— Знаешь, что самое интересное. По брачному контракту я бы сейчас могла развестись с тобой. Я ведь родила тебе наследника? — я истерически рассмеялась, вспоминая нашу с дядей беседу о пункте про наследника.

— Китнисс, ты устала. Тебе просто надо отдохнуть.

— Это не лечится сном. Кхм, так вот про цепочку. Я её носила в дань памяти о том дурацком контракте. Сейчас я свободна. Вернее, через год я буду полностью свободна.

— Если тебе так тяжело находиться рядом со мной, я уеду или отвезу вас с Ником к твоим родителям, как тебя будет удобнее, — я видела в глазах Пита ту боль, которая может разбивать сердца. Ту боль, которую я вижу в своем отражении зеркала каждый день.

— Я… Нет, я останусь, — на мгновения Пит оживился, но я пресекла его радость. — Не для себя, и не для тебя. Для сына. Ты прекрасный отец, Ник нуждается в тебе.

Это была ложь. Я хотела остаться. Как бы я не избегала мужа, мне он нужен был. Хотя бы его присутствие рядом.

— Китнисс, я исправлю это. А пока, — он достал коробочку из кармана, — я хочу отдать тебе то, что изначально принадлежало тебе. Я хотел отдать тебе её ещё на презентации, но ты убежала.

Пит открывает коробочку. Там лежит та самая птица, та подвеска, которая мне так понравилась. Сойка, расправившая крылья. Я не запрещаю мужу одеть его подарок. Я чувствую его теплое дыхание на шее. Как и тогда, в ту годовщину.

— Ты свободна. Никто не в силах сломать твои крылья, Китнисс, — это всё, что сказал Пит.

Он вернулся в спальню, а я осталась стоять, трогая рукой птицу. «Я свободна». Пит отпустил меня, не хотя этого. Может, это просто обманка, красивый жест, но я оценила его. Хоть и не должна.

Я свободна, но не могу улететь. Сейчас, нет. Но смогу, я буду готова для этого. Я должна буду…

Три месяца спустя.

Время так быстро летит. Ник-Эллиоту сейчас уже четыре с половиной месяца. Он уже с легкостью переворачивается на бок и на спинку, держит уверенно головку, узнает свое имя. Прим, Саманта и Энни дали ему прозвище еще с рождения Джей-Джей из-за его среднего имени, однако сын отзывается только на свое первое имя.

К сегодняшнему дню Ник знает всех своих родных в лицо, он уже не плачет и не боится идти на руки к Энни или Финнику. Месяц назад мы приучили сына спать у себя в комнате. Кстати, Пит действительно сделал красивую спальню. Стены выкрашены в бело-голубую крупную полосу. Светлая мебель. Напротив двери стоит кроватка, а рядом пеленальный столик. У окон стоит кожаное темное широкое кресло. В целом за основу была взята морская тематика, но она абсолютно ненавязчива.

Ночью, если Ник просыпается, обычно встаю я. Как и сейчас. Из радио-няни раздался плач малыша. Быстро встаю, накидываю халат и иду смотреть, что случилось. В кроватке сын лежал и плакал.

— Что случилось, дорогой? Ты хочешь кушать? — услышав мой голос, сын перестал хныкать.

На его щечках блестели слезы, а ручки уже тянулись ко мне. Я удовлетворила его желание, и прижала к себе сына. Если бы малыш хотел есть, он бы морщил свои светлые бровки и тянулся ручками к моей груди.

— Ну, что случилось? Расскажешь мне? — на мои слова мальчик захлопал в ладошки и что-то, насупившись, агукал. — Что ты говоришь, — продолжая укачивать ребенка, ответила я на его лепетания.

Сын тяжело вздохнул и удобнее устроился у меня на руках. Я подошла к окну, откуда лился лунный свет, освещая комнату. За окном уже растаял снег, и колыхались пока еще голые деревья. Открыв тюль, я развернула Ник-Эллиота к окну, держа его вертикально.

— Завтра пойдем гулять сюда, да? И нам понадобятся для этого силы. Ты же дашь мне еще чуть-чуть поспать, а утром мы снова увидимся, хорошо? — поцеловав сына в затылок, я аккуратно вернула его в горизонтальное положение у себя на руках.

Ник засыпает быстрее, если я ему пою. Он начинает улыбаться, смотря на меня, когда я начинаю петь. Он даже не подозревает, что это совсем не колыбельная, которую я ему обычно исполняю.

Каждую свободную минуту, когда я не занята рутиной и сын отдыхает, я отдаюсь музыке. Я продолжаю писать песни. В основном я выкладываю свою боль в тексты, дабы не держать её в себе и не расстраивать своего ребенка. Я решила сейчас спеть одну из старых. Написанную, как раз после того, как я застала Пита, звонящего своей секретарше.

— Вспоминай меня хотя бы по кусочкам. Мы поставили точку, но не точно. Вспоминай меня, волк-одиночка. Вспоминай наш снег волшебной ночи.

Я тихо напеваю припев еще раз. Я видела, как Ник-Эллиот затихает и, внимательно слушая мой голос, засыпает. Я оторвала взгляд от красивого личика сына, вновь смотря в окно.

— Бешеными ритмами ты открыл мне темный мир. Воздушными рифмами ты со мною был. Корнель оставил и забыл, порой играя и бросая пыль, — Пит умеет красиво говорить, жаль, что это всё не имеет веса.

— Так хочется тебя обнять, прижаться и забыть всех. Вспоминаю, и мне кажется, что ты и есть снег. История без начала и конца, на месте бег — стратег, захвативший мой берег, — я ненавижу его, но люблю. Сильно. Я бы хотела вернуть всё хорошее, что у нас было. Но у меня просто нет достаточно веры для этого.

Я повторяю припев и снова перевожу взгляд на сына. Его глаза закрыты. Медленно подхожу к кроватке ребенка и кладу его туда. Малыш тут же просыпается. Не прекращая петь, я глажу сына по его пухлой щечке:

— Мне грустно просто, что все так сложно. Все, чем осыпаны дороги, оказалось сложным. Мой привкус кожи на лезвии ножа, ты — парфюмер там, где пожар. Так жаль, что мы не будем вместе никогда! Добрую печаль вспоминай хоть иногда… Знай, что я рядом — мой милый пес. Если захочешь быть собой — тот же адрес, — я чувствую, как по щеке скатывается слеза. Свободной рукой смахиваю её.

— Я помню вкус губ, я помню все прикосновенья. И я запуталась в пустыне слов невинных. Ты отпустил свою печаль первым. Расставит все по местам это время. В твоих глазах порок и чистота горных рек. Мне казалось, что ты — дьявол, а ты — человек. И выход моего кошмара — лишь побег. Я убегаю от судьбы в свой волшебный снег, — когда я закончила песню, дыхание малыша выровнялось.

Выпрямившись, я подошла к двери, но не вышла. Я не хотела идти в таком состояние к Питу. Закрыв дверь, я села в кресло, наблюдая, как луну постепенно сменяет солнце, и слушая мирное сопение сына.

POV Пит

Я проснулся от непонятного шороха. Половина Китнисс пустая. Прислушавшись, я понял, что непонятные звуки исходят от радио-няни. Кит ушла успокаивать сына. Обычно она выключала гаджет, чтобы не разбудить меня или чтобы я не слышал, о чем она разговаривает с Ником. В каких бы отношениях мы сейчас не находились, я вижу, что где-то глубоко внутри себя Китнисс ещё любит меня. Она ненавидит меня, и все же она осталась.

Может я и изменился, но как я умел разглядеть под маской ледяной королевы настоящую Китнисс, так и сейчас умею. Какой бы сильной она не хотела казаться, ей тяжело осознавать, что человек, которого она любит, предал её… не в первый раз. И это разбивает мне сердце, хоть и жена считает, что мне все равно на её откровение тогда, три месяца назад. Я не позволю несправедливости погубить мою семью.

Я слушаю, как Китнисс поёт нашему сыну. Знаю, жена сочиняет песни. И эта одна из них. Девушка уверена, что я лгу ей и всё, что было между нами — обман. Но это не так. Я докажу ей.

POV Китнисс

Наутро я проснулась в кровати. Наверное, Пит, уходя на работу, отнес меня обратно в постель. Ник-Эллиот ещё спал, и я успела принять душ, прежде чем сын проснулся.

— Доброе утро! — улыбаясь, я поцеловала Ника.

Сын руками начал неприятно сжимать грудь, требуя свой завтрак. Удобно устроившись в кресле, я дала малышу грудь. Пока я кормила Ник-Эллиота, в голове всплыли отрывки вчерашней ночи. Я тяжело вдохнула и откинула эти мысли подальше. После кормления я переодела сына для прогулки и вышла с ним в сад. Телефон зазвонил.

— Китнисс, привет.

— Привет, Энни. Как дела, как себя чувствуешь? — подруга сейчас на восьмом месяце.