А мне хотелось. Я загорелся идеей нести в массы идеи перестройки и нового мышления. Так, как я их понимал. Но вскакивать с места и предлагать свои услуги я не торопился. Мне было интересно, чем кончится дело: кто из коллег готов пожертвовать своим свободным временем ради идеи.

– Дело добровольное, – начал было представитель горкома, но директор техникума его перебил.

– Не надо никакой добровольности, никакой анархии. Иначе никто не согласится. У каждого из нас есть общественная нагрузка. Плюс семья. Найти свободное время очень сложно. Я предлагаю поручить лекторскую работу нашим молодых преподавателям.

Он посмотрел в мою сторону.

– Молодым преподавателям, на мой взгляд, лекторская работа будет интересной, да и забот у них все-таки поменьше, а энергии во много раз больше. Посмотрите, – он обвел рукой выдохнувший с облегчением коллектив, – у нас в основном преподаватели солидного, так скажем, возраста, и, думаю, молодежь поддержит мою инициативу.

Старшие товарищи смотрели на меня с плохо скрываемой надеждой. Глянув по сторонам, я с удивлением обнаружил, что преподаватели моего возраста отсутствуют. Из молодых специалистов на педсовете я был один.

– Если обществу «Знание» хватит одного лектора, то готов попробовать, – не вставая из-за стола, объявил я.

Аудитория еще раз облегченно вздохнула. Коллеги сразу оживились и стали переговариваться, поглядывая на часы.

– Маловато, – представитель горкома явно потерял былой пыл.

– Ничего, – бодро ответил Евгений Николаевич Поляков. – Я завтра поговорю с нашей молодежью. Думаю, что пару человек найдем.

Такой поворот всех устроил. Педсовет окончил свою работу. Я подошел к даме из общества «Знание». Она записала в блокнот мои данные и строго сказала:

– Николай Юрьевич, напишите конспект, подготовьте материалы и, если вам нетрудно, принесите мне посмотреть. Договорились?

Я был воодушевлен. Скажу честно, история и политика меня очень интересовали. Иногда даже на лекциях, особенно у вечерников, отходил от темы электроснабжения и пускался в споры о происходящем в стране. А происходило необыкновенное. Реабилитация Солженицына, возвращение из ссылки Сахарова, выявление коррупции (узбекское дело) и т. д. В партии, ее идеологии, в поведение коммунистов мне многое не нравилось. Магазины были пусты, в условиях тотального дефицита процветал блат, которому партийные начальники были отнюдь не чужды.

Последней каплей недовольства в народе стала антиалкогольная кампания Горбачева. Как спортсмен я не пил и не курил. Идею борьбы с алкоголизмом поддерживал полностью. Но вот с методами был не согласен. Мало того, что по талонам у нас продавалось практически все, от мяса до одежды, так теперь их ввели и на водку. Раз есть талоны, их надо отоварить. А отоварил, думай, что с этой водкой теперь делать: пить или не пить? Народ начал гнать самогонку. Умельцы наловчились получать спирт даже из гуталина. Пили всякую гадость: паленый спирт, средство для очистки стекол, столярный клей, недоспелую брагу. Таксисты на вокзале открыто торговали самогоном. Страна медленно катилась в пучину бесконтрольного пьянства.

Перестройка начала буксовать. Партийные бонзы только и делали, что болтали о перестройке и новом мышлении. В стране возник тотальный дефицит на товары народного потребления. На юге страны очумелые чиновники под маркой борьбы с пьянством начали вырубать прекрасные сорта виноградников. Одним словом, в стране победившего социализма наступал коллапс. Я самоуверенно решил, что без меня в такой трудный час общество обойтись не может.

За лекторское дело я по обыкновению взялся с энтузиазмом. Серьезно проработал литературу, подобрал необходимую статистику. Даже нарисовал на больших листах ватмана графики о развитии промышленности и сельского хозяйства Марийской АССР. Когда все было готово, отправился в общество «Знание».

Оно находилось в здании горкома партии. Оказавшись там впервые, я еле сдержал вдох разочарования. Серые, какие-то грязные стены. Рассохшиеся, потерявшие цвет половые доски. Усеянная сигаретными бычками и сгоревшими спичками лестничная площадка. Да и сам кабинет общества «Знание» выглядел убого. Это было маленькое, в одно окно, заваленное различной литературой помещение с огромным железным шкафом в углу. За столом в ворохе бумаг сидела знакомая толстушка. Но никакого напора и пафоса в ее манерах уже не было. Наверное, здесь, в кабинете, ей не хватало зрителей и ответственного товарища из горкома.

– Присаживайтесь – махнула она рукой на замызганный стул.

Я присел на край стула. Мой рулон с диаграммами уперся в ее стол.

– Вот вам, Николай Юрьевич, направление на лекцию. Придете в организацию, найдете председателя профкома или парткома. Договоритесь о времени, как им и вам удобнее. Они обязаны собрать для вас работников, желательно в обед. Лекция не более сорока пяти минут. Это вам знакомо, будем считать, что вы проводите урок.

Я кивнул.

– После лекции руководитель должен расписаться на бланке и поставить печать. Справку приносите мне. Финансовый расчет за прочитанные лекции один раз в месяц. Расценки у вас есть.

Я опять кивнул.

– Справку можно почтой: некоторым лекторам так удобнее. Все. Если нет вопросов, то желаю удачи.

Я не успел вставить ни единого слова. Растерянно поднимаясь, не выдержал:

– Позвольте, вы говорили, что проверите мои лекции. Почитаете материал, если что, поможете и поправите. Я принес.

– Вижу, – она не дала мне договорить. – Проверять тут нечего. Вы имеете высшее образование, каждый день читаете такого рода лекции в техникуме. Я вам доверяю.

– Но я читаю лекции по электротехнике.

– Ничего, ничего, мне вас характеризовали как умного, настойчивого молодого человека. Вам и карты в руки. Все, я спешу. Извините.

Не давая мне опомниться, она встала из-за стола. Пришлось встать и мне. Разворачиваясь, я неловким движением чуть не сбил своим рулоном с ее стола набор ручек с календарем. Извинился и, пятясь, осторожно вышел на уже знакомую заплеванную лестничную клетку. Дама вышла следом, быстро закрыла дверь и исчезла в коридорах власти.

Вот тебе раз, – растерянно подумал я. – Дурак, набитый фантазиями. Собирался на встречу как жених. Заготовил вырезки из газет. Уговорил Леночку, секретаршу директора, напечатать на машинке текст. Два вечера рисовал диаграммы. А она даже не удосужилась посмотреть материал.

«Вам и карты в руки», – вслух передразнил ее я и, чертыхаясь, пошел обратно в техникум.

Разочарование не давало мне покоя. Такое важное дело, идеологический фронт, как любят говорить коммунисты, доверили какой-то абсолютно равнодушной особе.

Но к вечеру я успокоился. Получалось, мне отдали на откуп целый Волжск и район в придачу. Читай что хочешь, как хочешь, где хочешь и сколько хочешь. Что ж, такой вариант меня устроил. Это даже неплохо.

В голове тут же сложился план более смелых лекций. Удивительная беспечность представителя общества «Знание» подтолкнула меня к переработке всего материала. Нет, конспект лекции остался в целости и сохранности, но комментарии, выводы, характеристики я решил сделать более острыми.

Переработал материал о руководящей роли КПСС. Ярче и жестче дал оценку Сталину и культу личности. Ну а Ленина вообще определил в основоположники фашизма. В текст лекции были внесены те материалы Владимира Ильича, которые особо не афишировались коммунистами. А именно записки о роли интеллигенции в развитии российского общества, о массовом взятии в заложники семей церковнослужителей, дворян и офицерства, о красном терроре, о том, что не кто иной, как Троцкий первым в России организовал концентрационный лагерь на Соловках для изоляции и полного уничтожения политических противников большевистского режима.

Отдельно шел вопрос о гласности, перестройке и новом мышлении. «Огонек» – журнал, никогда не писавший о политике, стал рупором демократических сил в коммунистической партии. Критика лилась рекой, газеты были все смелее, выступления и диспуты все интереснее. Для хорошей лекции на злобу дня ничего не надо было выдумывать. Просто надо было людям говорить правду, не врать, не уходить от острых вопросов.