце концов семья осела на Среднем Западе. Отец открыл автомастерскую, а Кармен после школы поступила в колледж в Северной Каролине. Окончив его, устроилась работать учительницей в Эшвилле, где и встретила Мейкона – темнокожего вдовца-шерифа, чей неисправимый оптимизм и улыбка ее пленили.

Несмотря на неприязнь Эйвы, не смирившейся с тем, что Кармен – не ее мать, оба они быстро стали необходимы друг другу. Теперь они были одной семьей, и все втроем пытались не унывать.

– Как же здорово, что ты снова дома!

Кармен крепко прижала к себе Эйву. Выпирающий живот мачехи колыхался между ними. Но не успела она заключить падчерицу в объятия, как та ловко вывернулась из них.

– У нас огромные планы на нынешний вечер, – как ни в чем не бывало продолжила Кармен, привыкшая к строптивости девочки. – Бренда сподобилась испечь пирог, а ты ведь знаешь, что она берется за стряпню разве что под дулом пистолета.

– В следующий раз я, пожалуй, возьмусь кухарить, только если кто-нибудь из вас помрет, – заверила, подходя к ним, Бренда – высокая и гибкая, как ива, женщина с короной рыжих волос.

При всей своей тонкости она была сильной и имела властный, даже царственный вид. Мейкон прозвал ее Мстительной павлинихой Пикок, хотя ему хватало ума не произносить это вслух в присутствии Бренды.

– Как ты себя чувствуешь, детка? – спросила та, в свою очередь обнимая Эйву. От нее пахло корицей.

– Почему все меня об этом спрашивают?

– Люди всегда так делают, когда не знают, что сказать, – без обиняков объяснила бабушка Уоша.

– С ней все в полном порядке, – заверил подошедший Мейкон. – А скоро будет совсем хорошо, – прибавил он.

Бренда еще раз обняла Эйву и сказала:

– Ну, чем бы это ни было, мы со всем справимся. Так что не волнуйся понапрасну, детка.

– Хорошо, мэм. – Эйва украдкой выглянула из-под руки Бренды.

– Вижу, тебе не терпится поболтать с Уошем, – заметила та ее взгляд и выпустила девочку из объятий.

Эйва с Уошем стояли под козырьком крыльца. Мальчик был еще бледен, однако выглядел вполне здоровым.

– Привет, – тихо сказал он.

– Надеюсь, ты не собираешься по новой демонстрировать мне свое пузо? Потому что, откровенно говоря, смотреть там особо не на что. Помнишь ту гигантскую зефирину из последних «Охотников за привидениями»? Так вот, один в один – твоя копия.

– Заткнись, – прыснул Уош.

– А мне потом кошмары снились.

– Заткнись! – повторил он и наконец обнял ее. От него пахло сосновой хвоей, травой и рекой.

– Ладно, хорош, – оборвал подошедший Мейкон. – Идемте за стол. Я есть хочу.

Ужин оказался мешаниной из сладостей, вредностей, разговоров о больнице и о происходящем в городе, о том, что пишут в Интернете насчет авиашоу, а также о том, сколько перепостов набрало видео.

Они не говорили лишь об одном, хотя все время ходили вокруг да около. О том, что именно произошло в тот день. Что и как тогда сделала Эйва. Почему она ни о чем не помнит? Неужто рана действительно просто затянулась? А Уош? На самом ли деле он выздоровел? Взрослые весь вечер упорно молчали, затолкав свое любопытство глубоко в глотки, будто диковинные шпагоглотатели.

После ужина Уош с Эйвой вернулись на крыльцо. Глядя на звезды, они слушали рассказы Мейкона, Кармен и Бренды, вспоминавших о том, каким был Стоун-Темпл прежде, – такое направление приняла беседа после обсуждения репортажей о «вторжении» в город орд приезжих.

– Тебе больно? – вдруг спросил Уош.

– А что у меня должно болеть?

– Ну, что-нибудь, – пожал он плечами. – Ты вроде как сама не своя.

– Такому заядлому чтецу следует выражать свои мысли несколько яснее, Уош.

– Чем богаты, – ответил он.

Тут на крыльцо запрыгнул сверчок. Замерев на истертых дубовых досках, насекомое уставилось на детей. Однако петь для них сверчок явно не собирался.