Да. Я была права. Мужчина вывел меня на палубу. Уж не знаю для чего, чтобы я помимо сотрясения заработала еще и морскую болезнь, или для того, чтобы утопить и дать сигнал чувствам и ощущениям Элизабет. Он казался совсем ребенком, стоя здесь, в лучах заходящего солнца и любуясь ими с улыбкой озорного мальчишки. К слову, одет он был весьма странно, в мешковатую одежду, наподобие рясы. Она была настолько белой, насколько может быть чистым и сверкающим белизной снег, едва выпавший на поверхность мест, где не ступала нога человека. Тряхнув пшеничными прядями, он изрек, не оборачиваясь:
— Ты хочешь знать кто ты?
— Да. Я хочу покончить со всем дерьмом, что творится вокруг меня.
— Боюсь, это только верхушка айсберга. Ты не видела даже половины того, что могло или должно случиться, благодаря тому, что ты…
— Жрица?
Он саркастически вздернул уголком губ и кинул на меня иронический взгляд.
— Что ты об этом знаешь?
Поняв, что мои скудные догадки на предмет того, о чем я совершенно не знаю и что до недавних пор я считала уделом поврежденного рассудка писателей-фантастов, как минимум неуместны, я устроилась у ног моего похитителя, не в силах оставаться на своих двоих. Прислонившись спиной к борту, и прислушиваясь к голосу Мефистофиля, который едва не сливался с приятным рокотом волн, я чувствовала себя в полной безопасности.
— Говорят, об этом месте ходят мифы, — то ли сменил тему, то ли начал издалека он, — ты наверняка знаешь один из них?
Этот взгляд предлагал мне поведать одну из историй, которая известна коренному жителю Мелфрида. Только сейчас я обратила внимание, что мы и впрямь находимся у здания заброшенного дока, неподалеку от которого виднеется тот самый злополучный мост, на котором меня ударило молнией.
— Да. Эти легенды передаются от отца к сыну, от матери к дочери и так далее. Рассказываются как байки у костра под гитару и жареные сосиски. Ну, вы знаете… — последнее замечание показалось мне неуместным. Представить не могу Мефистофиля у костра с сосисками.
— Тогда поведай ту, которая запомнилась больше всего.
— Хорошо, — я прокашлялась, приготовившись к долгому рассказу и собираясь с мыслями. — Когда-то давно, задолго до появления Мелфрида и прочих городов, на этом самом месте была только вода. Была только Мелсуотен. Но взбунтовалась земля и вступила в схватку с водой. Они долго боролись друг с другом и, в конце концов, воде пришлось отступить. Вместо огромного и глубокого моря, покоряющего своим великолепием и невиданными просторами, на этом месте осталась лишь река, хотя не менее впечатляющая своими размерами, глубинами и тайнами. Вода еще долго пыталась отвоевать свои позиции, нападая на землю наводнениями, но земля диктовала свои права и ее гнев, ее дрожь ощущалась в этих местах еще во времена наших прадедов. Лишь около века назад землетрясения исчезли и больше никогда не появлялись. Тем не менее, когда Мелсуотен-Брейг разлилась в последний раз, из ее вод вышла необычайной красоты женщина. Ее волосы были как само солнце, огненные, солнечные, кожа, как кожура персика — бархатная и румяная, речь струилась, словно трель соловья, а поступь грациозная, как у лани. Это была Ева. Богиня жизни и всего живого, некоторые считают ее дочерью самой Мелсуотен. Она примирила тогда воду и землю, которые жили в мире какое-то время. Они стали ее верными спутниками. И тогда Ева основала здесь город, назвав его Мелфридом, что на языке древних означает… Место, где все началось… постепенно, город стал наполняться людьми и Ева жила здесь много веков, но была одинока. Ни один смертный не был достоин того, чтобы стать ее супругом и продолжить божественный род. Однако одной лунной ночью Ева встретила мужчину и в тот самый момент поняла, что именно он тот, кто может стать ее суженым. При всем при том, то был сам приспешник Дьявола. Дитя Ночи, как зовут его легенды. Ева привела его к Мелсуотен, своей матери, чтобы та благословила их. Но благословения не было. Вместо этого, Мелсуотен была разгневана тем, что ее дочь — сама Жизнь добровольно выбирает саму Смерть. В тот день она прокляла свою дочь, сделав ее… кто-то говорит, морской пеной, кто-то облаками, кто-то ветром, кто-то камнем, но суть в том, что Ева перестала быть самой прекрасной из бессмертных в человеческом воплощении. Прошли годы, затем десятилетия, и Мелсуотен раскаялась. Мир перестал радовать ее сердце. Взмолилась она, обратилась к земле, с которой боролась долгие века. Просила помочь вернуть ее дочери живое воплощение. Но, конечно же, земля отказалась и разразилась между ними очередная война, в которой Мелсуотен одержала победу. Именно так объясняется прекращение землетрясений и появление наводнений жителями Мелфрида. Земля согласилась помочь, но заклятье, которое могло вернуть Еву, ставило практически невыполнимые условия. Земля сказала. «В тот день, когда само небо своим гневом отметит самую прекрасную из здесь живущих в том месте, где была рождена богиня, ее часть вернется в эту женщину. Но чтобы Ева вернулась полностью…» ох, здесь уже столько интерпретаций легенды, что я теряюсь.
— Позвольте, здесь продолжу я. Для того, чтобы богиня вернулась, нужно было следующее. Тринадцать поколений той, которую пометило небо, должны были пройти через этот ритуал. Тринадцать поколений самых прекрасных, каждая из которых все больше приближала Богиню к жизни… через смерть…
— Да, все просто.
— Не совсем, — улыбнулся он. — Здесь начинается самое сложное. Люди не могли оплодотворить меченую небом. Она не могла понести ребенка от них — их семя недостаточно жизнеспособное для этого. Но, тем не менее, отцом мог стать лишь тот, чье сердце бьется. Самый лучший из тех, кто не был человеком. Заклятие земли становилось проклятием для детей Ночи, которые страстно желали быть с воплощением Евы — самой жизни, но не могли себе этого позволить. Рано или поздно, это их убивало.
— Что именно? Жажда? Кровь? Секс?
— Жажда крови во время секса, — улыбнулся он. — Думаете, почему они мечтают испить вас во время совокупления?
— Ни одной идеи…
— В этот момент, когда все естество готово к появлению новой жизни, ваша кровь наиболее всего наполнена жизненными элементами, магией, которые позволяют вампиру существовать. Которые дают ему неограниченную силу… и которые, в конце концов…
— Убьют его…
— Именно.
Медленно, очень медленно, до меня стала доходить суть происходящего. Как Марк нежно целовал мое запястье, из которого испил, словно это было самое ценное и самое необыкновенное, что он видел в своей жизни, то, как взбудоражились все сверхи в клубе смотрителя, даже то, что говорила Лиззи.
— Стойте, притормозим на поворотах… это все… что… неужели оно…
Его спокойный и уверенный взгляд, в котором уже сверкали отблески лунного света, говорил красноречивей самых громких слов.
— Да иди ты… но ведь…. а как же тогда…
— Леди Мередит, это лишь самая верхушка айсберга, как я и говорил. А детали, думается, вы уже успели ощутить на себе. Но это тоже лишь малая их часть…
Не в силах что-то сказать, я распласталась по палубе и хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Ладно, то, что существуют вампиры, демоны, гномы, черт бы их побрал, все это можно принять, но что я какой-то там отпрыск некоей богини из мифов? Пристрелите меня, а?
— А как тогда…
— Сэр?
На палубу поднялся недовольный гном и, просверливая меня плутоватыми глазенками, он стал перешептываться с Мефистофелем, игнорируя мою растерянность. Читать существо у меня не было сил, желания и возможности, поскольку мой мозг был до предела перегружен свалившейся информацией. Как могла я использовать или адаптировать к своей жизни то, что стало известно? Я жрица богини Евы, то есть я та, в которой эта самая богиня сидит и жаждет, чтобы я родила еще одну такую же как я… брр, запуталась. Капец, первым же делом я найду хорошего экзорциста, который вытащит из меня эту паршивку!
— Леди, вас проводят в каюту, где вы сможете отужинать и переночевать. Для вашей же безопасности каюта будет заперта снаружи.
