– Обещаю, что скучать вы не будете, – словно услышав, о чем я думаю, произнес мой жених. – Но обо всем постепенно. Сейчас располагайтесь, привыкайте, отдыхайте. Вскоре я приду за вами и покажу дом.

– Как вам угодно, ваше сиятельство, – склонила я голову.

Диар поцеловал мне руку, ободряюще пожал пальцы и ушел. Я оглянулась на своих родных, перед которыми лакеи открывали двери их комнат. Папенька, заметив мой растерянный взгляд, улыбнулся и показал глазами, чтобы я вошла. Кивнув ему, я набрала полную грудь воздуха, словно собиралась нырнуть, посмотрела на лакея, склонившегося передо мной в поклоне у распахнутой двери, и решительно шагнула в мои, уже мои, покои.

– Доброго дня, агнара Берлуэн.

В комнатах меня уже ждали горничные. Они коротко присели передо мной в книксене, а после закружили в деловитой суете, то называя свои имена, то показывая место моего нынешнего обитания, то тыкая пальцами на колокольчик, при помощи которого я могла призвать их. Передо мной распахнули створы огромной гардеробной, и я с восторгом уставилась на свои платья, доставленные из мастерской инара Рабана. Не хватало только воздушного свадебного чуда, но его время еще не пришло. После я увидела туалетный столик, на котором стояло зеркало в красивейшей позолоченной оправе. На столике лежал совершенно новый гребень со всеми зубцам. А еще… Я нашла множество носовых платков с моей монограммой. Часть имела инициалы «Ф.Б», часть – «Ф.А.». И это вновь привело меня в замешательство. В это мгновение я осознала, что еще ни разу не примеряла на себя новую фамилию. Диара Данбьергская, д'агнара Флоретта Альдис. Ох, Мать всего сущего, как же это странно звучит – Флоретта Альдис… А куда же денется агнара Берлуэн? Исчезнет? Растворится, как утренний туман? Двадцать лет жила и вдруг растает?

– Чем мы можем служить вам? – вежливо, но без подобострастия спросила одна из горничных.

Я попыталась собраться с мыслями, мучительно вспоминая, что принято отвечать в таких случаях. Дома бы я попросту упала в кресло, закрыла глаза и так посидела, приходя в себя. Но во дворце диара нужно было вести себя как-то иначе.

– Возможно, вы хотите сменить платье для верховой езды? – пришла мне на помощь самая молодая горничная.

– Да, – ухватилась я за ее слова и почувствовала некоторое облегчение. – Воды, чтобы умыть лицо от пыли. И стакан холодной воды, очень хочется пить.

За уточнение я почувствовала неловкость. Как там говорил д'агнар Альдис? «Мои распоряжения исполняются быстро и точно». И уж он-то вряд ли стал бы пояснять, что и для чего ему нужно. Все эти горничные и лакеи вовсе не напоминают нашу прислугу, и мне придется учиться еще и искусству быть госпожой и хозяйкой в доме… если, конечно, моему жениху я буду нужна, как хозяйка.

– Флоретта Альдис, – прошептала я и хмыкнула. – Нелепость какая-то.

– Вы что-то сказали, агнара Берлуэн? – спросила женщина, оставшаяся со мной, и я, наконец, покраснела.

День прошел на удивление легко и быстро. Его сиятельство оказался прекрасным хозяином. Правда, большая часть его времени была посвящена мне, но мои родные не скучали. Сестрицы обнаружили в саду качели, приготовленные к их приезду, пруд с маленькой лодочкой с резными бортами и головой лебедя на носу. Эта лодочка до того восхитила их, что от пруда они уже не отходили. Папенька остался с близнецами, до изнеможения катая их по водной глади. Артиан, продолжая соблюдать правила приличия, шествовал за нами с хозяином поместья. Однако я заметила, как приосанился братец, глядя на молоденькую горничную, зардевшуюся при его появлении. На мой насмешливый взгляд, младший агнар Берлуэн ответил невозмутимым видом и задрал нос, разом став важным и напыщенным, чем развеселил меня, и диар был вынужден остановиться и подождать, пока я прекращу попытки подавить смех.

Немного погодя братец вдруг отстал, и мы с женихом некоторое время оставались одни. Впрочем, упрекнуть д’агнара Альдиса было не в чем. Манеры его были безупречны, тон неизменно вежлив и никаких вольностей он себе не позволил. Потому, когда вернулся Артиан, он застал нас в беседке, сидящими на противоположных скамейках. Диар рассказывал мне историю поместья, я внимательно слушала ее. Сделав вид, что он все это время находился поблизости, братец уселся рядом со мной, но блеск его глаз не заметить было сложно.

– Агнар Берлуэн, – прервался мой жених, – приятно снова лицезреть вас. Видами любовались?

– У вас здесь прекрасные виды, ваше сиятельство, – сияя улыбкой, ответил Арти.

– Вы знаете, что браконьерам принято отрубать те части тела, которые мешают им думать? – красиво изломив бровь, полюбопытствовал диар.

– Хвала Богине, что я не браконьер, – с непередаваемой наглостью произнес братец.

– Тем лучше для вас, дорогой будущий шурин, – усмехнулся д’агнар Альдис. – Запомните раз и навсегда: охота в моем поместье запрещена. Ваша дробь не должна задеть трепетных ланей, что бродят по этой земле. Но за пределами поместья вы вольны стрелять в кого и сколько угодно.

– Я учту законы этого леса, ваше сиятельство, – склонил голову Артиан.

– И учтите особо: приручая лань, вы берете на себя ответственность за ее сохранность и здоровье, – закончил диар.

– Вы совершенно правы, ваше сиятельство, – уже без шутовства ответил мой брат.

А я переводила взгляды с одного мужчины на другого, силясь понять, что за аллегории сейчас идут в ход. После снова посмотрела на братца, прищурилась, вспоминая служанку, и смысл только что прозвучавшей беседы дошел до меня. Прикрыв рот ладошкой, я постаралась не залиться краской.

– Простите, Флоретта, этот разговор должен был состояться позже, я зря затеял его при вас, – с прохладной вежливостью сказал мой жених. – Но меня бесконечно радует, что иносказательность беседы вы поняли. Полезное знание, нам стоит с вами попрактиковаться.

– Как скажете, ваше сиятельство, – послушно склонила я голову.

Диар вернулся к прерванному рассказу, но я уже слушала его не так внимательно. Поглядывала на Арти и думала, откуда у него такой талант к иносказанию? После вспомнила своего веселого и спорого на проделки братца и поняла, что ему посчастливилось родиться более сообразительным, чем его старшая сестрица. Досадно…

– Вас что-то расстроило, Флоретта? – вновь прервался диар.

– Нет, ваше сиятельство, – улыбнулась я и снова превратилась в само внимание.

Когда мы разошлись по комнатам, распрощавшись до утра, я думала, что усну мгновенно. Однако кровать мне казалась слишком большой, перина слишком мягкой, одеяло жарким, все было слишком. Я отчаянно скучала по своей опочивальне в родительском доме, но оставалось только мечтать о возвращении домой, и я все-таки попробовала уснуть.

Не вышло. Промучившись не менее часа, я сдалась и села на постели. После взглянула в сторону окна. За прозрачными стеклами шумели деревья. Звезды яркой россыпью заполнили почерневшее небо. Подойдя к окну, я приоткрыла его, вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух, немного подумала и решилась.

Накинув халат, я плотно запахнулась в него, откинула на спину распущенные волосы и осторожно выглянула в коридор, но дворец диара спал. Я прокралась на цыпочках к лестнице, спустилась на террасу и потянула большую стеклянную дверь. Она оказалась открыта, позволив мне выскользнуть на улицу.

Воровато оглядываясь я побежала по дорожке, ведущей к саду. Уже более спокойно прошла мимо деревьев, едва не заблудилась в темноте, но плеск воды все-таки вывел меня к пруду. Здесь я убедилась в своем уединении и облегченно вздохнула. Подошла к кромке воды, присела на корточки и потрогала легкую рябь, набегавшую на берег. Вода была холодной, и я, передернув плечами, отошла в сторону. Затем огляделась, вспоминая, где видела скамейку…

– Доброй ночи, дорогая невеста, – вдруг услышала я и спешно отступила в тень. – Я за вами наблюдаю с тех пор, как вы появились на берегу, можете не прятаться.

– Ваше сиятельство, – я повинно склонила голову. – Простите.