– Мамочка, я уверен, что все мои вещи упакованы самым тщательным образом и не забыта ни одна мелочь. И в дороге ничто не затеряется! Уверен на все сто.

– Не затеряется? Соломон! Что такое ты говоришь? Мы же отправляемся в плавание на одном из папиных судов! Конечно, там ничто и никогда не пропадет и не затеряется! Не вздумай повторить эту глупость при папе!

– Хорошо-хорошо, мамочка! Виноват. Но просто я уверен, что Пейшенс обо всем позаботилась как следует. Ты же знаешь, у нее все и всегда под контролем. Зачем же я стану путаться у нее под ногами?

– Не взваливай все свои дела на бедняжку Пейшенс! Поразительно! Ты – единственный из всех взрослых мужчин, кого я знаю, который все еще цепляется за юбку своей няни.

– А чем ей еще заниматься, как не заботиться обо мне? К тому же она любит меня!

– Да, я знаю! Она тебя любит! И ты ее любишь! Бедняжка! Благослови ее дни! Она сегодня проплакала весь день.

– Зато сможет хоть немного отдохнуть, когда мы уедем. Впрочем, едва ли… Пейшенс, она ведь такая! Ни минуты не может сидеть без дела. Но как бы то ни было, а расстаемся не на всю жизнь. Всего лишь на год. Двенадцать месяцев пролетят быстро, она не успеет и оглянуться. А потом все в нашей жизни вернется на круги своя, и мы заживем, как жили раньше, будто и не было никакой разлуки.

– Пожалуй, я прихвачу кое-что из закусок домой, для папы и Ди. Слишком много всего наготовила… Пару кусочков холодного мяса… Не пропадать же добру! – Джоан весело подмигнула дочери. Дескать, должна же ее работа приносить хоть какой-то дополнительный доход.

– Мама! Я сегодня еще встречаюсь с Барбарой. Так что ты возвращайся домой одна, а я подтянусь чуть позже.

– Но не слишком поздно! Ты же знаешь, папа этого не любит!

– Хорошо! Обещаю!

Джоан молча сунула в руку дочери пару монеток.

– Ты уверена, мама?

– Побалуй себя немного, детка!

Дот молча взглянула на монетки, лежавшие на ее ладони. С деньгами у нее всегда была напряженка! В доме с финансами туго. А надо бы купить пару новых чулок вместо тех, что она сегодня так неудачно порвала. Или последние журналы мод. Но Дот ведь прекрасно знает, как тяжело работает мать. По сути, она кормит всю их семью и тянет на себе весь дом. И против дружбы дочери с Барбарой она никогда не возражала! Дот взяла одну из монеток и положила ее обратно в карман матери.

Джоан растроганно улыбнулась.

– Ты у меня умница, детка! Как там твой сказочный герой говорит, главное в жизни – это любовь и удача. Получается, что все у нас не так уж и плохо, а? Во всяком случае, ты выдержала сегодняшний вечер! Пережила весь этот фарс!

– Да, все прошло более или менее! – согласилась с ней Дот. – За исключением того, что я шлепнулась на пол. Та еще сценка была…

– А новый жилец, этот мистер Арбутнот, он, по-моему, очень мил! Правда ведь?

– Пожалуй.

– Но весь такой правильный… и держится чересчур официально. Руку мне стал пожимать и всякие другие любезности оказывать. И подумать не могла! А ты?

– О чем подумать не могла?

– О том, что цветные могут быть такими.

– Какими «такими»?

– Да и сама толком не знаю. Я ведь раньше ни разу не сталкивалась с этой публикой. Но уж никак не ожидала, что темнокожий может быть таким обходительным и воспитанным, как нормальный…

– А что, эти люди ненормальные? По-твоему, все эти негры из другого теста сделаны? Успокойся, мама! Они такие же люди, как и мы.

– Хорошо, пусть так! Но все равно папе не стоит рассказывать и тем более повторять все те слова, которые ты только что сказала. Ты же знаешь, как он относится к неграм! – Джоан застегнула плащ и повязала на шею шифоновый шарф. – Приятного вечера, Дот! – попрощалась она с дочерью и, подхватив свою хозяйственную сумку с провизией для домашних, заторопилась на выход, чтобы успеть на автобус.

Дот осталась одна, все еще размышляя над словами матери. Разумеется, Сол нормальный человек, такой же, как все остальные люди. Богатые люди… Вот в этом он точно не похож на них с матерью. Их семье не грозит участь богатых людей. Никогда Симпсоны не будут жить в таких шикарных покоях, да еще с собственной кухаркой под рукой, которая в любой момент готова удовлетворить любой их каприз. И таких приемов в их честь никто не станет закатывать, и приглашать всех этих шишек на встречу с ними. А разве родители поощряли ее учиться игре на фортепиано, когда она была маленькой? Да никогда! Им и в голову не приходило, как это здорово – уметь играть на инструменте просто для собственного удовольствия. В любой момент сесть за рояль и подобрать любимую мелодию и даже напеть ее. Дот вышла на улицу. Холодная январская ночь, центр Лондона. И сами собой в ее памяти всплыли слова из песни.

Рег Симпсон не всегда бездельничал, просиживая домашнее кресло, как сегодня. Когда-то он работал на металлопрокатном стане, но потом болезнь вынудила его уйти с завода. Начались сильные боли в груди, возникли серьезные проблемы с дыханием. Временами одышка делалась такой сильной, что ее можно было унять лишь одним способом: спокойно сидя в кресле и не делая никаких резких движений. Единственная нагрузка, которую позволял себе отец Дот, – это сходить утром в небольшой магазинчик, что на углу их улицы, чтобы купить себе свежие газеты и курево. Или изредка, цепляясь ногой за ногу, Рег брел в букмекерскую лавку, где у него принимали небольшую ставку на заезд в очередных скачках. В результате все заботы по содержанию семьи легли на плечи трудяги Джоан, которая в полном смысле этого слова пропадала от темна и до темна в «Купеческом доме». Между тем Рег отнюдь не протестовал против такого перераспределения семейных обязанностей. Человек простой, он довольствовался простыми радостями и не жаловался на жизнь. Конечно, болезнь не доставляла ему особых удовольствий, но и на свою судьбу он не плакался, не сильно огорчаясь, что потерял роль главного кормильца в доме. Пожалуй, он вообще не комплексовал по этому поводу, как делали бы на его месте другие. Главное – чтобы его ужин всегда был на столе, жена всегда ждала его в постели, а обе его дочери были всегда рядом с ним и в хорошем расположении духа. А на все остальное ему было наплевать.

Дважды в год, обычно тогда, когда погода становилась особенно сырой и промозглой, у него случались особенно сильные приступы удушья. Тогда его укладывали в постель, накрывали дюжиной пледов, а Джоан носилась вверх-вниз по лестнице, как угорелая, подставляла ему тазики и миски, куда он сплевывал, отдышавшись и отхаркиваясь, сгустки крови. А она в это время гладила его посеревшее лицо и вообще возилась с ним, как с больным ребенком. Джоан любила мужа, и все эти хлопоты были ей не в тягость.

– Ты куда? – строго спросил Рег, не отрываясь от чтения очередной газеты. Голос его всегда звучал немного приглушенно, возможно, из-за постоянно торчащей во рту сигареты, которую он не считал нужным вынимать изо рта, когда разговаривал. Большинство своих разговоров с отцом Дот вела именно так: поверх его любимой газеты «Стэндарт». А еще чаще она разговаривала даже не с отцом, а с книжкой, которую тот держал в руках, сидя в кресле возле камина и повернувшись к ней спиной. Джефф Хэрст, Дэвид Лоренс, Гарольд Макмиллан. Так, глядя в обложку очередной книжки, в чтение которой был погружен отец, Дот отчитывалась ему о том, как прошел ее день, спрашивала, надо ли кормить малышку Ди и сделать ли ему чашечку свежего чая.

Дот всегда внимательно следила за тем, что и как говорить отцу, контролируя буквально каждое слово. Вот и сейчас!

– Я собираюсь в Вест-Энд. Мама упросила меня провести экскурсию по «Селфриджез» для их новых жильцов. Им, видите ли, просто позарез хочется попасть туда!