Все слушать и запоминать

Сестра родная Дуньязада.

Скрыв кисеей черты лица,

Верна обычаям востока,

Умело ловит на живца

Она заезжего купца

Из Абиссинии[1] далекой.

Купец жует рахат-лукум,

Прихлебывая черный кофе.

Тюрбан, живот – набитый трюм,

А сам глазами, как изюм,

Глядит на недоступный профиль.

– Тебе, красавица, я рад,

Как самой первой из царевен,

Пока светло, далек закат,

Внести в копилку скромный вклад, —

Рассказ о льве и смелой деве:

~

– Давно в селении одном

На берегу широкой Джуббы[2]

Жил по соседству с колдуном

Охотник с молодой женой

Веселой, бойкой, белозубой.

Пока сезон дождей не стих,

Рекой затоплено низовье.

Делилась пища на двоих,

И все в уютном доме их

Дышало миром и любовью.

Стучит под пальмою – «там-там».

Война? Пожар? Село в испуге.

С годами, доложу я вам,

В семье не обойтись без драм:

Охотник охладел к супруге…

Бывает – заедает быт,

Тугая лямка надоела,

Удачей словно позабыт.

А тут сама к тебе бежит

Сестра вождя! Такое дело…

Жена вдруг стала замечать

В супруге добром перемену.

Как поступить? Не отвечать?

Навзрыд рыдая, закричать?

О! Как предотвратить измену?!

Смятенье тянет в глубину.

«Он мой!» – твердит любовь упрямо.

И сквозь ночную тишину

Жена крадется к колдуну

Просить волшебного бальзама.

Жена:

Прошу, мудрейший, доверительно:

Дай средство мне безотлагательно,

Чтобы работало мучительно

И действовало подсознательно.

Пускай, страдая основательно,

Супруг вернется положительно

И любит снова обстоятельно,

Устойчиво и уважительно.

Колдун:

Я помогу незамедлительно,

Но ты запоминай внимательно

И выполняй неукоснительно

Все полностью самостоятельно.

В бальзам кладут три львиных волоса.

Их из усов взять обязательно.

Пещеру льва найдешь по голосу.

Уснет, тогда и стричь желательно.

~

И что же? Смелая жена,

Дождавшись утреннего часа,

По наущенью колдуна

К пещере льва идет одна,

Кладет вблизи пещеры мясо.

Его неделю день за днем

Жена отважная кормила.

Лев на питанье дармовом,

Жирея, спал здоровым сном.

Она три волоса и сбрила!

И с ними прямо к колдуну:

– Прошу, свари бальзам для мужа.

Старик ответил: «Не одну

Встречал я верную жену.

Такой, поверь, бальзам не нужен.

В тебе есть ум и красота,

Любовь, упорство и отвага.

Дорога к счастью не проста.

Поверь, сама пройдет беда,

Не будет магия во благо…»

~

– Да что ж в конце?! – поближе сев,

Купца спросила Дуньязада.

Купец смутился, покраснев:

– Голодным скоро этот лев,

Привыкший к лёгкому обеду,

Кормилицу ища по следу,

Забрёл в село, не оробев.

Охотник вышел из засады,

Решив – другой жены не надо.

Своя милее, раз уж к ней

Неравнодушен царь зверей!

Гуцинь[3]

Девушка в платье из красного шелка

Ведает тайны бамбуковой цитры.

В черной косе золотая заколка.

Чуткие пальцы и пояс расшитый.

Вьются над крышей бумажные змеи.

Пляшут на глиняных вазах драконы,

И белоснежные льнут орхидеи

К желтым нарциссам, к пунцовым пионам.

Все перескажут дрожащие струны:

Ласточек щебет и крик лебединый,

Как воспарят над уснувшей лагуной

Сильные крылья и узкие спины;

Как, огибая пороги и мели,

Жмутся друг к другу пугливые рыбы;

Ввысь устремляются хвойные ели,

Тонких ветвей голубеют изгибы;

Горы Хуаншаня – бессмертие снега;

Разум, бредущий дорогой покоя;

Белой страны безмятежная нега

И мудреца созерцанье святое.

Разве что флейты воздушное пенье

Сплин навевает, сбивающий с толку,

И ускользает туманным виденьем

Девушка в платье из красного шелка.

Цитра умолкнет, угаснет звездою.

Гонг зазвенит, застучат барабаны,

Чтобы расстаться со скучной Козою

В новом году Золотой Обезьяны.

В лохмотьях старая с клюкой

Ходила по селу,

Стуча в дом этот и в другой

И в дверь… и по стеклу…

Принять просила на ночлег.

В ответ же – тишина,

Собачий лай и скрип телег,

Хозяйская спина.

Никто не бросит медь в суму,

Задет её нуждой.

Нет дела вовсе никому

До странницы чужой.

Похоже, был уже знаком

Приём холодный ей.

В селе встречают пирогом

Совсем иных гостей.

Она присела у ворот.

Вздыхает и грустит:

Когда же кто-нибудь пройдёт

И с ней заговорит?

Вдруг всё проснулось, ожило,

Пришло в ажиотаж.

Заезжий молодец в село

Свернул, завёрнут в плащ.

Куда ни глянешь – всё при нём:

И стать, и ладный рост.

Его зовут из дома в дом,

Везде – желанный гость.

Из окон музыка слышна,

Застолье, шутки, смех.

Куда исчезла тишина?

Сбежала от потех.

У молодца весёлый нрав.

Гулял бы допоздна,

Но…в стороне от всех забав

Старушка ждёт одна.

К ней подойдя, спросил как звать,

Улыбкой скрыв конфуз.

Сказала: – Правдой величать.

– Я Вымыслом зовусь.

Заправский балагур и шут.

Все льнут ко мне в друзья,

А от тебя подчас бегут,

Хоть знают, что нельзя.

Но если под моим плащом

Тебя я поведу,

Всяк будет с Вымыслом знаком

И с Правдою в ладу.

С тех пор укутаны плащом,

Друг друга не таясь,

Так Правда с Вымыслом вдвоём

И ходят среди нас…

– Не ты ли, старик, тот даосский монах,

Последний живущий на свете

Отшельник в заброшенной келье в горах,

Владеющий тайной бессмертья?

Почтительно воин спросил: – В ад и в рай

Укажешь, монах, ли ворота?

Приказ императора. Ну же, вставай.

Занять их наш долг и забота.

Ждет в тысячу копий гвардейский отряд,

Застынет он стражей безликой,