На улице уже стало светать. Солнечный свет робко озарял черный небосвод слабым розовым и лимонно-желтым. В комнате было душно – дышалось тяжело. Я распахнула окно, позволяя утреннему морозному воздуху наполнить подвал прохладой, подошла к полкам, сняла с одной из них серый кейс с маленькими ножами и встала в центр комнаты. Абстрагируясь от всего внешнего мира, несколько раз глубоко вдохнула, позволяя морозному воздуху привести меня в чувство. Осталась только я и моя цель. Представляя, что каждый нож это мучительное чувство, я стала по одному запускать их в мишень. Первым, со стоном полетело отчаяние; затем боль потери; следующим, с особой яростью, я запустила жалость к самой себе; тревога… Я отпускала Илая, прокладывая дорогу к новой жизни.

В кейсе остался последний нож с корявым погнутым острием. Я взяла его в руку, замахнулась и, вдруг, чья-то горячая ладонь крепко сжала мое запястье. Во мне словно взорвалось что-то, сердце взбешенно молотило в груди. Я замерла боясь повернуться, боясь даже вдохнуть. Он достал наушники из моих ушей и спросил.

– Не спится?

Глотая обжигающий ком я повернулась к нему, пытаясь скрыть разочарование, это был всего лишь Нит, но я поняла очень важную вещь – я так и не смогла смириться со смертью

Илая, продолжая верить в то, что он жив, вопреки всему ждать его.

Я повернулась к Ниту.

– Ты не одна страдаешь бессонницей.

Сделав несколько шагов, я припала спиной к стене и осела на пол – безжизненным взглядом рассматривая нашпигованное ножами чучело. Нит опустился рядом со мной.

– Прости меня, – проговорила я, чувствуя ужасную вину за то, что лишила его брата.

– Это не твоя вина, – Нит положил мне на плечо руку и прижал к себе.

Мой еле слышный вздох разлетелся эхом в полупустых стенах. Между нами пролегла густая тишина. Наконец, набрав полные легкие воздуха, я решилась спросить о том, что мучило меня так сильно.

– Нит, – я заглянула в его уставшие глаза, они блекло мерцали в полумраке, словно антрациты, – у тебя нет такого чувства, что Илай все еще жив?

Нит тяжело сглотнул, потер переносицу и закачал головой, как сломанный "болванчик".

– Он погиб Лила. Прими это как есть, – полоснул он по мне.

Похоже, у меня была паранойя в прогрессирующей стадии. Внутри меня все бурлило и кричало оспаривая очевидное.

Нит сидел неподвижно, как статуя, запрокинув голову кверху, казалось, он даже не дышал. Глаза закрыты, челюсти сжаты.

– Я не верю. Не могу, – тихо прошептала я, уронив лицо в ладони.

Слезы снова стали пробиваться сквозь плотно сжатые веки.

Никому прежде я не говорила этого. Слишком сокровенные мысли боялись быть растерзанными правдой. Внутри меня жила надежда, что, может быть, Нит тоже чувствует что-то, ведь они близнецы.

– Так устроен мозг, мы отчаянно пытаемся наедятся, даже тогда, когда надежды уже нет.

Сквозь плотно зажатые веки пробилась первая слеза и потекла по напряженной скуле. Нит вытер ее рукой и крепко прижал меня к себе. Я снова разрыдалась, громко всхлипывая на его груди. Последняя надежда растаяла в призрачных лучах восходящего солнца. Сколько времени прошло прежде, чем в комнате стало тихо? Минута, может десять, а может час? Мне было не известно. Я потерялась во времени, а оно потерялось во мне. Вытерев рукавом мокрое лицо, я сидела прислонившись к его плечу головой. В полной тишине. Мы вместе, но каждый по раздельности, старались пережить общее горе.

В комнате пахло рассветом. Было холодно, а на полу, у распахнутых дверей балкона, блестели капли росы. Было так тихо, словно на десятки миль вокруг не осталось ничего живого. Я упала в кровать и натянула одеяло по самый нос, окунаясь в уже позабытое чувство, когда и кровать теплая, и подушка мягкая. В предвкушении я закрыла глаза. Вдруг, прямо под боком, зажужжал мобильник. Боже, еще нет и семи! Я накрылась одеялом с головой и постаралась расслабиться.

Телефон затихал и тут же принимался жужжать с новой силой, кажется, после десятого раза, я поняла, что все равно не усну, пока не посмотрю кто так настойчиво добивается моего внимания. Я взяла телефон и насторожилась. Звонил Джаред. Мы не разговаривали с ним с тех пор, как погиб Илай. Он вообще не появлялся здесь, ненавидел меня так сильно, что не мог даже находиться в одном помещении; ненавидел меня за то, что я забрала у него Илая – единственного друга и самого близкого человека.

Белоснежный корпус снова завибрировал. Во мне всколыхнулось неприятное предчувствие.

– Да? – настороженно произнесла я.

Несколько секунд было слышно только частое дыхание на том конце, я уже хотела сбросить вызов и отключить мобильник.

– Лила, – прохрипел Джей, я перестала дышать.

– Да?! – во мне все встрепенулось.

– Приезжай скорее!!! – произнес он.

– Что случилось?! – еле выдавила я.

В трубке шумел ветер и страшный грохочущий звук.

– Нет времени объяснять, просто приезжай! Ты приедешь?! – произнес он так, словно это был вопрос жизни и смерти.

– Конечно, Джей! Где ты?!

На той стороне снова сильно зашумело, ответа я так и не получила, только отрывки букв, словно сиплый лай, пробивались сквозь расстояние.

– Джаред!!! Ты здесь?!

Тишина, секунда которой длится вечность.

– Чертова дыра, – пробился его голос с перебоями.

– Чертова дыра?! – я вскочила с кровати и, прямо в пижаме, неслась вниз по лестнице, – Алло! Джей?! Где ты?

В трубке фонило, как будто было слышно лязганье металла сквозь толщу воды, а потом связь оборвалась. Я снова и снова набирала его номер, но отчужденный женский голос продолжал повторять, что абонент не доступен.

– Чертова дыра, Чертова дыра, – повторяла я просебя, вцепившись в руль автомобиля и не могла найти ни одной зацепки, ни какого представления о чем говорил брат. Это могло быть что угодно. Может он имел в виду какое-то место или ночной клуб, или просто ругнулся.

Гаражные ворота, мерно поскрипывая, поднялись вверх. В глаза, ослепив, ударил яркий утренний свет и меня осенило. Однажды, мы вместе с Илаем ехали по ущелью Шеола, через сквозную пещеру в огромной скале, она, как естественный туннель, простиралась на несколько миль. Там была абсолютная тьма и только проблески слюды мерцали в гигантской полости, словно тусклые звезды. Когда мы выехали из туннеля, яркий свет ослепил меня, так же, как и сейчас, а сразу за ним был утес – такой высокий, что озеро внизу казалось лужей, а ели крошечными зубочистками. Тогда Илай сказал, что это и есть Чертова дыра.

Надеясь, что это именно то место, о котором говорил Джаред, я выехала из гаража и по узкой петляющей дороге стала спускаться вниз к Сайлент ривер, река, оправдывая свое название, всегда оставалась в сонном состоянии – гладкая, словно лента из темно-синего хрусталя. Проезжая под массивными металлическими конструкциями, которые так поразили меня, когда мы с Илаем впервые прибыли в Амбрэ, я чувствовала как сильнее сжимается желудок от воспоминаний.

За каналом, стеклянными грибами, вырастали огромные небоскребы и тянулись вдоль главной улицы. Я свернула в переулок, на мощеную крупным булыжником мостовую, словно в другой мир попала. Таким был Амбрэ – разным и непредсказуемым, где современные здания лепили город вместе с изысканными старинными сооружениями, а корейские забегаловки стояли бок о бок с дорогими ресторанами. Туаты живут по всему миру, а возвращаясь домой привозят с собой кусочек привычной культуры.

Небольшие домики, как-то по семейному, прижимались друг к другу фасадами. Кремовые, нежно розовые и совсем белые – казалось, они должны были потемнеть и облупиться за сотни лет, что стояли тут, но на них лишь появилась ажурная паутина трещин. Узкая улочка вывела меня на дорогу к ущелью Шеола: широкая, словно язык огромного монстра, она резко уходила вниз, а затем взмывала вверх и вдалеке терялась в темноте туннеля.