- Тебе почём знать?
- Опыты и над мышами грех совершать: всё должно идти самым естественным путём, а вы природу насилуете. У нас, у казаков, так говорят: баба не хочет, козёл поумерь свой пыл. Вот я бы вам рога пообломал...
Главврач разрядил ружьё, патроны положил в сейф. Хотелось жутко пить. Он вышел в коридор, прошёл в ординаторскую, которая была открыта в связи с экстренной эвакуации медперсонала, подставил лицо под поток льющейся влаги и смачно проглотил три затяжных глотка. Пропади оно всё пропадом!
Фрагмент 10
Главврач чувствовал себя не в своей тарелке: мало того, он ранил человека, причинил сознательно ему боль, но ещё и эта девушка Олеся очень ему приглянулась. Иосиф Семёнович имел тяжёлые отношения со слабым полом: он был мнителен, ревнив и богопочитаем; но ещё более женщины не любили в нём полную консервативность в сексе. Да, женщинам нужна откровенность, которая идеально ложиться на удовольствия.
- Перевяжи ему клешню, - потребовал Вайцман. Олеся достала бинт и спирт, сделала качественную повязку, ведь не даром проработала санитаркой в санатории. Стас пришёл в себя, поохал для приличия, исступлённо глядя на главврача, курившего с задумчивостью нашкодившего школьника.
- Что ж ты, Семёныч, людей калечишь?! - голос Стаса жжужал как улий пчёл. Одежда парня была липкой от пота, на полу растеклась лужица тёмной крови.
- Аз Бога ведаю, Стасик, - деловито отреагировал Вайцман.
Олеся повозилась с убитой Любой: закрыла ей глаза, поправила одежду.
- Надо бы её в морг отвести, - Иосиф Семёнович говорил приглушённо, толкая слова в атмосферу. - Сестра она моя двоюродная, последняя родственница на Божьем свете. Эх, жизнь, зачем ты наносишь такие чувствительные раны, зачем мечом огненным терзаешь сердце человеческое?! Железом по нервам, жуть.
Вместе с Олесей главврач погрузил тело убитой на тележку, дали Стасу снотворное, и двинулись в путь. В коридоре пустой больницы воняло жжёной бумагой. Где-то на верху раздавались детские голоса, смех, кукуреканье человеческой глотки, ржание двуногих лошадей.
- Сеструху убил, змеёныш, - стонал и плакал Вайцман. - Единая кровиночка, душа в душу жили. Я ведь для неё был как Алёша Карамазов. Я её почитал за святую, пальчики ей целовал, баньку топил, кваску наливал. Убийца! Людей мучил и до меня добрался. Ирод!
Олесе от чего-то сделалось смешно. Такое бывает при сильном волнении, когда ЦНС возбуждена и спускает пар. И она засмеялась с каким-то надрывом, задыхаясь, мня платье и волосы. Жалкий вид мокрого цыплёнка.
- Подруга, да у тебя истерика! - главврач вытер слёзы, пощупал у девушки лоб. Вот, жар.
Добрались до двери на двор, кое-как перенесли тележку через порог. Вайцман вспотел как медведь, сердце рвалось на волю. Олеся едва не падала с ног.
- Настоящее фэнтези с мертвецом и тремя голодными и злыми неудачниками, - зло сказала девушка и сплюнула на гравий.
Стоял тихий вечер. Тумана не было, но запах серы стоял всё тот же. Гладиолусы и хризантемы обдало первым неожиданным заморозком, по-видимому, от всё тех же бомбёжек террористов. Вдруг заорало радио, тягучий голос властного человека заголосил:
"ГРАЖДАНЕ, СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ И БЛАГОРАЗУМИЕ! ЗНАЙТЕ: ПРЕЗИДЕНТ ПОЛНОСТЬЮ ВЛАДЕЕТ СИТУАЦИЕЙ, УЩЕРБ УТОЧНЯЕТСЯ, СИЛЫ РЕАГИРОВАНИЯ УЖЕ ЗАНИМАЮТСЯ ПОСТРАДАВШИМИ! НАМ ОЧЕНЬ ВАЖНО ЗНАТЬ, ЧТО ВЫ ПОЛНОСТЬЮ ДОВЕРЯЕТЕ НАМ!"
- Суки, разве раньше нельзя было направить это самое реагирование в нужное русло?! Пока гром не грянул... Ох, святой Никола Угодник, спаси нашу отчизну, выправи нашу лодку!
По бетонированной дорожке добрались наконец до морга. Двери его были раскрыты нараспашку. Горел свет в замусоленном окне, будто кто был внутри.
- Забыли выключить и закрыть, - объяснила Олеся.
Затащили мёртвую. Один из холодильников урчал голосом тракторного двигателя.
- Куда положим? - спросил Иосиф Семёнович, чеша руку об колено.
- Хозяина нет, будем справляться сами. Ключи в тумбочке, доставайте, будем открывать и смотреть где есть место, - произнесла Олеся.
В 5-ом холодильнике было свободно. Любочку уложили со всей осторожностью. Вайцман перекрестился, про себя прошептал молитву заупокойную, весь как то обмяк. Кости его ломило, голова гудела как колокол. Бытие, злое и душедробительное, выворачивало душу и словно снег ложился на лицо.
- Я ведь наказывать его не хочу, - стал объяснять Вайцман об отношении к Стасу, - Мне раскаяние его необходимо, покаяние пред Всевышним. Буду тогда знать, что в ещё одной душе человеческой свет зажёгся.
- Стас - тяжёлый человек, - громко произнесла Олеся.
- Но он способен раскаяться?
- Если только буде умирать. Скорпионы - люди железные, их воля неподвластна разуму. Я давно это поняла, когда ещё не жила с ним. Мы ведь в детский сад, вместе ходили, в школу, на вечеринках встречались. Он очень добрый человек, но самоуверенный. Он не верит в высшую справедливость...
- Это очень печально, - замотал головой Иосиф Семёнович. - Нужен он мне как свидетель Правды на земле. Через него в Боге желаю утвердиться. Не выйдет, значит.
Олеся села на диванчик, откинулась на спинку.
- Вам это так важно? - улыбнулась она.
- Как смысл жизни. Я ведь пил безбожно, ругался матом, дебоширил. Однажды, зимней ночью, приснился мне мёртвый человек, одни кости, с моим лицом. Страшно стало, аж жуть. И голос, спокойный и властный, говорит, значит: покайся, сыне. Я по-утру побежал в церковь, что через реку, исповедовался, причастился. Но полной уверенности нет. Хочу чуда.
- Будет вам чудо, - опять улыбнулась Олеся. Ей нравился этот человек.
Фрагмент 11
Вечер вступал в ночь. Вам не кажется, что все ночи одинаковы как птицы, летящие на юг? В ночь мы уходим, в ночь возвращаемся, и значит - жизнь питается ночами, питается её холодом, её непроглядным мраком, звериным молчанием.
