— Да. Да, все нормально, — мама нахмурилась и тут же задала следующий вопрос.

— Пит не приехал. Он работает? — я лишь кивнула.

Я не хотела затрагивать эту тему. Я вообще не хочу вспоминать о нем, пока я здесь!

— Я больше не голодна. Спасибо, — с этими словами я задвинула свой стул и повернулась к лестнице.

Я поднялась в свою спальню. Небольшая комната в желтом и белом цветах со всем необходимым. Я начала распаковывать чемодан и складывать всё в комод. В нем еще лежали мои старые вещи. То, что нужно. Вытянув с нижней полки синюю кофту и черные спортивные штаны, я переоделась. Одежда сидела на мне так, будто и не прошло трех лет, если забыть про беременность. Те же длинные рукава, доходящие до середины ладони, висящие на бедрах брюки. Из-за того, что кофта растянута, живота практически не видно. Посмотрев в зеркало, я увидела ту молодую восемнадцатилетнюю девушку с косой, в простой одежде и улыбкой на губах. Но это была я, я нынешняя: кольцо на безымянном пальце не даст забыть об этом. Только если…

Сняв кольцо, я положила его в прикроватную тумбочку. Так намного лучше. Наконец, разложив все по местам, я спустилась к семье.

— Боже, Китнисс! Я надеялась, ты переросла тот возраст, чтобы носить такое, — воскликнула мама. Как всегда.

— А мне нравится, — сидя на диване, встал на мой защиту отец. — Все та же моя маленькая Китнисс.

Я улыбнулась и подошла к папе, обняла за шею и поцеловала:

— Люблю тебя, па. Я пойду немного прогуляюсь перед сном.

— Милая, надень что-нибудь сверху. Там прохладно, — я увидела тепло в глазах мама.

Хоть иногда она бывает заносчивой, но она очень добрая и душевная женщина, любящая мама. Покопавшись в прихожей в поисках нужной мне куртки, я нашла старую папину ветровку. Она всегда была велика мне, я любила закутываться в нее. Заметив, что я надела, мама пробормотала:

— Такое ощущение, что она специально это делает, — наверное, она думала, что я не слышу.

— Я тоже тебя люблю! — крикнула я, открывая дверь, и выбежала на улицу.

Подул прохладный ветерок, развевая выбившиеся прядки из косы. Я зашагала вдоль озера. В голове абсолютная пустота. Идеально. Вокруг тишина, ни звука. Как назло все это неожиданно прервалось щемящей сердце картиной:

«Мы с Питом идем этой же тропинкой, держась за руки. В какой-то момент он останавливается, поворачивая меня к себе, и целует. Но я смотрю на происходящие будто со стороны. Вроде это меня целует Мелларк, но это же я наблюдаю со стороны…»

Я встряхиваю головой, пытаясь выкинуть образ. Но это не помогает. От следующей картинки стала еще хуже. И опять я смотрю на себя со стороны:

«Мы сидим у кромки воды, наблюдая за солнцем, уходящим за горизонт. Рука мужа покоится на животе. Пит начинает разговаривать с ребенком. Я слышу лишь звук голоса, но не могу понять, что конкретно говорит парень. Позже он поднимает голову, и, улыбаясь, смотрит на меня. Мы тут же начинаем смеяться».

Картинка снова исчезает. Это странное ощущение, когда понимаешь, что все время смотрел в одно и тоже место, но видел совершенно иное. А осознаешь это только после того, как снова сконцентрируешь на реальности. И снова новый эпизод:

«Трое. Я вижу только их спины. Пит держит руку темноволосой маленькой девочки. Другую ладошку дочери сжимает девушка. Ребенок весело раскачивает руками и что-то щебечет. Счастье и любовь накрывает их словно куполом, который светится и искрится. Я бы сказала, что это я. Но теперь мне не видно даже и половины лица».

Мерзкое чувство в груди разрасталось. Будто меня предали и оставили позади. Но как? Это же я была рядом с Питом. Я! Но последний образ, он ослепил мое сознание.

— Я никому тебя не отдам! — четко выделив последние слово, погладила я живот.

Малыш ответил мне толчком.

В таком настроении я не хотела возвращаться в дом, но все-таки повернула обратно. Перед коттеджем был понтон — я села на край, свесив ноги. Снова попытавшись выкинуть все мысли из головы, мне это удалось сделать, но чувство грусти никуда не делось. Я смотрела вдаль, на простирающийся, бескрайний лес, концентрируясь на дыхании, пытаясь собраться. Прим опустилась рядом со мной. Но я даже не отреагировала. Ее теплые руки обвили мои плечи, и сестра прижалась к моему плечу.

— Не расскажешь? — шепотом произнесла она. Я лишь покачала головой.

Если начну рассказывать, то расплачусь. А я никогда и никому не позволю увидеть свою слабость. Даже сестре, особенно ей — я не хочу расстраивать Прим. Сестра не ушла, она осталась так сидеть со мной.

Когда сердцебиение пришло в норму, я начала обдумывать все возможные варианты дальнейших моих действий. Но на ум приходил только один: уйти. Несмотря на чувства, которые я испытываю к Питу, мы всегда будем наступать на одни и те же грабли. Нас не исправить, мы ходим по кругу. Сначала все идеально, а потом это рушится, как карточный домик.

Но и с семьей я не смогу находиться. Я не уверена, что они смогут меня не жалеть. Остается только найти свое место, для себя и ребенка. Может это эгоистично, но это единственный выход, который я вижу сейчас. Будто прочитав мои мысли, Прим сказала:

— Только не принимай решений сгоряча, — сестра попыталась меня поднять, — Китнисс, пойдем, становится слишком холодно. Вы замерзнете.

Я бы хотела замерзнуть, обледенеть. Стать снова холодной королевой. Ничего не чувствовать. Но мысль, что такой поступок навредит моему малышу, отрезвила. Я подчинилась и на ватных ногах добралась до кровати. Не потрудившись переодеться, я лишь сняла весь верх и обессиленно легла под одеяла в нижнем белье. Все, чего я хотела, — забыться и уснуть так, чтобы ничего не снилось.

На следующий день к нам прилетел Хеймитч. Он собирался остаться до конца, пока мы не соберёмся уезжать. Я была безумно рада увидеть дядю.

— Солнышко, кажется, тебя раскормили, — в своей манере произнес он. Я скучала по его шуточкам, сарказму и иронии.

Это единственный человек, который знает все о моих отношениях с мужем. Я ему рассказала об изменение контракта, по поводу чего мужчина весьма ясно высказал:

— Да, этот парень действительно любит тебя, раз пошел на такое. Не такой он и придурок, как я о нем думал раньше.

И снова мне говорят о любви Пита ко мне. Но я не хочу в это верить. По крайней мере, до момента, когда он сам скажет мне это и докажет действиям.

И как раз через неделю приезжает Мелларк. Но не до конца месяца, а на уикенд. С одной стороны, я понимала, что мы поссорились из-за пустяка. Однако слова, брошенные в ссоре, были отнюдь не пустяковыми. Я не уверена, что должно произойти, чтобы я изменила решение об уходе.

В день приезда Пит захотел снова объясниться:

— Нам надо поговорить.

— Не в доме, — сказала я, выходя на улицу.

— Кит, я был не прав, когда шантажировал тебя контрактом, но я лишь беспокоился и заботился о тебе.

— Как о женщине, которая станет матерью твоего ребенка, — еле произнесла я. — Пит, я приняла решение.

— Нет, подожди, пожалуйста, — перебил меня блондин. — Кит, я забочусь о вас. О тебе, как о девушке, которую я… Которая мне дорога.

Да скажи ты мне, это чертовы три слова! Только, если действительно чувствуешь это. Я никогда не была принципиальной, но не сейчас. Сейчас я хочу услышать подлинник, а не одну из вариаций.

— Китнисс, — взяв меня за подбородок, Пит продолжил, — я забочусь о тебе, как о девушке, которую люблю.

ЧТО?!

— Мне… Я…

— Да, я тебя люблю, Китнисс Эвердин, — я закусила щеку изнутри, сдерживая улыбку. — Я люблю тебя, миссис Мелларк, — и с этими словами он меня поцеловал. Нежно, мягко, любя.

Отступив, Пит спросил, о каком решение я говорила. Я сказала правду. Но другую:

— Я больше не буду «супер-звездой». Я ухожу со сцены. Может, я когда-нибудь и выступлю, но это не для меня.

— Ты же понимаешь, что появятся вопросы. Все захотят узнать причину.

— Да, понимаю. Я расскажу об этом после рождения ребенка, если это будет кому-нибудь еще интересно.