Со знанием дела Рябой принялся врачевать рану Серого Волка, и через несколько дней она зажила. После этого, однажды возвратившись с промысла, Рябой принес самогон, который они вдвоем выпили и решили отомстить за обиду, причиненную Серому в белом доме. В тот же вечер они отправились в путь.
К этому злосчастному дому пришли в полночь. С моря дул сильный ветер, небо покрывали тяжелые облака, было темно и мрачно. Дом тоже был темен и мрачен, люди в нем, видимо, спали.
Две тени метнулись к стогу соломы, подтащили ее к дверям и окнам дома, облили бензином, а несколькими минутами позже, когда обе тени были уже далеко, дом горел со всех сторон, ярко освещая окружность и мечущихся людей.
Они были довольны, каждый по-своему, совсем по разным причинам. Серый Волк — потому что был отомщен, Рябой — потому что привязал к себе, поставил от себя в зависимое положение молодого человека, не подозревавшего, что этим пожаром продал душу дьяволу, связал себя преступлением.
Они долго жили в лесу вдвоем.
На дворе их прибежища, в окружении одичавших яблонь и кустов сирени рос дуб-великан, красивый и могучий. На ветвях этого дуба в густой чаще листьев воображение Серого Волка создало жилище бедной, забитой или сбежавшей сюда от жестоких людей девушки. Ее, единственную, он любил. Она и дуб — они казались ему действительностью, а действительная жизнь — дурным сном.
В тот день он шел вдоль берега лесной речонки, которая местами была так узка, что через нее можно было перепрыгнуть, не замочив ног. Там, где речонка образовала круглую, окруженную со всех сторон высокой травой бухточку, с противоположного берега в нее вошел деревянный мостик на сваях. На этом мостике Серый Волк, двигавшийся по тропинке осторожно, бесшумно, увидел девочку.
Она, завернув платьице до бедер, болтала изящными ножками в воде, рядом с нею на мостике стоял большой таз с бельем, которое она, очевидно, только что прополоскала. Она была так хороша, что у Серого дух захватило. Он смотрел на нее с другого берега из кустов, и чувство нереальности, сказки, мечты — всего того, что олицетворяет счастье, охватило его. И вдруг...
Из кустов, крадучись, появилась долговязая фигура Рябого, он тихо приблизился к девочке и схватил ее в тот момент, когда она встала и нагнулась, чтобы поднять таз с бельем. Зажав ей одной рукой рот, другой сдавив ее горло, он потащил девочку в камыши. Волк, не помня себя, бросился в воду и в один миг оказался на том берегу; он ворвался в камыши, бросился на Рябого, оттащил от девочки и, вгрызаясь в него зубами, начал бить и рвать, сколько хватило сил.
Они сцепились, катались в грязи, рвали и кусали друг друга и не заметили, как убежала девочка; они душили друг друга, и кому-то из них пришлось бы расстаться с жизнью. Но тут послышались громкие крики приближающихся людей и они помчались в лес, как два зверя, преследуемые охотниками...
Девочка спаслась. Но дело в том, что она спаслась потому, что ничего этого не было. Только что описанная картина возникла в воображении Серого Волка, которому очень хотелось, чтобы ему представилась возможность спасти эту девочку. Но ее не от кого было спасать, она взяла свое белье и спокойно пошла мелкими шажками, словно танцуя, по тропинке и скоро скрылась за деревьями. Только такой могла быть она — его Королева Дуба, которую он назвал Сирье.
Лесная жизнь Серого продолжалась бы, вероятно, долго, и неизвестно, чем бы она кончилась, если бы не свинья... Этой свинье, видимо, надоела домашняя жизнь или она просто заблудилась в лесу. Так или иначе, она в один прекрасный день разгуливала, сама с собой разговаривая, перед старым домом в лесу, население которого в это время в ожидании ночи спало.
Свинья!! Серый и Рябой пришли в восторг, считая, что сам бог подослал им этот жирный кусочек. Охота была трудная, потому что свинья ухитрялась залезать в густые заросли, непроходимые для людей, она отличалась сильным неприятным голосом и кричала на весь лес так, что можно было подумать, будто ее режут, хотя ее еще не резали. На ее вопли из лесу вышел человек, который был намного умнее свиньи, и бегал он тоже намного быстрее, поэтому он тут же исчез в лесу. А им пришлось, забыв об охоте, удирать с этого места.
Они расстались. На привале в лесу у небольшого костра, поев, Рябой, сказал:
— Ну, живи, как сможешь, меня не ищи.
И ушел. Серый Волк несколько дней провел у бабушки и дедушки, удивляясь тому, что у них его так и не искали, а затем опять стал ходить по острову, ночуя где попало — в стогах, на чердаках и в сараях.
Когда он, убежав от истребителей, боялся их, он был фактически вне опасности, потому что не был связан с преступлением. Другое дело теперь, когда бил спален белый дом... И это он прекрасно сознавал.
Он часто приходил в Куресааре, в замок — самое любимое с детства место. Он проводил в замке ночи, тихо, как тень, ходил по древним коридорам, галереям, спускался в подвалы, на дно «Пещеры Львов» и воображал, что живет в четырнадцатом веке, он — хозяин этого замка и может сколько хочет, хоть до самой смерти, смотреть из окон большой башни на островок Лаямадала, на едва видимый отсюда остров Абрука.
В тюремной башне, на самом верху, через страшную пропасть Львиной Пещеры, с деревянного мостика к противоположной стене проложен железный брус, поддерживающий мостик.
Подъем длился долго, и, наконец, по изменившейся акустике, отражающей его дыхание и звуки шагов, он догадался, что вышел из узкого хода, и тут же заскрипел под ногами деревянный мостик. Он облокотился о перила и посмотрел вниз, в черную невидимую глубину пропасти.
Мостик этот был прочен, каждый день по нему проходило множество людей, но то днем, когда его видишь. Теперь же, в темноте, быть уверенным в его прочности трудно. В его жизни сейчас было так же мрачно, как здесь. И не было мостика.
Замок, уходя все более в ночь, словно ожил, где-то гремело, раздавались звуки, стоны, свисты, вздохи, дребезжали стекла, будто тоненькие колокола... Не хватало только призраков. Лишь Серый метался взад- вперед, чтобы не замерзнуть.
Он забирался в высокое кресло на подиуме (возможно, в нем когда- то просиживал какой-нибудь великий магистр...), здесь он замирал, наслаждаясь вековой таинственностью мрачных сырых помещений замка, где не боялся ни истребителей, ни милиции, и лишь самую малость — привидений. Но спать в замке он не мог.
Конечно, холодно было в замке, где душили и даже живьем замуровывали друг друга люди, но холодно было и в его душе, ибо пылинке в образе человеческом всегда холодно, когда ниоткуда не поступает тепло, а такая пылинка, как Серый, особенно нуждалась в человеческом тепле, а потом и в солнечном. И разумеется, его тревожили мысли о том, куда податься, где найти людей, которые примут его в свою среду как равного.
И тогда появился Орас, который мало чем отличался от Рябого. С ним и его апостолами жил Серый до того дня, когда его, наконец, отвезли в таллинскую тюрьму. Везли его в наручниках в обычном автобусе, под конвоем двух милиционеров, любезно объясняющих всем пассажирам, что везут обыкновенного воришку, каких на свете Сколько угодно, хотя теперь благодаря им на одного стало меньше. И пассажиры его с любопытством рассматривали, обсуждая его внешние данные, возраст, расспрашивали конвоиров о подробностях.
А Серый Волк сверлил их всех презирающим взглядом, изображая полное к ним безразличие. Ему хотелось бить по этим любопытным физиономиям, плевать в них. Он их смертельно ненавидел, этих людей, едущих куда-то по своим мирным делам, ненавидел за собственные неудачи и за их спокойную определенность. Он их ненавидел, и поэтому они для него будто не существовали, он ушел в себя, заставил себя увидеть мысленным взором лесную речку, и деревянный мостик на сваях, и сидевшую на мостках девочку — Сирье. Так он назвал ее, потому что как-то же нужно было звать свою мечту. Вокруг суетились любопытные, многие смотрели на него жалостно, другие с презрением. Он был готов всех их разорвать на куски.
