Отсутствие таких условий в постсоциалистической России (сегодня и в достаточно долгой перспективе) порождает большой разрыв между соответствующими конституционными положениями и фактически складывающейся действительностью. Избранный курс преобразований (на путях "разгосударствления" и приватизации бывшей социалистической собственности) привел пока что не к капитализму, а к весьма неразвитым, докапиталистическим (добуржуазным) социальным, экономическим, политическим и правовым формам и отношениям.
Когда идеологи перехода от социализма к капитализму говорят о разгосударствлении и приватизации собственности, то при этом как бы само собой разумеется, будто речь идет об изначальной собственности государства и о ее разгосударствлении, а не о достоянии народа, не о десоциализации бывшей общественной социалистической собственности.
Получается любопытная картина. С одной стороны, постсоциалистическое государство присваивает и по-настоящему превращает в свою собственность основной итог социализма — социалистическую собственность. С другой стороны, это же государство, как бы не желая иметь ничего общего с кровавым прошлым (кроме, разумеется, претензий в отношении созданной на этой крови социалистической собственности), делает вид, будто социализм здесь ни при чем и социалистическая собственность появилась без социализма.
Чтобы отвергнуть социализм на будущее, его наличие наши реформаторы отрицают и в прошлом. В русле такого несерьезного отношения к социализму любые реформы обречены на деформацию и неудачу. И прежде всего потому, что социалистической собственности, не отягощенной социалистическими долгами и постсоциалистическими ожиданиями вернуть их, не бывает.
Главным и определяющим фактором всего процесса постсоциалистических преобразований стало действительное огосударствление социалистической собственности. В этом — суть дела, все остальное (в экономике, политике, законодательстве и т. д.) — следствие. Данное обстоятельство заслуживает тем большего внимания, что оно, как ни странно, до сих пор не осознано обществом.
Это огосударствление общественного достояния, официально названное разгосударствлением, было компенсировано тем, что каждый получил по ваучеру, разрекламированному в качестве воплощенной гарантии "равных стартовых возможностей" для движения от социализма к рыночному обществу и надежного средства широкой "народной" приватизации. С подобной миссией, как известно, ваучеры явно не справились.
Приватизация по сути своей исходно была привилегией для весьма небольшой части общества, и с самого начала было ясно, что такая эфемерная возможность с помощью незначительных квазиденег приобрести что-то из ограниченного фонда подлежащих приватизации за ваучеры объектов собственности будет, конечно, реализована лишь немногими (представителями
номенклатуры и теневой экономики, мафиозными структурами, отдельными трудовыми коллективами и т. д.). Для них ваучерная приватизация действительно стала средством "прихватизации" больших кусков общего "социалистического наследства" и временем легитимации в качестве "новых русских" (т. е. нового слоя общества, обогатившегося в результате постсоциалистического варианта "первоначального накопления капитала").
Но главное и определяющее во всем этом процессе состояло в том, что именно в ходе т. и. "разгосударствления" и приватизации была изменена природа социалистической собственности и она впервые на самом деле — в экономико-правовом смысле — была огосударствлена. И только с помощью приватизации (и, следовательно, признания частной собственности и допущения неопределенного множества частных собственников) постсоциалистическое государство как раз создало экономико-правовые условия, необходимые для самоутверждения в качестве настоящего собственника.
По смыслу этого процесса основная масса объектов огосударствленной собственности остается у государства, а какая-то часть их на тех или иных условиях (в ходе "ваучерной", а затем и денежной приватизации) переходит к некоторым членам общества (индивидам, объединениям, акционерным обществам и т. д.).
В условиях т. и. "государственной собственности" при социализме под "государством" как единым и абсолютным квазисубъектом собственности имелось в виду только все советское государство в целом — без какой-либо дальнейшей конкретизации и детализации составных частей этого "государства" по вертикали и горизонтали. После распада СССР статус подобных единственных квазисубъектов приобрели бывшие союзные республики — каждая у себя.
В ситуации действительного огосударствления собственности неизбежно развернулась борьба между различными звеньями государства (по вертикали и горизонтали) за право быть субъектом создаваемой всерьез (в экономико-правовом, рыночном смысле) государственной собственности.
Острота этой борьбы обусловлена тем, что эта вновь возникшая государственная собственность в сложившихся условиях по существу является частной собственностью с ее разделением между Федерацией в целом и 89 субъектами Федерации. В этой борьбе участвуют и формирующиеся новые органы местного самоуправления, тоже претендующие на часть объектов государственной собственности.
Согласно новой Конституции Российской Федерации (и. 2 ст. 8), "в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности". Здесь различие между видами собственности проводится по внешнему признаку — по владельцам (субъектам) собственности: частная собственность — у отдельных лиц и их объединений, государственная — у государства, муниципальная — у органов местного самоуправления и т. д. Но по существу все эти виды собственности в условиях нынешней приватизации являются лишь различными (по субъектам, правовому режиму, способам владения, пользования и распоряжения, степени свободы или зависимости от политико-властных решений и т. д.) формами типологически единой частной собственности.
В этой связи весьма показательно, что в Конституции, которая фактически закрепляет переход от социалистической собственности к собственности частной, ничего не говорится о действительном огосударствлении собственности и ее приватизации. Вместо всего этого в Конституции (и. 1 ст. 114) содержится положение о том, что Правительство Российской Федерации "осуществляет управление федеральной собственностью". Создается впечатление, будто речь идет об "управлении" в старом смысле планирования социалистического народного хозяйства и т. д., а не в смысле приватизации, капитализации и других товарно-денежных трансформаций объектов социалистической собственности.
Характерно и то, что в складывающейся системе субъектов государственной собственности "государство" в качестве собственника представлено исполнительной властью (на общефедеральном уровне и на уровне субъектов Федерации, в центре и на местах). Именно она наделена полномочиями управления огосударствленной собственностью, т. е. функциями власти и собственника одновременно.
О смысле и качестве этого управления можно судить по известным уже плодам приватизации. Правда, обещают, что за первой, ваучерной, ее стадией последует вторая, денежная. Мол, девственная пора стартового равенства, увы, прошла, и дальнейшую гонку за собственностью продолжат лишь призеры первого тура.
Основные итоги осуществленного типа десоциализации собственности (на путях "разгосударствления" и приватизации) состоят в том, что в России действительно созданы исходные начала и формы собственности, права, государственности, рынка и т. д.
Однако эти начала и формы, строго говоря, добуржуазные — по их природе и содержанию, по степени их социально-исторической развитости и т. д.
При оптимистической оценке идеи капитализации социализма можно сказать, что реформаторы в общем успешно и грамотно движутся в исторически известном направлении к капитализму: от рабства — через феодализм.
