И вот зенитка выстрелила. Блеснуло внизу и блеснуло рядом. Сквозь рев мотора чуть послышался звук, будто швырнули горстью гороха.
Еще неясно, что произошло, сбит или не сбит, поврежден или не поврежден, выведешь машину из пике или она уже не послушается - об этом просто не успеваешь подумать, потому что как раз время нажимать на гашетку. Длинная светящаяся нить пульсирует вниз, обрывается в стоящем на поле "юнкерсе".
Выходим из пике и идем друг за другом, образуя большой круг. Сейчас должны появиться вражеские истребители - надо занять круговую оборону.
Возможности техники диктуют тактику. ЛаГГ-3 уступает "мессерам" и в скорости, и в маневре. Единоборство удается только опытным летчикам. Но таких мало. Большие потери. Все время поступает молодежь. Неопытные. Кто-то подал идею: а не выгоднее ли бить фашистские бомбардировщики на аэродромах? Защищаться же от истребителей нередко приходится "в кругу". Крутясь в нем, подстраховываем друг друга, медленно оттягиваясь к территории, занятой своими.
Что и говорить, оборонительная тактика.
Но нужно и наступать, не давать бомбардировщикам проходить к намеченным целям - ведь это главная задача истребителя. Нужно нападать на идущие бомбить "юнкерсы", рассеивать их. Хорошо, если они без прикрытия. Но если прикрытие и есть, все равно нужно нападать. Нужно! И значит сознательно идти на схватку при всех преимуществах за врагом. "Слишком велики шансы обреченности", - с горечью говорят летчики, подсчитывая пробоины.
И поражает, как спокойно они вновь выходят на задания с таким вот "шансом обреченности". Потому что в жизни бывает время, когда твоя собственная судьба в твоих собственных глазах кажется второстепенной. Все заслоняется чем-то гораздо большим, и становится естественной, даже обыденной, само собой разумеющейся мысль о жертвенности: каждый должен честно совершить все, что кому выпадет,
Во имя этого большого. А это - судьба страны. В ней для каждого солдата есть свой особый участок. Кому-то насмерть стоять на подмосковных рубежах, кому-то до последнего держаться в Севастополе, кому-то останавливать лавину, рвущуюся к Волге.
Для нас же сейчас главное, во имя чего совершаются все "надо", Ленинград.
Осенью сорок первого фашисты взяли его в железное кольцо блокады. Страшные испытания обрушились на город зимой. Голод схватил ленинградцев своей цепкой костлявой лапой. В декабре, выдавали по 125 граммов хлеба на служащих, иждивенцев и детей, по 250 рабочим, по 300 для войск в тылу и по 500 граммов для тех, кто на передовой. Стояли лютые морозы. Не работало отопление, не ходили трамваи, вышли из строя водопровод и канализация, в дома не подавалось электричество - пользовались керосиновыми лампами, а то и лучинами.
Смерть от голода стала массовым явлением. 20 февраля сорок второго года, например, на Пискаревское кладбище доставили несколько тысяч трупов.
Но город живет, трудится, борется. Невероятные муки и невероятная стойкость ленинградцев потрясли весь мир.
Два фронта - Ленинградский и Волховский - ведут упорнейшую борьбу за город Ленина, колыбель революции, сюда приковано внимание всей страны.
Идет зима сорок второго года. Время невероятно трудное. Но это уже не сорок первый. Враг в основном остановлен, он уже был бит под Москвой, уже рухнула идея гитлеровского "блицкрига", уже мы освободили немало городов и сел. Уже ведется широкое наше наступление - силами девяти фронтов.
Ленинградский и Волховский в этом общем зимнем ударе по врагу решают свою задачу: сорвать гитлеровский штурм Ленинграда, вызволить город из блокады. Оба фронта начали наступательные действия навстречу друг другу.
Бои идут упорные. Лишь 2-й ударной армии Волховского фронта удалось вклиниться в расположение врага на 70-80 километров. Но положение это опасно, армию могут отрезать, взять в кольцо - слишком узкую горловину оставила она за собой, войдя в прорыв.
Что особенно угнетает летчиков, - господство немецкой авиации. Она непрестанно висит над частями 2-й ударной, преследует их, буквально терзает. А мы бессильны. У нас нечем помочь. Бывает, что на весь Волховский фронт остается каких-то два десятка самолетов, по четыре-шесть машин на полк. Все основные авиационные силы страны брошены на прикрытие Москвы, на обеспечение боевых действий на центральном направлении. Новая техника поступает очень редко: еще не набрали свою мощь заводы, вывезенные в глубь страны...
... Зенитки лупят вовсю. Наша штурмовка еще не кончилась, и они неистовствуют.
Но вдруг обстрел прекращается. Теперь гляди в оба - значит на подходе вражеские истребители. Собственно, не на подходе, а вон уже висят над нами и начинают срываться вниз, в атаку...
- Десять вылетало, четверо не вернулось, - мрачно говорит командир полка, хотя я и сам уже успел подсчитать.
Молча оглядывает свое скудное хозяйство.
- Опять подписывать четыре похоронки, - лицо его искажает гримаса боли. - Трое из погибших всего неделю как прибыли. Еще и фамилий не запомнил.
Подходит поближе, с остервенением отдирает торчащую на крыле щепку дельта-древесины, трогает пальцем рваное отверстие на фанерном фюзеляже.
- Шапкой не заткнешь. Хорошо посекли, сволочи. Во всех самолетах пробоины, на полную ночь теперь работа.
Майор пытается рассеять гнетущее настроение, но шутка получается невеселой:
- Так и запишем: старший инспектор ВВС Волховского фронта привез полку из боя рожки да ножки.
Такая теперь у меня должность - старший инспектор. Такая работа: помогать полкам в обучении, в организации их боевой деятельности, передавать опыт. Инспектор должен быть хорошим организатором, знать авиационную технику, состоящую на вооружении ВВС. Он учит не "на пальцах" в боях. Находясь в полках, он должен летать. Никто не установил, сколько летать. Но ты ведь не хочешь, чтобы за твоей спиной говорили: "Слова изрекать мы все мастера... "
Поворачиваем головы на звук - низко над лесом идет По-2. В полку такого нет, значит - связной, а то, может, начальство пожаловало. "Кукурузник" делает короткую пробежку, с ходу занимает место под деревьями на кромке леса. Через несколько минут к нам приближался летчик из управления ВВС фронта - я узнал его.
- Товарищ полковник, генерал Журавлев приказал вам сразу же прибыть.
- Держитесь правее, - советует на прощание командир полка. - Тут повадились "мессера" на охоту выходить...
Через полчаса мы увидели под крыльями Малую Вишеру, где располагались штаб фронта и штаб ВВС фронта, а еще через пятнадцать минут командующий ВВС генерал-майор И. П. Журавлев говорил:
- Прилетают десятый полк и две эскадрильи на пополнение других полков. Они полностью укомплектованы, это много для нас значит. Но вы же знаете теперешние привычки...
Действительно, стали нередкими факты, когда командиры с большими правами тут же посылали в бой приземлявшиеся на их аэродромах транзитные части. На место назначения части приходили уже изрядно потрепанными.
- Наше пополнение, - продолжал генерал, - приземлится на аэродроме у... - он назвал фамилию командующего ВВС соседнего фронта. - Ваша задача: встретить, проследить за заправкой, проверить знание маршрута, обеспечить дальнейший перелет. И ни в коем случае не поддаваться попыткам местных властей послать полк или эскадрильи на задание. Берите По-2, поведете сами, и с вами штурман подполковник Болоцкий.
Я уже выходил, когда он остановил меня.
- Да, а знаете характер генерала? Это я на тот случай, чтобы вы приготовились к сильнейшему натиску.
Погода была дрянь. Крутил снег, самолет бросало. Мы едва отыскали нужный населенный пункт.
Пошли представляться.
- Интересное задание, - с сердитой иронией сказал генерал, выслушав рапорт о цели прибытия. - Смотри, какие вы хитрые там со своим Журавлевым. А как хоть воюете?
- По-всякому приходится. Воюют люди геройски, да одного этого мало. Не хватает самолетов.
- Можешь не рассказывать - знакомая картина, - вздыхает он.
