Ей было тепло и приятно танцевать с симпатичным ей челове­ком под красивую музыку, вдыхать тонкий запах его парфюма, ощущать силу его рук, нежно касавшихся ее талии. Она чув­ствовала, что и ему хорошо с ней, и думать больше ни о чем не хотелось. Просто немного зависнуть в этом пространстве-време­ни, позволяя себе расслабиться.

Кончился танец. Вечер отдыха тоже подошел к своему логиче­скому завершению: часы показывали почти полночь, и пора было возвращаться в гостиницу. Виктор Георгиевич вызвал так­си.

В ожидании машины они курили около ресторана. На улице ощутимо похолодало, и шеф накинул свой пиджак Любе на пле­чи, на долю секунды прижав ее к себе сильнее, чем дозволяла служебная этика - впрочем, о том, что говорит служебная этика об укрывании сотрудника своей одеждой, история вежливо умалчивает.

В такси Люба села на заднее сиденье, Орлов - рядом с води­телем. Доехали они за несколько минут - ночной город...

Поднялись на этаж, пожелали друг другу спокойной ночи. И тут у Любы застрял в замке ключ от ее номера. Виктор Георгиевич поспешил прийти на помощь. Они вместе пытались одолеть капризный механизм, но он не желал поддаваться. В конце кон­цов, Люба вывернулась таким образом, что оказалась буквально нос к носу с шефом. Он как раз в этот момент в очередной раз наклонился к замку. Их глаза встретились.

Виктор Георгиевич еще рефлекторно пытался провернуть ключ в двери, но вторая его рука уже отводила светлую прядь от лю­биного лица. Она, огорошенная, не пыталась возражать. Он неж­но прикоснулся губами к ее щеке, скользя вниз, к шее. Поце­луи становились все горячее, руки оставили, наконец, замок, и гладили ее плечи, опускаясь все ниже...

-- Как же хорошо, Господи... - пронеслось в затуманенном мозгу, - как приятно все же он целуется...

Она таяла под его торопливыми ласками, явно видя себя герои­ней какого-то прочитанного романа... За спиной скрипнула вне­запно открывшаяся дверь номера, и этот неожиданный звук мгновенно отрезвил и вернул к реальности: стоп, что я делаю? Что мы делаем??

Люба была в совершенной растерянности. Да, Орлов ей симпа­тичен, как человек, и, безусловно, приятен, как мужчина, но... но! Шура!!! Как она могла до такой степени вылететь из реальной действи­тельности, погрузившись в какой-то романтический придуман­ный мир?!

-- Виктор Георгиевич... - она мягко сняла его руки со своей та­лии, отпрянув немного назад, - не увлекайтесь. Пожалуйста. Простите меня! Все хорошо, просто мы с вами чуть не наделали глупостей... Спасибо за ужин и спокойной ночи.

И Люба скрылась за дверью, оставив удивленного шефа в оди­ночестве.

Прижавшись спиной к входной двери, она медленно сползла на ковер. Боже, какой стыд! Как она могла?! Как теперь смотреть в глаза мужу? А Александре? Что теперь будет с работой и вооб­ще - с жизнью?

Любе было очень плохо. Она не помышляла об измене, но здесь все получилось будто бы помимо ее воли - но при этом ни о ка­ком насилии речи тоже не было. Непротивление - это ведь тоже согласие?.. Еще какое. Ее тело приятно поднывало, вспоминая его прикосновения и поцелуи - и от этого на душе становилось беспросветно тошно.

Ночь она провела без сна, и утром отводила глаза от Виктора Георгиевича, не зная, куда деться от всепоглощающего стыда. Мужчина взял ситуацию в свои руки. При первой же возможно­сти он отвел Любу в сторону.

-- Люб, я виноват. Прости меня. Я чуть не наломал дров, мне стыдно перед тобой - да и не только... И я точно так же, как и ты, боюсь поднимать на тебя глаза. Обещаю - больше этого не повторится.

Она покраснела до корней волос, кивнув в знак согласия.

***

Орлов сдержал свое слово. Ни разу ни жестом, ни взглядом он не напомнил Любе о том ночном эпизоде у ее двери. Мало-по­малу неловкость между ними стала проходить. Но сама Люба по-прежнему не могла простить себе случившегося с ней помут­нения, не находя ему должного оправдания. Ее терзало чувство вины и недосказанности: она привыкла всегда делиться с Шу­рой всеми своими переживаниями, а тут, получается, что-то скрыла, не рассказала... От исповеди мужу ее удерживала преж­де всего однозначная бессмысленность этого действия: развития история, слава Богу, не получила, случай оказался единичным, они с шефом ситуацию проговорили и друг друга правильно по­няли. А облегчать свою совесть, причиняя боль близкому чело­веку... Это было бы подло. Так что Люба продолжала мучиться в одиночку. Просто перестала употреблять спиртное в компани­ях без мужа вообще и внимательно следила за тем, чтоб не дать никому случайного повода для совершения ненужных поступ­ков.

***

Олег Шугаев собирался в отпуск. Много долгих месяцев он про­вел в глухой тайге, занимаясь программным обеспечением геоло­горазведки. Единственным культурным развлечением была ста­рая библиотека в соседнем поселке, и за время, проведенное вне массовой цивилизации, Олег успел прочесть немало хороших книг. Это был единственный серьезный плюс такой работы: при других обстоятельствах ему едва ли удалось бы столько времени потратить на чтение ради собственного удовольствия.

Не так давно ему попался "Компромисс" Довлатова, и он сразу вспомнил девчонку-однокурсницу, с которой в свое время они горячо ее обсуждали. Классные были дни!.. Это уже после эква­тора -- они почему-то начали ближе общаться, когда впереди от­четливо замаячил выпускной. Незадолго до этого у него трагически погиб старший брат, и эта потеря очень его подкосила. Они с Гариком сблизились не так давно - сказывалась разница в возрасте в шесть лет - и на этом фоне боль проникала еще глубже... Выкарабкивался он с трудом. Пил неделями. Все это время именно Люба прикрывала его в институте, сдавая от его лица контрольные и курсовые и договариваясь с неравнодушными преподавателями. Олег ни о чем ее не просил - по совести, ему было решительно наплевать на все это.

Она по-человечески очень ему нравилась, у них было много общего... но почему-то ничего бо­лее серьезного не хотелось. Что-то шло не так. То ли Люба слишком активно давала ему понять, что он ей небезразличен -- обычно это излишне, то ли просто обстоятельства так складыва­лись.

Как-то после шумной студенческой тусовки, которая проходила в доме Ромашовых, он вместе с двумя однокурсниками остался у нее ночевать. В какой-то момент еще вечером, когда они вме­сте возились с ее котом, возникло что-то такое... он поймал ее взгляд - и она не отвела глаз. Что-то отчаянное было в этом вз­гляде, какая-то безотчетная решительность...

Она вышла в соседнюю комнату, и через пару минут пискнул его телефон. Смс. "Знаешь, я б очень хотела, чтоб ты поцеловал меня..."

Люба отправляла это сообщение, преодолевая внутреннюю дрожь. От его ответа зависела вся ее дальнейшая учеба, не ска­зать -- жизнь на тот момент. Но в результате получился лишь очередной, в сущности, вопрос.

"Остался бы - поцеловал бы и не только, но! Это мимолетное, прости..."

Еще не поздно остановиться. Есть возможность выйти из игры. Она же не девочка на одну ночь!.. Но... но... пальцы лихорадоч­но выстукивали ответную смс. Ее била дрожь. Дело было, ко­нечно, не в физиологии, об удовлетворении банального влече­ния не было и речи. Ради этого она никогда не решилась бы на­столько распахнуть свою душу в запредельно откровенных сообщениях. Любе было физически необходимо почувствовать себя нужной ему, хотя бы на час - но только ему! Дать себе поверить на ка­кой-то момент, что они - вдвоем. Физическая близость нужна была для подкрепления существующей между ними привязан­ности. Она хотела погреться у огня, пусть и чужого. Может быть, по наивности надеялась, что это сделает их ближе. Что го­ворить - в двадцать лет это вполне позволительное заблужде­ние...

"Олег, сделай это, пожалуйста..."

Люба понимала, что терять ей уже нечего. Она все сказа­ла в первой смс.

Время было уже позднее, и ребята остались у Ромашовых до утра, благо в гостиной места хватало.

Ночью он пришел в любину комнату. Она ждала, сидя на кровати, обняв руками колени. Олег сел рядом, снимая свитер. Перед тем, как начать ее цело­вать, он шепотом попросил ее прочесть одно из их любимых стихотворений...