Зайдя в комнату, Вера почувствовала: сестра не спит. Она села на диван, нашла Катину руку.

– Привет.

– Привет, я тебя ждала.

– Хочешь чаю?

– С вчерашним пирогом?

– Можно и с пирогом.

Вера притащила с кухни чайник, тарелку. Сидя с ногами на диване, Катя ела прямо руками, облизывая пальцы. Ей казалось, что она снова оказалась в детстве, если и хотелось о чем-то говорить, то только о тех днях, когда они жили все вместе.

– Знаешь, Вер, я тоже хочу такие же волосы, как у тебя, надоело быть рыжей.

– Это проще простого, у мамы даже краска есть, я утром тебя покрашу.

– А давай сейчас, чего ждать до утра?

Вера обреченно покачала головой – похоже, сон сегодня откладывается, и, добродушно ворча насчет дитя, которое лишь бы не плакало, пошла в ванную. Через полчаса Катя уже сидела на стуле с намазанными краской волосами и рассматривала бумаги на Верином столе.

– Ой, что я нашла! – она вытащила пластиковую папку с двумя довольно неумело нарисованными картинками. – Это же мы с Сенькой рисовали свои мечты! Ты их до сих пор хранишь? Надо же, какими дураками мы тогда были! Я хотела выйти замуж за миллионера. Ага, прямо выстроились миллионеры в очередь! А ты? Помнишь, Вера, ты хотела стать учительницей. Как же – учительницей! Мама с детства видела нас врачами и никем больше.

– Дай сюда!

Вера взяла у сестры папку, села в кресло и положила рисунки на колени. Как же давно она их не видела! И Сеня… Как давно она не видела Сеню!

Ей было двенадцать, Катерине десять. Стояло лето. По утрам солнце уверенно затопляло комнату. Занятия в школе закончились, и можно было наслаждаться законным бездельем. В тот день Катя со Славкой и Костиком, верными друзьями, как обычно, возились в зарослях сирени возле дома. Вера сидела и листала книгу тут же, на скамейке. Она была так поглощена этим занятием, что очнулась только от толчка в бок и шепота сестры:

– Глянь, какой урод!

Мальчик и правда был странным: невысокого роста, толстый, с приплюснутым лбом, нависающим над маленькими прищуренными глазками, с оттопыренными ушами и редкими, словно прилипшими к голове, волосами. Выйдя из подъезда неуверенной и оттого казавшейся неуклюжей походкой, он плюхнулся рядом с Верой.

Видно было, что ему хочется присоединиться к компании, хохотавшей в кустах, но он не решался.

Вечером девочки наперегонки рассказывали родителям о том, как прошел день.

– Наш новый сосед – такой урод! Фу! – поморщилась Катя, плюхаясь рядом с мамой на диван.

– Никакой не урод, – возразила мама, – просто не такой, как все. – И она с улыбкой потрепала Катю по торчащим вихрам.

– А какой? – настаивала девочка.

– С синдромом Дауна. У него лишняя хромосома, поэтому он не похож на обычных людей, – сказал папа, отложив газету.

Мать кинула раздраженный взгляд на отца.

– Как хорошо, что ты отказался преподавать в институте, бедные студенты… Девчонки же не знают, что такое хромосомы.

– Не знаете? – удивился отец и с недоверием посмотрел поверх очков.

Сестры дружно закивали головами, и папа пустился в долгие и непонятные объяснения.

– Он больной? – наконец, не выдержав, перебила Катя.

– Нет, не больной. Немного по-другому устроен, но это не значит, что он плохой человек.

Утром Вера побежала в библиотеку к тете Гале.

– Дайте мне что-нибудь про хромосомы.

Библиотекарша давно не удивлялась запросам любимой читательницы.

– На, держи, – она дала девочке увесистый том энциклопедии и несколько медицинских журналов, в которых Вера обнаружила дискуссию ученых: могут ли дети с синдромом Дауна жить полноценной жизнью.

Несмотря на определенные трудности с терминологией, тема захватила ее – еще бы, ведь предмет обсуждения не был каким-то абстрактным человеком, он жил с ней в одном дворе! Вере казалось, что сама судьба дает в руки замечательный шанс – проверить на деле то, о чем пишут в книгах. Почему-то вспомнились рассказы о врачах, испытывавших на себе новые вакцины. А еще было жалко мальчика, к которому судьба оказалась настолько несправедливой.

Возвращаясь домой, Вера увидела на скамейке возле подъезда нового соседа.

– Привет, – она села рядом с ним, – меня зовут Вера.

Он заулыбался, смешно наморщив лоб. Маленькие глазки превратились в щелочки с торчащими в разные стороны ресницами.

– А я Сеня, можно я буду с тобой дружить?

Вера не могла вспомнить, как первый раз попала домой к Сене. Комната мальчика поразила полным безличием: узкая, идеально заправленная кровать, шкаф, абсолютно пустой письменный стол, стул. И больше ничего. Ничего, говорящего о том, что в этой комнате кто-то живет. У Веры повсюду громоздились книги: на подоконнике, на столе, на кровати, на полу. Половина Кати изобиловала мягкими игрушками и портретами знаменитых красавцев. Здесь же все было абсолютно пусто и напоминало больничную палату. Напрасно глаза скользили по идеально гладким стенам в поисках хоть какой-нибудь зацепки.

– А где твои игрушки, книги?

Сеня улыбнулся жалкой, беззащитной улыбкой.

– Ты любишь читать? – настаивала Вера.

Мальчик пожал плечами. Разговор явно не клеился. Сеня сидел, втянув голову в плечи и сжав руками колени так сильно, что короткие пальцы побелели.

– Я не знаю, – наконец сказал он.

В это время из магазина вернулась Сенина мама. Увидев Веру, она очень обрадовалась.

– Ты, наверное, Верочка? Как хорошо, что ты зашла, а то Сеня приболел немного. Знаешь, он очень много о тебе рассказывает. Пойдем, поможешь выложить покупки.

Вера поняла, что женщина хочет поговорить наедине, и проследовала за ней на кухню.

– Садись. Хочешь чаю, кофе?

– Водички, если можно, – попросила Вера, усаживаясь на табурет и оглядываясь по сторонам.

Кухня была такой же, как Сенина комната, – больнично-безликой. Налив стакан воды, женщина села напротив. Она была немолодой, какой-то уставшей, печальной, с потухшими глазами и опущенными уголками рта.

Ее звали Натальей («Просто Наташа, можно без отчества»). Лет до семи у Сени было много друзей. Дети любили его за доброту и веселый характер. Он смеялся так, что все вокруг начинали хохотать, забывая про мелкие распри и ссоры. А потом друзья пошли в школу. Наташа тоже отвела сына в специальный интернат для детей с синдромом Дауна. Что случилось со среды, когда сияющий Сеня с букетом разноцветных астр остался в классе, до пятницы, когда после работы она пришла забрать его на выходные домой, мать не знала. Но веселый, добрый, заразительно хохочущий мальчик превратился в бледного напуганного зверька. Выйдя из спальни, он бросился к матери, уткнулся лицом ей в колени и зарыдал так безутешно, что у Натальи заныло сердце.

– Сынок, ну что ты! – повторяла мать, гладя его по вздрагивающему затылку.

– Мамочкин сынок, соскучился, – прокомментировала поведение ребенка вышедшая из спальни воспитательница. – Вы не волнуйтесь, привыкнет. Ему тут лучше, чем дома.

Женщина Наталье не понравилась. Какая-то она была неестественная, и улыбка, кривившая ярко-красные губы, казалась фальшивой. «Может, это просто ревность материнская?» – пришло в голову. По дороге домой она пыталась расспросить Сеню об интернате, но тот упорно молчал.

За выходные мальчик немного успокоился, но когда в понедельник утром Наталья разбудила его, Сеня вновь расплакался. С трудом удалось матери уговорить его одеться и пойти в школу.

– А вот и наш Сеня! – встретила их воспитательница и, обращаясь к Наталье, прошептала: – Уходите, мамаша, уходите.

Наташа почувствовала, как сын стиснул ее руку.

– Пойдем, скажи мамочке «До свиданья», – воспитательница протянула руку, Сеня схватился обеими руками за мать и забился в истерике. С трудом оторвав от себя сына, Наталья оттолкнула его и, выскочив из комнаты, прижалась к холодной стене. Плач сына стал глуше – она поняла, что его увели в другое помещение.