========== Little Christmas Bun ==========
— Взял бы да и помог бы мне тут, чего расселся? — выпалила Джоанна, подтягиваясь на раскладной лестнице и пытаясь расправить и повесить елочную гирлянду на пушистом дереве.
— Я ж говорил тебе… — досадливо отмахнулся от нее Хеймитч, так и не потрудившись встать со своего кресла и, само собой, и пальцем не пошевелив, чтоб ей помочь. — Закинь ее повыше да просто походи вокруг…
— Тогда она будут висеть криво! — фыркнула в ответ Джоанна. — А тебе лишь бы сидеть на попе ровно, пока я тут ломаюсь.
Джоанна все так же тщетно сражалась с упрямой гирляндой, пока ей на помощь не подоспела ее спутница жизни — Зара, которая тут же взялась за другой конец. С типичным для жителей ее родного Одиннадцатого Дистрикта тягучим говорком Зара увещевала Джо:
— Хватит уже тебе кидаться на Хеймитча, — она и ему дурашливо покачала головой, мол, «ай-ай-ай», — позвала бы сразу меня, как все тут у тебя запуталось. Я ж тебе сто раз говорила… — кудрявая темнокожая красотка хлопотала и вилась вокруг Джо так, как делают только те, кто прожил вместе долгие годы и знают другого как свои пять пальцев.
Наблюдавшей этой возней Китнисс подумалось, что наверняка и они с Питом примерно так же смотрятся со стороны — полжизни вместе, проведенных в любви и… ну да, в согласии. Как и у Пита с Китнисс, у Джоанны и Зары случались порой размолвки, но время и взаимное терпение сгладили острые углы, и все пришло к такой вот идиллии.
— Ты бы не вел себя так, будь тут Ровена, — процедила сквозь зубы Джоанна в сторону Хеймитча, явно не собираясь так просто оставлять его в покое.
— Ровена мне не указ, — парировал тот резко, но не особо убедительно.
— Ага, конечно! Да наш дорогой доктор из тебя веревки вьет, старый дуралей, разве нет? — принялась подтрунивать над ним Зара.
Хеймитч скривился, хотя тут же невольно усмехнулся. Зара также не стеснялась в выражениях, как и Джоанна, но все же была гораздо мягче. Ведь ей не пришлось пройти через ад двух Голодных Игр и жизни Победителя, да еще и через пытки в застенках Капитолия во время Революции. Но вообще-то они с Джоанной были два сапога пара — недаром же столько лет были неразлучны.
Китнисс забавлялась про себя, глядя на то, как Хеймитч из кожи вот лезет, чтобы сохранить лицо в подобном споре. Хотя всем было очевидно - именно Доктору Агулар он обязан тем, что до сих пор жив и даже трезв нынче как стеклышко. Он мог сколько угодно делать вид, что она им не командует, но на самом деле дела обстояли именно так: он был в ее руках податлив как кусок свежей глины, и вроде бы сам не имел ничего против. Чего же удивляться, что все, кому не лень, подкалывают его почем зря, когда ее нет рядом.
— Кстати, а правда — где же Ровена? — спросила Китнисс.
— Срочно вызвали в приют. Будет попозже, — проворчал Хеймитч, все еще раздраженно зыркая на Джоанну и Зару.
Тем временем Эффи со своим мужем Окли, бывшим местным мэром, а нынче — одним из четверки Представителей Дистрикта в национальном парламенте, усердно накрывала на стол. И этот процесс тоже был отягощен некими трениями, так как Эффи была склонна сделать сервировку куда более вычурной и пышной, чем было нужно по такому случаю.
— Эффи, незачем раскладывать на столе все это столовое серебро, — терпеливо втолковывал жене Окли. — Это ведь не официальный ужин.
— Да, но соображения приличия и общий дизайн подсказывают, что оно тут необходимо, — Эффи уже едва держала себя в руках и почти задыхалась, — иначе…
— Иначе что, любовь моя? — переспросил он все тем же выдержанным тоном. — Нас поразит удар молнии? Китнисс, ты что, угрожала Эффи, что порвешь нас на кусочки, если мы не разложим каждому по пять комплектов вилок рядом с ложками для супа? — принялся острить Окли, озорно стреляя голубыми глазами в сторону Эффи. За все годы, что эти двое были женаты, Китнисс ни разу не видела, чтобы Окли досадовал на Эффи, даже когда ее полузабытый капитолийский гонор и перфекционизм снова брали свое.
— Вот уж не знаю, Эффи, — поддразнила ее и Китнисс. — Наверное, придется тебя выгнать из дома прямо на снег, если на столе вдруг не окажется у каждого персонального ножа для масла.
Эффи сконфуженно улыбнулась, собрала упомянутые приборы и вернула их в посудный шкаф.
— Меня снова заносит, да? — спросила она, явно смущенная.
Но Окли, который взирал на Эффи так нежно и зачарованно, будто она была соткана из лунного света, разложив оставшиеся у него предметы сервировки, взял жену за руку и поднес ее к губам.
— Ты хочешь, чтобы все было как следует. Что ж в этом плохого?
Китнисс бесшумно от них ускользнула, чувствуя, что ее присутствие больше не требуется. Вернувшись на кухню, она встала у большой печи и обхватила себя руками, чтобы унять нервную дрожь. Пока все остальные хлопотали в столовой в ожидании появления Пита, она здесь следила за тем, как готовится еда. Муж должен был вернуться из пекарни вместе с Томом и Делли. Китнисс нынче гораздо больше обычного волновалась о том, как пройдет праздничный ужин в их доме.
Стоило Китнисс проверить степень готовности доходивших в печи булочек, как распахнулась задняя дверь и оттуда с мороза явился Тристан, сын Энни с Финником, которому уже стукнуло шестнадцать. Он притащил из города кучу продуктов.
— Можно я поставлю это здесь, Тетя Китнисс? — вежливо уточнил он, и она невольно ему заулыбалась.
— Конечно ставь, я сама все разберу.
Пока он водружал пакеты на кухонный островок, у Китнисс в голове мелькнуло: его растрепанные и припорошенные снегом волосы в точности того же медного оттенка, что и у его отца. А сын Финника поспешил открыть и придержать дверь для матери и забрать у нее пакеты, которые та несла. Энни даже спустя столько лет оставалась прежней в своей хрупкой бледной красоте. На маленьком носу даже зимой не исчезали веснушки. Волосы все так же вились буйной копной. После смерти Финника она так вновь и не вышла замуж, и хотя ей удалось практически в одиночку вырастить своего мальчика таким нежным и заботливым, но отстраненность и надмирность в ней по-прежнему присутствовали — казалось, временами она забывает кто она и где находится.
— Снег так и валит, — она пыталась отдышаться, отряхиваясь на коврике у входа, прежде чем шагнуть в дом. — Китнисс поспешила снять с нее теплое пальто.
— Я сделала горячий шоколад. Он вот там, в турке на маленьком огне, — сказала им Китнисс, развешивая оба их пальто сушиться. Раз в несколько лет в этих местах случалась особенно снежная зима, природа ополчалась на людей вьюгой и трескучими морозами и нынешняя была как раз из таких.
— Как здорово. Спасибо, Китнисс. Тристан, хочешь чашечку горячего шоколаду? — Энни повернулась к своему высоченному уже сыну, который был — вылитый Финник, разве что кожа посветлее, да черты лица немного мягче.
— А как же! Само собой, — воскликнул тот, направляясь к буфету, чтобы взять там пару чашек.
— Снес бы ты шоколаду и Уэсли, на второй этаж, — предложила Китнисс. Уэсли был сыном Окли от первого брака, его мама погибла во время бомбежки Двенадцатого. И Уэсли частенько играл и сидел с Тристаном, когда его привозили сюда из Четвертого. И, несмотря на разницу в возрасте, они и потом не перестали дружить.
Глядя, на то, как Тристан спешит налить шоколад и отнести его своему другу, Китнисс вспомнилось, как она впервые увидела его фотографию. Это было почти пятнадцать лет назад, когда они еще только начинали писать свою Книгу Памяти во имя тех, кто погиб на Играх и в огне Революции. Тогда он был крошечным комочком на руках своей мамы, и Китнисс тогда до дрожи боялась за него, малыша, который при таких трагических обстоятельствах пришел в этот жестокий мир. И вот какой он стал: такой большой, почти ни капли не задетый былыми ужасами. Он вырос в безопасном, светлом мире. Как будто в ответ на ее мысли в животе что-то радостно поднялось, и она поспешила сдержать этот внутренний восторг, прижав ладонь пониже талии.
