- Вот что, братан, позови-ка к телефону Пионера.

- Он сейчас не может подойти. Мы ему дали успокоительное, и он отдыхает.

Советник тронул за плечо Гангута и шепнул:

- Пусть представится.

- Значит, так, братан, погоняло у тебя есть?

- Договоримся - скажу.

- Так не договоримся.

Настало молчание. Видимо, собеседник бригадира раздумывал или с кем-то консультировался.

- Канат - мое погоняло, - раздалось наконец в трубке. - Знаешь такого? Я - из братвы Хурала.

Бригадир тут же услышал шепот Окуня:

- Без Пионера - никаких переговоров.

- Слушай сюда, Канат. Перезвони, когда Пионер проснется. А пока нам базарить не об чем.

- И Гангут разъединился.

Советник опять достал свой ноутбук и, повозившись с ним с полминуты, объявил:

- Действительно есть Канат в братве Хурала. Слышал о Хурале?

- Это таджик, что ли. Он вроде бы наркотой промышляет.

- Точно.

- А ты думаешь, этот Канат себя в натуре обозначил? Может, туфту задвинул?

Окунь ответил не сразу. Завел мотор, разогнался до ста километров на спидометре. Лишь потом начал говорить. Медленно, обдумывая каждую фразу.

- Канат - бригадир Хурала. Очень похоже, что именно он тебе звонил. Дело в том, что ни одна московская группировка сейчас не будет вступать в открытый конфликт с балаковцами. Слишком рискованно - что бы там ни стояло на кону. Московские братки и без того имеют чересчур хорошие бабки. К тому же все они, в основном, работают почти легально, их офисы хорошо известны. Короче, московская братва слишком уязвима для ответных действий. Ни один столичный авторитет не станет рисковать своим солидным, устоявшимся бизнесом и подставлять лоб под пулю киллера ради будущей, а значит, проблематичной выгоды.

- А почему же Хурал может так рисковать? Почему его бригадир себя перед нами раскрывает?

- Канат считает, что произведет на нас впечатление именем Хурала. Мол, не шантрапа какая-нибудь звонит, за свой базар отвечает. А Хурал со своими братками могут чувствовать себя в относительной безопасности, потому как нам - я имею в виду всю балаковскую группировку - добраться до них сложно. Они ведь - транзитчики. Не имеют каких-то значительных интересов в московском регионе, не имеют и легальных офисов. Хурал вырос на поставках афганского героина и таджикского гашиша в Европу. Москва для него перевалочная база, а не серьезный рынок. Считается, что и среди столичных ментов у него нет надежной опоры.

- Значит, Финк вложил балаковские бабки в афганскую наркоту, - сделал вполне логичный вывод из услышанного Гангут.

- Вполне возможно, но Хурал теперь занимается не только наркобизнесом. Он перепродает контрабандные драгметаллы, торгует оружием и даже, поговаривают, ядерным сырьем. Кстати, именно его братва была замешена в шумном скандале с красной ртутью.

- А это что еще за хренотень?

Вопрос остался без ответа, поскольку Окунь сам ничего толком не знал о красной ртути. Он стал развивать свою мысль дальше:

- В какой-то из этих товаров и мог вложиться Финк - видимо, Хурал пообещал ему очень серьезную прибыль. И вот этот товар попросту исчез, потому-то хураловские братки и зашебуршились. Они считают - кто сдал Финка, тот и украл товар. Что ж, мысль перспективная.

- А тот, кто сдал кассира, не мог попросту забрать его деньги и свалить с ними куда подальше?

- Финк - не такой человек, чтобы держать капитал под матрасом. Конечно, он искал возможность выгодно его вложить. И вот вложил на свою задницу.

- Так что мы теперь делать будем?

- Можно, конечно, позвонить Прохору и обо всем ему рассказать. - Губы Окуня тронула легкая усмешка.

- Брось, Советник, - мы слишком далеко зашли, - поморщился бригадир.

- Я рад, что ты это наконец понял. Вопрос: что мы все-таки ищем? Финка или его капитал?

- Конечно, бабки, - живо отозвался Гангут. - Без разницы в наличке они или в товаре. Но лучше все же живые баксы.

- Это уж как карта ляжет, - пожал плечами Окунь. - На украденные балаковские деньги можно, казалось бы, выйти через Финка, но почему-то у хураловцев это не получается. Так что более нет смысла искать похищенного из твоей "ракушки" кассира. Нам он уже не нужен, даже если Канат предложит обменять его на Пионера.

- А что все-таки с Пионером? - встрепенулся бригадир.

- На этот вопрос ответа пока нет, - покачал головой Окунь и вырулил на Минку. - Но сдается мне, что-то с Пионером у хураловцев не сложилось...

Тут снова зачирикал сотовик Гангута. Советник опять-таки тормознул и вместе с бригадиром приложился ухом к трубке.

- Гангут?

- Ну...

- Говорит Канат. - Теперь голос хураловского бригадира звучал очень решительно и даже угрожающе. - Этот твой Пионер не ответил нам на некоторые дополнительные вопросы. Пришлось с ним расстаться. Его останки можешь подобрать на дороге, что идет от Минки к Арканово. Не советую тебе вести себя нами так же, как твой братан. Итак, кто сдал Финка?

Советник выхватил у ошеломленного Гангута трубку и сурово, но вместе с тем спокойно произнес:

- За Пионера ты ответишь, Канат. А тот, кто сдал Финка, уже отправился вслед за Пионером. Товар теперь у нас. - Он разъединился и успокоительно похлопал бригадира по плечу: - Не волнуйся, они больше не позвонят.

- Слушай, Советник, - с трудом разжал губы бригадир, - а ведь тело Пионера должно лежать где-то на шоссе, которое мы только что проехали...

- Вот именно. Мы все равно его уже проехали, - равнодушно вымолвил Окунь и надавил педаль газа. Он подозревал, что мужик, сбитый им на дороге, мог вполне оказаться Пионером, каким-то чудом вырвавшимся из цепких лап хураловцев, но не стал делиться этой своей догадкой с бригадиром.

Помрачневший Гангут долго молчал и наконец произнес:

- Я тебе уже раньше говорил, что лишний ствол нам не помешает. Теперь он, думается, нужен еще больше. Давай я позвоню Куцему, вызову его к нам.

- Дело в том, Гангут, - с расстановкой сказал Советник, - что Куцый единственный оставшийся в живых человек, который точно знал, где находился в прошедшую ночь Финк... Не считая, конечно, тебя самого...

15

Митин и Курский

Курский вернулся в комнату, где проходила работа по составлению композиционных портретов.

Их конструктор между тем полагал: его миссия закончена, а потому всем присутствующим следовало освободить помещение, тем более что личные амурные! - обстоятельства вынуждали его пораньше свалить сегодня со службы. Понукать он Митина не решался, но бросал в его сторону нетерпеливые взгляды.

Старший лейтенант по укоризненной мимике дизайнера в принципе понимал, что тот от него хочет, но уходить не торопился, поскольку не знал, как дальше поступить с задержанным. Потому-то при появлении Курского Костя не смог сдержать вздох облегчения: он в затруднительных случаях охотно перекладывал свои служебные функции на его плечи, а лейтенант столь же охотно брал их на себя.

Вот и сейчас Сергей, быстро разобравшись в ситуации, приоткрыл дверь комнаты и скомандовал находившемуся в коридоре охраннику:

- Прапорщик! Отведите задержанного в камеру!

При этих словах Павел Семенович спал с лица. Испытав шок при обнаружении гаишником трупа в его автомобиле, он на данный момент уже совершенно расслабился, поскольку чувствовал лояльное к себе отношение начальника РУВД.

И вот приходит какой-то сопляк и вдруг отправляет его в камеру!

Вообще-то его предупреждал Коля Сбитнев, что придется посидеть некоторое время в ихнем изоляторе. Но сказал он те слова совсем с другой интонацией, нежели этот мальчишка! Лейтенант Курский, как он представился в недавнем разговоре с Павлом Семеновичем, и смотрел-то на несчастного пенсионера совсем по-другому. Во взгляде Коли Сбитнева читалось сочувствие к жертве, а в глазах лейтенанта - холодное презрение к преступнику. Так, по крайней мере, показалось Павлу Козлову.