Как впоследствии об этом вспоминал командир подразделения «Зенита» Я.Ф. Семёнов: «Наша колонна — четыре БТР Когда заговорила «Шилка», её поддержали пулемёты, стало ясно: игры кончились, началась война. Я шёл на первой машине. Мы успели проскочить. Второй бронетранспортёр подожгли, остальные уцелели. Десантировались. А тут ад кромешный! Наша «Шилка» бьёт по дворцу, снаряды скачут от стен, как резиновые. Из окон поливают.״ В общем, прижали нас, пришлось залечь. И поднялись лишь, когда «Шилка» подавила пулемёт в одном из окон дворца»[232]. На страницах альманаха «Русские коммандос» Яков Фёдорович пояснил, что «четвёртый БТР (очевидно, где был старшим В. Щиголев. — Примеч. В.К.) отстал по непонятным причинам»[233].

Сообщал здесь Я.Ф. Семёнов также и о следующем: «Сейчас трудно говорить, но я думаю, главный расчёт был на внезапность и скорость прохождения этой простреливаемой зоны со стороны Дворца. Это даже меньше 300 метров, но мы были в створе огня из автоматов, ДШК, пулемётов. В памяти осталось, что как будто шёл крупный тропический дождь. Прицельный огонь. У нас на БТР были перебиты передние колёса. Мы дотянули до стены, которая скрыла нас от огня. Вторая машина не дошла каких-то 30 метров. Сгорела полно-стью… Третья машина, шедшая в створе второй, добралась до мёртвой зоны. Но «Шилка», прикрывавшая нас, была не пристреляна, и снаряды от обстрела стен дворца, да и от второго яруса холма практически падали нам на головы»[234].

Тогда, на подступах к Тадж-Беку, погиб командир подгруппы «зенитовцев» старший лейтенант Борис Суворов, следовавший во втором (подбитом) бронетранспортёре. Многие офицеры госбезопасности уже в первые минуты боя после спешивания были ранены. О последующих событиях В.В. Колесник высказался так: «Дворец стоял на холме, возвышаясь над окрестностями метров на шестьдесят. К нему вела серпантинная дорога и пешеходная лестница шириной метра полтора. По ней шла группа лейтенанта Турсункулова и группа «Зенит»[235]. Это сообщение руководителя «Шторма» подтверждал и афганский оппозиционер С.М. Гулябзой: «Мы (имеется в виду группа «Зенит». — Примеч. В.К.) подошли ко дворцу со стороны кухни Амина. Оттуда нас активно обстреливали и подожгли вторую машину. Когда мы стали спрыгивать с БТР на снег, произошёл сильный взрыв, и я уронил из кобуры пистолет. По-афгански, по-пуштунски — это очень плохо. К счастью, пистолет я нашёл… Дальше, помню, бежали по лестнице. Я стрелял в прожектор. Когда подошёл «Гром» мы штурмом взяли здание»[236]. Здесь же отметим, что тогда в роли телохранителей Саида Гулядзоя, чтобы «не было сомнений у наших собратьев по оружию», выступали офицеры госбезопасности из числа «зенитовцев» А.С. Агафонов и В.В. Антонов.

Параллельно с этим третья рота 154-го ооСпН под командованием старшего лейтенанта Владимира Шарипова совместно с бойцами штурмовой группы из отряда спецназа КГБ «Гром» прорывалась к Тадж-Беку другой дорогой. Подгруппы «громовцев» тогда возглавляли располагавшиеся на пяти первых БМП вместе с бойцами «мусбата» офицеры госбезопасности О. Балашов (А. Баев, Н. Швачко, В. Федосеев), В. Емышев (С. Кувылин, Г Кузнецов, А. Якушев, а также ГИ. Бояринов), С. Голов (В. Анисимов, Л. Гуменный, Г Зудин, М. Соболев, В. Филимонов) и В. Карпухин (Н. Берлёв, A. Плюснин, В. Гришин, С. Коломиец). На одной из этих БМП находился и командир группы «Гром» М. Романов, вместе с ним были офицеры Г Толстиков, А. Репин и Е. Мазаев, а также капитан второго ранга Э. Козлов и афганский оппозиционер А. Сарвари.

В этой связи приведём точку зрения М.М. Романова, бывшего во время событий 27 декабря 1979 года майором госбезопасности, опубликованную в ноябрьском за 2004 год номере газеты «Спецназ России»: «Я создал несколько подгрупп, каждая имела боевую машину пехоты. Двумя бронет-ранспортрами и азиатским батальоном — силами поддержки — руководил Глеб Борисович Толстиков. На бэтээрах находились штурмовые лестницы, машины должны были поддержать нас пулемётным и автоматным огнём»[237]. Здесь же заметим, что при всём уважении к Михаилу Михайловичу, вряд ли, можно огласиться с его утверждениями относительно роли и предназначении «мусульманского» или азиатского, как он его называет, батальона. То же следует сказать и о весьма странных «функциональных обязанностях» ГБ. Толстикова по руководству 154-ым ооСпН спецназа ГРУ ГШ: это просто-напросто не соответствует действительности. Может быть, вновь что-то напутали малосведующие журналисты?..

Успешно сбив шлагбаум, преграждавший движение колонне боевых машин роты старшего лейтенанта B. С. Шарипова, первая БМП раздавила и афганского солдата, бросившегося ей наперерез. За первой машиной и остальные БМП третьей роты 154-го ооСпН устремились вверх по единственной ведущей к Тадж-Беку дороге. По этому поводу генерал-майор В.В. Колесник в последующем вспоминал: «Под прикрытием огня «Шилок» рота Шарипова на БМП двигалась к дворцу по серпантину. Охрана дворца открыла по наступающим ураганный огонь. Головная БМП была подбита. Десант машину покинул и с помощью штурмовых лестниц начал взбираться на холм. Вторая БМП столкнула подбитую, освобождая путь наступающим. Через десять минут после начала штурма девять БМП… роты оказались на площадке перед дворцом»[238]. И всё-таки, очевидно, то, о чём столь скупо написал Василий Васильевич, было значительно многопла-новее того, что вместилось в один убористый абзац.

Михаил Михайлович Романов так описывал происходившие тогда события: «Начался штурм. Каждая из нескольких моих подгрупп двигалась на боевой машине пехоты. Заход в район дворца предполагался с двух сторон — мы «крутимся» по серпантину, а Яша Семёнов со своим «Зенитом» выходит к пешеходной лестнице, которая ведёт наверх. У фасада соединяемся… Прорыв группы шёл под ураганным огнём…»[239]

А далее, по словам М.М. Романова, происходило следующее: «Когда после всех остановок мы выдвинулись к главному входу, и я выскочил из БМП, поверьте — весь вспотел. Плотность огня невероятная. Эвальд Козлов рядом со мной стоит, а я его не слышу: такой грохот вокруг. Он стреляет из пистолета Стечкина и вдруг кричит мне: «Михалыч! У меня пистолет сломался». Смотрю, а у него затвор в заднем положении. Расстрелял всю обойму и не слышит, огонь просто зверский. Ведь тут не только гвардейцы стреляли, «проснулись» батальоны… В общем, творилось нечто невообразимое. А у меня из 24 человек 13 раненых. Две минуты боя — и 13 лежат. Что ещё можно страшнее придумать для командира? Но страх страхом, а задачу выполнять надо. Выдвинулись к входу. Здесь стояли Карпухин, Берлёв. Убитых было много, человек шесть афганцев, они падали сверху и лежали у входа. Здесь же тяжелораненый Емышев. Я говорю: немедленно его в БМП. Потом и сам оказался в этой боевой машине, когда меня контузило. Как раз формировал штурмовую группу, и взрывом отбросило от бруствера на борт БМП. Кровь из ушей, в голове гул, стал на колени, постоял — очухался. Тут подошёл Филимонов, с ним раненый в глаз Швачко. И на первом этаже гремит бой. Его вели Карпухин, Берлёв, Плюскин, Гришин, Коломеец, Бояринов…»[240]

Этот рассказ дополняют воспоминания в ту бытность капитана второго ранга Эвальда Козлова, ставшего в дальнейшем командиром спецгруппы КГБ СССР «Вымпел», Героем Советского Союза и контр-адмиралом: «Очень важно, что первая машина остановилась у входа во дворец. Остановись она раньше, неизвестно, чем бы всё это кончилось. Огонь был страшнейший. Я ещё сидел в БМП и только выставил ногу наружу, её тут же прострелили. Сразу!»[241] И всё же, какая первая БМП остановилась у здания Тадж-Бека? Бывшая первой в колонне? Или, быть может, здесь речь идёт о первой пробившейся ко дворцу боевой машине пехоты? Вопросы, вопросы, вопросы…