- А что, эти люди - поедут с нами?
- Нет, этих людей прикомандировал ваш друг поручик Петцольд ... Но я вооружён и не боюсь никого.
А фон Вембахер, наверное, спрашивал Анну:
- Как вы переносите долгую езду на автомобиле?
- Я переношу всё, - был ответ, наверное.
Возможно, они обсуждали также средства временного бальзамирования тела Профессора. По крайней мере, они возились с какими-то пузырьками, с благовониями и умащиваниями. Машина фон Вембахера, по-любому, статью и фактурой напоминала танк; уж как-нибудь можно было разделить ложе с покойником. Но спроси Конрада - каковы интерьер и внутреннее устройство этой машины - он не смог бы ответить. Он никогда в жизни не ездил на джипе. Только на БМП, разве что. И шанс получше присмотреться к джипу упускал. Да, он стоял и мёрз так, чтобы всё видеть и быть всем видным, но в зоне видимости ничего не замечал. Он всё ждал, что кто-то подойдёт к нему и скажет: "Всё, мотай отсюда" или - что очень вряд ли - отдаст приказания по содержанию дома Клиров в чистоте и порядке, но ни одна живая душа его не замечала. И только когда фон Вембахер натянул на голову башлык, а Анна застегнула последнюю пуговицу, когда бравые молодцы попарно вышли за калитку и завели там свою машину, испуганный Конрад сам едва ли не подбежал к авто фон Вембахера.
- Анна, - торопливо и жалобно спросил Конрад. - Вы ещё вернётесь?
Спросил маленький мальчик, которого мама оставила одного с пустым холодильником и сломанным телевизором. Целый день лелеял другие вопросы, а задал, блин, именно этот.
- Бог знает, - ответ как всегда на ходу, через плечо.
Послышался визг тормозов и рокот отбывающей госбезопасной машины. Анна и перевозчик Харон, назвавшийся фон Вембахером, тоже выехали за калитку, и через пару секунд перевозчик затворил дверцу, словно внутри никого и не было.
Профессор Клир отправился в последнее путешествие.
По замёрзшему морю приезжала на Остров рябая почтальонка Мария. На собаках привозила газеты за весь осенний период.
Войска Южного фронта успешно держат оборону на жизненно важных артериях, снабжающих Столицу картофелем и героином. Правительство объявило всеобщую мобилизацию в связи с ощутимыми потерями в федеральных ВС. Потери мятежников исчислению не поддаются - в районе деревни D*** 24 октября зафиксировано сплошное кровавое море площадью более 500 гектаров. В связи с недостатком обычных боеприпасов федеральные силы вынуждены использовать химическое и биологическое оружие.
Боевой дух воинов-федералов не сломлен. Так, в районе разъезда C*** для бойцов проведена грандиозная дискотека с широким привлечением женского населения окрестных деревень; обошлось двумя погибшими и девятью ранеными.
Пенсионеры столичного региона обречены на голодную смерть. Каждая их попытка дойти до продраспределителя заканчивается нападением агрессивных групп несовершеннолетних, которые отбирают у стариков и старушек все приобретённые продукты. Попытки возбудить уголовные дела на корню пресекаются родителями подростков, подносящих взятки следователям и полиции. Нападения стаек детей от 10 до 13 лет на только что отоварившихся пенсионеров зафиксированы и в других регионах. До суда ни одно подобное дело не дошло.
В Z*** за истекшее лето обрушились, в связи с обветшанием, 11 жилых домов. Заведены уголовные дела; версии терактов исключаются. Пополнение жилого фонда затрудняется из-за низкой квалификации строительных рабочих - большей частью, выходцев из южных регионов.
В Столице де-юре распущена ассоциация библиотек; сами библиотеки де-факто закрылись одна за другой - из-за отсутствия читателей и желающих работать в книгохранилищах за гроши.
Вместе с тем все редкие и ценные издания, по данным редакции, разворованы и проданы за границу. В последнее время библиопираты охотятся за книгами, изданными сорок - пятьдесят лет назад: они уже сделались раритетными.
Подобная судьба постигла и архивы. Лишь Центральный Архив Органов Внутренних Дел (ЦАОВД) ещё продолжает влачить своё существование, но и в нём уже не осталось заслуживающих внимания документов. Главными расхитителями, как обычно, выступают сами сотрудники Архива.
В Атлантическом союзе прошли празднества, посвящённые десятой годовщине легализации гомосексуальных браков. Во всех крупных городах стран Атсоюза прошли детские гей-парады, финансируемые из муниципальных бюджетов. Население городов приветствовало марширующих детей флагами и транспарантами. В столицах стран - членов Атсоюза - проведены балы для гомосексуальных пар; их транслировали в прямом эфире все ведущие телеканалы. Президент Атлантики Ленгстон Нкогва обратился к танцующим с торжественной речью, в которой пообещал искоренять последние пережитки гомофобии и добиться роста регистрации однополых браков, так как семейные ценности для демократического общества - превыше всего.
СЕЗОН ТРЕТИЙ
ЗИМА
13. Не Человек
Зима - такое время, когда даже закоренелые романтики, что земли ногами не касаются, перестают ждать всадников.
В жаркие страны свалила в отпуск синяя птичка. Сладко дремлет подо льдом золотая рыбка. Надёжна охрана у заточённой в хрустальный дворец заколдованной царевны. Балом снежинок правит Снежная Королева, дама, чуждая сантиментов; метафизическим холодом веет из-под её заиндевелых ресниц. Муж её, озорной позорник воевода Мороз щиплет заблудшие души за облупленный нос.
Чахоточные романтики - фанатики лишений и страданий - покорно гасят фонарики. Массами мрут они в нетопленых мансардах. Удел уцелевших - каталепсия. Мышление заторможено, либидо понижено, кровь в жилах створожена. Тревожность притуплена, обострён лишь хронический гайморит. Образ жизни - медвежье-берложный. Сквозь окно в узорчатом кружеве глядим завороженно на осторожное скольжение замороженных прохожих в неуклюжих одёжах. За окном то мятежно-вьюжно, то нежно-белоснежно. Сглажены острые углы - природа стремится к округлости форм.
Зимой мир не нуждается в инъекциях нашей фантазии, он - есть наша фантазия. Уютная ирреальность радиаторов, каминов и батарей превращает нас в правоверных солипсистов. И на кой чёрт сдались нам эти всадники? Нет смысла навострять уши... разве что лыжи. Нет смысла вглядываться в безнадёжную даль... разве что в бездонную глубь собственного "я". Овчинка выделки не стоит... и небо-то с овчинку, кажется...
В это время года золотушный заморыш в полушубке овчинном и больших рукавицах милей сердцу, чем огнесердый рыцарь в сверкающих латах. И обязанности химерических крылатых коней исполняет даже не Сивка-Бурка, даже не Конёк-Горбунок - дай-то Бог протрюхает лядащая лошадёнка, везущая хворосту воз. Зимой хворост - лучшее лекарство от любых хворостей. И хлеб насущный - Духа Святого насущней. И не столь актуален Свет Небесный, как лампочка Ильича или лучина.
Зима ведь. Время лежать на полатях, класть зубы на полку, сосать лапу. Время истощения любых дерзаний. Любое воплощение на точке замерзания.
И сквозь призму солипсизма, в коллапсе каталепсии не распознать, что наидерзейшие замыслы латентно, подспудно зреют себе под белым покрывалом. Невдомёк нам, что тёплая журчит вода под толстым слоем льда. И до нас не доходит, что в лесу, под корягами хороводят гномы под музыку Грига. И что под сугробами эльфы варят эль и брагу. И на блошиных тройках лихачат под подушками тронутые тролли.
Теперь на беспризорном Острове Традиции остался один-одинёшенек - Конрад Мартинсен - не из породы закоренелых романтиков, обычный заземлённый злюка. Он не имел намерений призирать ни за Островом, ни за Традицией, и никаких вообще.
