Что касается советского права периода нэпа, то его перспективы Рейснер связывает с ожиданием "мировой революции". В определенной мере с этим ожиданием, по его мнению, связано и пролетарское отвращение к праву. "Такой тенденции, — поясняет он, — способствует, конечно, и его революционное положение, так как, естественно, взрыв социальной революции в Европе необходимо приведет к крайнему обострению классовой вражды и к периоду полного отрицания всякого права"[331].
В целом же Рейснер разделяет и по-своему развивает марксистское представление об "отмирании" права при коммунизме. Так, он отмечает, что с преодолением фактического неравенства исчезнет противоречие между фактом и правом, экономической действительностью и построенной над ней идеологией. На смену праву как идеологической форме придет свободное от идеологических искажений "научно-техническое выражение" общественных отношений "без малейшей примеси какого бы то ни было субъективизма, преломления или извращения"[332].
Вся история права — это, по Рейснеру, "история его угасания"[333]. При коммунизме оно угаснет навсегда. "Формула, которая экономически и реально обеспечит неравное каждому неравному и притом обеспечит без всякого спора и субъективного домогательства, точно так же как без компромисса, венчающего своей идеологией договора реальное соотношение борющихся сил, эта формула убьет право”[334].
Данная формула ("неравное каждому неравному") восходит к положению Маркса о том, что для преодоления фактического неравенства "право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным"4. Но тут получается порочный круг. Поскольку под "равным правом" имеется в виду формальное равенство (т. е. сам принцип всякого права), то ясно, что в таком смысле "неравное право" — это не только не право, но и вообще нечто нереальное и невозможное. Кроме того, очевидно, что понятие "неравенство"("неравное право" у Маркса, "неравное каждому неравному" у Рейснера и т. и.) имеет определенный, верифицируемый, рациональный смысл лишь постольку, поскольку вообще есть равенство, т. е. опять же — правовое начало, принцип права.
Вся эта несуразица порождена попыткой выразить коммунистическую мифологему "по потребностям" в юридических категориях "равенство" и "неравенство" — как "фактическое равенство", "неравное" право, "неравное каждому неравному" и т. и. Равенство и соответствующее (производное от равенства) неравенство — это всегда только формальное, формально-правовое явление (правовой принцип равенства и соответственно — неравенство уже приобретенных прав различных субъектов), т. е. противопонятие "фактического"[335].
Фактическое же само по себе — вне и без права — это лишь хаотический поток различий, не упорядоченных в форме правового равенства и неравенства. Поэтому т. и. "фактическое равенство" имеет лишь негативный смысл — отрицание формального равенства, т. е. права. Никакого другого (позитивного) смысла в коммунистическом "фактическом равенстве" нет, если не считать таковым миф об удовлетворении людей "по потребностям" (но и тут речь идет лишь о фактических различиях).
При всем своеобразии рейснеровской классово-психологической концепции права она в основных и главных своих чертах и подходах остается в общих рамках марксистского отношения к праву.
Его классовое перетолкование интуитивного права фактически отвергает основание и суть психологического правопонимания вообще — индивида с его правовой психикой, правовыми притязаниями, эмоциями и т. д. Отметая все остальное в психологическом учении о праве как ему, марксисту и пролетарскому идеологу, чуждое и ненужное, Рейснер берет из этого учения лишь представление о том, что у "субъекта" может быть правовая психика (правовой способ "переживания", отражения и выражения реалий), и в качестве таких "субъектов" признает лишь некие коллективные, вторичные (по отношению к человеческим индивидам) образования в виде общественных классов, родовых групп и т. д. Право и правовую психологию, исходно и принципиально увязанную в психологической теории права с индивидом, он в духе марксистских представлений приписывает классам и выдает за правовую идеологию.
Помимо некорректности подобного отождествления правовой психологии с правовой идеологией, следует отметить, что преодоление индивида как субъекта права в рейснеровской концепции класса—субъекта права по сути дела означает не просто игнорирование субъективных прав индивида, но и отрицание права вообще, поскольку без индивида как исходного, опорного, определяющего и формообразующего субъекта права в принципе невозможны ни другие (вторичные и производные от индивида — субъекта права) субъекты права, ни право как специфическое явление с отличительным принципом формального равенства людей и связанной с ним справедливости.
Ведь равенство, признаваемое также и Рейснером в качестве отличительной особенности права, имеет смысл лишь постольку, поскольку речь идет о формальном равенстве фактически различных индивидов, о правовом равенстве людей как формально свободных и независимых лиц. Только на уровне индивидов и лишь применительно к индивидам вообще может быть сформировано и конституировано то формальное равенство, которое и есть принцип, смысл и суть права и вместе с тем единственно возможная всеобщая форма свободы индивидов.
То, что Рейснер называет субъективным классовым правом, правовым притязанием или требованием класса, — это лишь вольный перенос на "классовый интерес", "волю класса" и т. д. (в традиционном марксистском понимании) внешней, словесной юридической конструкции "субъекта права". Но поскольку в процессе такой экстраполяции отвергается основной юридический смысл данной конструкции (исходная правосубъектность индивидов), постольку, и рейснеровское классовое интуитивное право (субъективное право класса), а вместе с ним общее (объективное) право оказываются "правом" лишь по названию, по далекой аналогии с тем настоящим правом, для которого исходным, основным, непременно признанным субъектом является индивид.
Конечно, классовые требования, интересы, притязания и т. д. могут быть оценены и с точки зрения права, но сами по себе эти интересы, требования, притязания, волевые акты не являются правовыми; исходно они — не источники и не прирожденные носители права, и не они порождают право. Равенство (и связанная с ним справедливость) как критерий права может быть лишь извне (из принципа формального равенства свободных и независимых индивидов) привнесено в т. и. субъективное классовое право, соотнесено со сферой т. и. интуитивного классового права, распространено на нее, но в самой этой сфере рейснеровского одностороннего классового права или двустороннего общего права как компромисса различных классовых прав, т. е. вне и без отношений свободных и независимых индивидов, принцип права (и вместе с тем критерий его отличия от неправа) не может быть порожден, сформирован, конституирован.
Своим антииндивидуализмом Рейснер одновременно подрезает правовые корни своего интуитивного классового права, а вместе с ним и общего права. Таким образом, и его своеобразное классовое правопонимание на поверку оказывается правоотрицанием, в данном случае — фактическим отсутствием (и принципиальной невозможностью) в рейснеровском классовом интуитивном праве того специфического, специально правового критерия (принципа формального равенства), необходимость которого для всякого права он в общем виде декларирует и постоянно подчеркивает.
