- Ну и что же?

- А то, что до сих пор и не было создано карт, удобных для навигации в высоких широтах!

- Но то, что ты рассказал о ложных меридианах и переносе полюса с земли в бесконечность, ведь можно использовать везде?

- Конечно! Это здорово упростит все навигационные расчеты по кораблевождению - воздушному и морскому. Но, знаешь, откровенно говоря, мне самому еще не все ясно.

- В чем дело?

- Не за что уцепиться! Нужен такой прибор, чтобы можно было на всем пути от нас до лагеря держать постоянный курс.

Наступило томительное молчание. Казалось, все мои выкладки о новом методе самолетовождения рассеялись как дым. Мне было досадно и больно за то, что Мазурук поверил мне больше, чем я сам себе! Да это и понятно, летчику главное выдержать тот курс, который укажет штурман. Но как удержать этот единый и правильный курс, если стрелки всех курсовых приборов по принципу своего построения не могли выдержать этот курс даже в течение пяти минут полета?

…Проснулся я от страшной тишины. При-поднявшись вместе со спальным мешком, я долго ничего не мог понять. Место Ильи Павловича было пусто. На спальном мешке лежала записка:

«Отдыхай спокойно. Главное - выбраться из этого ледяного плена. Ломай голову и думай. В свободное время приготовь обед. Дорожку доделаем одни - это проще, чем выйти к лагерю. Если что надо, дай дымовую ракету оранжевого цвета».

Читая, я чувствовал, как волна необычайного тепла наполняла сердце. Милые, дорогие товарищи, они взяли на себя весь физический, нечеловеческий труд, чтобы освободить меня для решения задачи, которую я обязан выполнить по долгу.

Обязан? Да она уже выполнена! Мне уже все ясно, я уже представлял себе, как в космос уходят земные меридианы к полюсу, лежащему в бесконечности, как по этим невидимым долготам я поведу наш четырехмоторный гигант!

Я взглянул на часы. Сколько же я проспал? Стрелки показывали 11, но может быть это 23 часа, ведь солнце стояло так же высоко, как и в полдень! Скорее определиться! Взял высоту светила и, рассчитав координаты, нанес их на кар-ту. Расчеты показали, что уже ночь. Значит, я проспал 16 часов! Вот почему я ощущал легкость и бодрость. Скорее готовить обед, ведь вот-вот вернутся с работы товарищи, усталые и голодные. В хлопотах по подготовке обеда я не заметил, как они пришли. Ели с аппетитом и весело. И не было той настороженности, которая царила до сегодняшнего дня. Я с благодарностью взглянул на Илью Павловича. Он хитро подмигнул мне и невинным голосом проговорил:

- Завтра после работы проведем краской черту на лагерь. Как ты думаешь, Валентин, дрейф не исказит ее направления?

- Исказить может, - в тон ему ответил я,- но не более чем на плюс-минус 2-3 градуса!

Я видел, как остальные быстро переглянулись между собой, а второй пилот Козлов, шумно вздохнув, крикнул:

- Я же говорил, что большой ошибки быть не может! А 2-3 градуса это же радиус видимости лагеря с высоты полета!

- Ну да, ты говорил! Ты, Матвей, говорил, что лагерь-то в противоположной стороне от той, куда указывал штурман!

- Солнышко подвело. Болтается на одной высоте, как туг не запутаться? А у штурмана инструменты и расчет! - виновато отпарировал второй пилот, с аппетитом уничтожая сочные сосиски, которые гирляндой тянулись из его дымящей паром миски.

- Завтра конец работы. Аэродром готов. Вылет назначаем на 10.00 московского времени. Так, Валентин?

- Так. Это будет по местному 2 часа 54 минуты, по времени лагеря 5 часов 28 минут. А сейчас пора связываться с лагерем. Прошу двоих покрутить динамо. Узнаем их координаты.

Связь долго не удавалась. В эфире было плохое прохождение радиоволн. А «вылезать» в эфир на средних волнах нашим ручным аварийным радиопередатчиком типа «Носорог» мы не могли. Мощный передатчик «Баян» работал только в полете, когда встречные потоки воздуха могли приводить в движение ветрянку динамомашины.

У ручки динамо время от времени менялись живые моторы.

Несмотря на многодневную усталость от неимоверно тяжелого труда по расчистке взлетной дорожки, товарищи, меняя друг друга, безропотно и даже с каким-то самозабвенным упрямством крутили рукоятку.

Наконец, часа через три нас услышал далекий остров Диксон, который своим мощным передатчиком вызвал лагерь и соединил с нами. К микрофону подошел О. Ю. Шмидт. Я доложил ему, что самолет готов к вылету на завтра, и если погода будет солнечной, то старт рассчитываем на 10.00 московского времени.

Внимательно выслушав нас, Отто Юльевич спросил: «А как решили вести навигацию? Расскажите методику».

Я рассказал.

Выход и отход от нашего меридиана с постоянным курсом по солнечному указателю азимута. Сетку меридианов между лагерем Папанина и местом нашей посадки исключаем. Считаем, что полюс не существует, мысленно перенесли его в бесконечность…

- Все понял, - ответил Шмидт. - Вы исключаете сближение меридианов. Теоретические задачи решили блестяще! Но выдержите ли постоянство курса? Желаю удачи и будьте осторожны!

Условившись, что перед вылетом лагерь свяжется с нами и сообщит погоду, мы попрощались.

Одобрение, полученное от Шмидта - большого ученого и отличного математика, который с полуслова понял наше предложение, окрылило нас.

Мы долго не могли заснуть, обсуждая предстоящий полет. Была разработана методика по-лета от взлета до расчетного прибытия в точку лагеря. Мы решили, если в расчетное время лагеря не обнаружим, то еще 30 минут будем летать по развертывающейся коробочке. Это позволит нам ликвидировать возможное уклонение от маршрута. Были распределены секторы наблюдения за поверхностью льдов. И если все же лагерь не найдем, вновь сядем на дрейфующие льды, уточним свои координаты и, связавшись с папанинцами, будем стартовать, но уже с более близкого расстояния до них.

Утро нас встретило мягкой и солнечной погодой. Пока готовили завтрак и свертывали палатки, механики уже прогрели моторы. Десятилитровые примусы, гудя синим пламенем, висели под каждым мотором, накрытым стегаными капотами. Из-под них валил пар, столбом поднимаясь в небо.

Суматоха свертывания лагеря повлияла и на Веселого. Собака радостно крутилась около механиков, громко лая на гудящие примусы, и не обращала никакого внимания на кухню, словно понимая предстоящий вылет.

Пока Мазурук тщательно исследовал взлетную полосу, я связался с лагерем папанинцев. На рации дежурил Эрнст Теодорович Кренкель.

Он порадовал нас хорошей погодой и рассказал, что лагерь готовится к встрече, что стороны горизонта поделены на секторы и за каждым сектором будут наблюдать в бинокли.

Это немного смутило меня: значит, они не уверены в правильности направления нашего полета, но одновременно немного порадовало. Выходило, что паутина меридианов охватила и запутала не только нас, но и их.

- Эрнст, если ты хочешь увидеть нас первым, смотри строго на истинный запад.

- У нас тут кругом юг и нет никакого запада, а вообще не прогляжу, - ответил Кренкель.

Предупредив, что ровно в 10.00 стартуем и что после взлета по установке на курс сразу буду его звать на средних волнах, я закончил связь.

Илье Павловичу Мазуруку доложил о хорошей погоде в лагере и о том, что нас ждут.

Мазурук взял меня под руку, отвел от самолета:

- Взлетаем в точно назначенный срок. Ты все продумал, нет ли каких сомнений?

- Илья Павлович, я готов. А думали мы вместе с тобой и, кажется, ничего не упустили. В лагерь придем вовремя. А как взлетная полоса?

- Немного коротковата и узка, - ответил Мазурук, - но лучшего уже не сделать. Надо уходить не нынче, так завтра. Полосу может сломать.

Потом плотно позавтракали уже в самолете. За едой все молчали.

Лагерь был свернут. Даже Веселый, и тот давно забрался в самолет и, втиснувшись между тюками, молча следил за нами, когда мы проползали мимо него.