– Скажите, Рэйчел когда-нибудь говорила о том, что хочет разыскать своего обидчика? – спрашивает Льюис.

– Она говорила, что прекратила этим заниматься. И еще она сказала мне, будто вообще хочет забыть о том, что это когда-то происходило.

Разумеется, именно это она и могла мне сказать. В течение долгих лет я умоляла ее прекратить поиски, и, видимо, настал такой момент, когда ей было проще солгать, чем опять продолжать споры.

Льюис задает еще один вопрос:

– Когда это случилось?

– Пять лет назад. Вы его подозреваете?

– Нет. Хили до сих пор сидит в тюрьме.

В «Охотниках» я исследую ее маршрут от дома до тюрьмы. Я представляю себе, как Рэйчел находится в комнате для свиданий, как туда гуськом начинают заходить осужденные. Я не знаю, о чем она там собиралась говорить. Какие обвинения готовилась предъявить. Думаю, Рэйчел не стала бы допытываться, почему он так поступил. Я однажды спросила ее об этом, а она только рассмеялась мне в лицо и сказала: «Ему не нужны никакие причины». Она не хотела встречаться с ним, чтобы лучше понять, из-за чего это произошло. Рэйчел хотела наказать его.

Однажды она даже поведала мне о том, как можно отомстить. Она станет переписываться с другими осужденными и постепенно завоюет их доверие. Потом, на свидании, упомянет их имена и скажет, на что они готовы пойти ради нее.

Я не знаю, как далеко она зашла в осуществлении своего плана. И способна ли она была подговорить одного заключенного напасть на другого. Я лично сомневаюсь в этом, но желаемый эффект был именно таким.

Итак, это был не он. Не Эндрю Хили. Вероятно, они были внешне чем-то похожи, хотя звонка к его адвокату достаточно для подтверждения слов Хили. И все же Рэйчел могла продолжать угрожать ему. И хотя он напал не на нее, но все же жертва была, как и преступление. Я почти вижу, как она возвращается к своей машине, крепко обхватив себя руками, на лице написана нескрываемая ярость.

Она, скорее всего, остановилась в Бристоле, чтобы выпить немного. Даже само место я представляю отчетливо: это бар со знакомым названием, такие она посещает в Лондоне и Бате. Например, это мог быть «Слаг энд Леттук» или нечто подобное. У нее в то время все еще продолжали вертеться в голове разные планы, и она выпила слишком много, чтобы снова садиться за руль и ехать домой. В этом я настолько убеждена, что начинаю обзванивать все гостиницы среднего уровня в центре Бристоля.

– Здравствуйте, вам звонит Рэйчел Лоренс. Я хотела бы забронировать у вас тот же номер, в котором останавливалась в прошлый раз. Посмотрите, пожалуйста, это возможно?

Как только я слышу в ответ, что в книге записей нет никакой Рэйчел Лоренс, я сразу вешаю трубку и набираю следующий номер. Наконец в ответ я слышу: «Комната номер двенадцать».

Я спрашиваю, сколько это будет стоить.

– Мне кажется, это дороже, чем в прошлый раз. Цена за весь уикенд?

– Цена за номер восьмого марта также составила девяносто пять фунтов.

Я так и сияю от гордости. Я всегда знала ее гораздо лучше, чем все остальные.

– Нора, – сказала Рэйчел, – ты пойдешь со мной или останешься?

– Останусь. – И я тут же опять заснула. Рэйчел легкой походкой спустилась по ступенькам. Внизу она попрощалась с Рэйфом и теми, кто еще не спал, потом открыла входную дверь, впуская в дом летний воздух. Солнце еще не встало, но прогретая мостовая оставалась теплой всю ночь.

Рэйчел рассказала мне эту историю только один раз, полагая, что я запомню все в деталях и ей больше никогда не придется повторять свой рассказ.

Она шла вперед, а сандалии несла в руке. Чуть позже она выяснит, когда в тот день был рассвет, и подсчитает, что из дома Рэйфа вышла вскоре после того, как часы пробили пять. Небо было удивительным и неестественно голубым. Очень скоро сестра наступила на острый камешек и решила снова надеть сандалии. Ей казалось, эта деталь очень важна. Рэйчел все описывала в мелочах. Я не думаю, что она обулась потому, что почувствовала – ей в то утро придется бежать.

Она говорила, что испытывала тогда бурный прилив счастья. Вместо возвращения домой она решила отправиться к реке и встретить там рассвет. Рэйчел говорила, что ей даже стало жалко тех, кто спит у себя дома, ведь ее жизнь гораздо лучше и, в отличие от них, она полна энергии.

Она добралась до микрорайона муниципальной застройки, представлявшего собой ряды одинаковых белых домиков, половина из которых пустовала.

Внезапно появился мужчина. Он шел между двух домов по направлению к дороге. Сестра заметила его краем глаза, когда пересекала границу лужайки. Обернувшись, она увидела, что мужчины позади нет, и подумала, что он зашел в один из домов.

Затем он появился уже на расстоянии двух домов впереди нее. Наверное, выбрал короткий путь и обогнал ее, шагая прямо по лужайкам. Рэйчел занервничала. Она никак не могла решить, что лучше: продолжать двигаться домой или развернуться и броситься назад в город.

Мужчина продолжал идти по лужайкам, потом ступил на дорогу. Он не посмотрел на Рэйчел, которая застыла в нескольких метрах от него.

Мужчина начал удаляться от девушки, двигаясь в том же направлении, что и она. Когда расстояние между ними увеличилось до пяти метров, Рэйчел осторожно шагнула вперед. Ей нравилось то, что он идет впереди. Это добавляло чувства безопасности. Сестра решила не бежать, ей показалось, что будет лучше, если останется возможность видеть, где идет этот мужчина.

Весь остальной путь домой она будет находиться в пределах слышимости обитателей домиков. Если что-то случится, кто-нибудь обратит внимание на шум и обязательно выйдет посмотреть. А если взять и побежать, он нагонит ее где-нибудь на участке между городом и застройкой, в полях, там, где нет ни единой живой души.

Сохраняя прежнюю дистанцию, Рэйчел прошла еще с полквартала.

Но тут мужчина резко развернулся и направился к ней. Шел он как-то странно, поднявшись высоко на цыпочки, очень мелкими шажками. Она начала громко кричать на него, но мужчина, полушагая, полупрыгая, приблизился к ней вплотную.

Сестра хотела испугать его. Кто-то ей говорил про это, нам всем когда-то говорили про это. Устрой сцену, привлеки внимание, создай ему дополнительные сложности, и тогда он оставит тебя в покое.

Но на мужчину ничто не подействовало. Оказавшись достаточно близко, он схватил ее рукой за горло и прижал к земле. Потом встал на колени рядом, закрывая одной ногой пах. Рукой продолжая держать ее за горло, он принялся бить Рэйчел в живот, грудь и лицо. Сестра пыталась отбиваться и царапаться. Когда он наклонился над ней пониже, попыталась врезать ему кулаком в горло, но тот увернулся, и удар пришелся под нижнюю челюсть. Мужчина перехватил ее руку прямо в воздухе и сунул себе под колено. Потом он стукнул Рэйчел головой об асфальт, и у нее на волосах выступила кровь.

Он продолжал бить ее в живот и в лицо. Потом встал, выпрямился, поднялся на цыпочки и взглянул на нее сверху. Рэйчел закрывала руками влажную от крови голову.

Она пыталась лежать смирно, но тело ее извивалось в судорогах. Когда приступ прекратился, встала на четвереньки, потом поднялась на ноги, и земля пошла перед ней колесом. Рэйчел направилась в обратную сторону, потому что, если бы пошла вперед, мужчина обязательно появился бы снова из-за домов, припрыгал бы к ней своей странной походкой и опять пригвоздил бы к земле.

Рэйчел едва переставляла ноги. Левая рука была сломана, и она прижимала ее к груди. По пути то и дело поглядывала в промежутки между домиками. Сейчас она слышала только свое дыхание, быстрое и неровное, накачивающее воздух в изнывающую от боли грудь.

То, что случилось в доме Рэйчел в пятницу, никак не сказалось на соседях и на окружающей местности. Все осталось по-прежнему: и дом профессора через улицу, и соседка, разъезжающая верхом, и старые вязы, и автомобиль на подъездной дорожке к дому.