— Потом мне хотелось бы от себя… Слово «благодарность» тут, пожалуй, неуместно… просто так, чисто символически, за доставленные вам хлопоты.

Она положила перед Ясу небольшой сверток в шелковом платке с таким видом, что между Ясу и Тобой никогда ничего серьезного не было.

Ясу побледнела как смерть, опустила голову. Она была почти уверена, что в свертке, предложенном ей театральным жестом, лежат деньги.

— Что это? Позвольте, я посмотрю.

Она развернула платок, раскрыла бумажный пакет. Так и есть — деньги.

Ясу завернула все, как было, и возвратила гостье.

— Мне не за что брать у вас деньги. Вы говорите о хлопотах, но хлопоты мы в равной мере доставляли друг другу.

— Ну, что тут особенного?

— Деньги — это не то, что я могла бы принять с радостью.

— Но в таких случаях принято благодарить как следует. Одних лишь слов тут недостаточно.

— Вполне достаточно, — ответила Ясу. Как может она так прямо все говорить? Что, интересно, она задумала? Сердце сжималось при мысли, что за нее все так быстро решили. Они думают, все можно уладить деньгами, будто речь идет о простой купле-продаже. Как они заблуждаются!

Ведь все не так, совсем не так.

Но какими же словами объяснить этой женщине, как и что было на самом деле, чтобы ее правильно поняли?

Ясу вдруг стало смешно, что она так всерьез воспринимает эту комедию.

— Если вы когда-нибудь захотите купить меня целиком, я, быть может, и заинтересуюсь вашими предложениями, а сейчас…

— О! Так вот оно что…

— Я жила здесь не ради этого, — нервно перебила ее Ясу. — Хотела здесь жить, — и жила, вот и все. И ничего не надо для меня делать… У Тобы я, пожалуй, взяла бы. Но у него не было денег. Вы знали об этом? Я только брала на питание и никогда ничего не просила. Вот от него такой сверток в шелковом платке я с радостью приняла бы… Но его нет в живых, и ничего мне не нужно. — Все это Ясу выпалила одним духом.

В ее дрожащем голосе появились нотки гнева, и он зазвучал увереннее.

Гостья пристально на нее смотрела.

— Ну что ж, в таком случае мне больше нечего вам сказать… У вас есть его фотография?

— Нет.

— Да, вот еще что. Табличку с посмертным именем на алтарь я не принесла, не хотела вам навязывать… У вас ведь еще вся жизнь впереди.

Ясу не произнесла больше ни слова. Гостья бросила взгляд на утварь, сложенную на галерее, и ушла.

Проводив ее, Ясу заметила под чайным подносом бумажный пакетик и долго смотрела на белую обертку.

Неужели то, что было, хотят заменить вот таким пакетиком? Семь лет — совсем немного, да и было ли это «любовью»? Случайно встретились — какое-то время прожили вместе. Судьба, вот и все.

Ясу закрыла лицо руками, зарыдала.

Залаяли собаки.

Собаки живы. Собаки смотрят…

Ясу вытерла слезы и пошла в ванную за ведерком, из которого кормила собак.

На бамбуковом шесте в просторной комнате с дощатым полом, освещенной заходящим солнцем, висело желтое полотенце, которым пользовался Тоба.

Ночью прошел дождь, а к утру на безоблачном небе засияло солнце, и в воздухе стояла дымка. Стеклянная дверь запотела.

Так часто бывает в приморских городах в жаркие, душные дни, когда налетит южный ветер.

Почти до обеда Ясу не в силах была ни о чем думать, не знала, как справиться с гнетущим чувством, которое со вчерашнего дня ни на минуту ее не покидало. Кроме Сога-сана ей некому было рассказать о том, как тяжело у нее на душе. Наконец она решилась, позвонила в фирму и попросила разрешения посетить Согу в удобное для него время.

— Подождите немного, пожалуйста.

Ясу была уверена, что Сога примет ее не раньше, чем через неделю, а то и дней через десять, и рассеянно разглядывала задний дворик, поросший травой. Со дня смерти Тобы двор ни разу не убирался.

— Простите, заставил вас ждать, — вдруг зазвучал в телефонной трубке голос Соги. — Приходите хоть сейчас. Я как раз свободен. Хорошо?

У Ясу голова пошла кругом. Идти прямо сейчас — ужасно, но идти надо, и она с трудом произнесла «хорошо», не зная, что еще сказать.

— Вам удобно около трех часов?

Ясу причесалась, торопливо переоделась, положила в сумочку бумажный пакет с деньгами. Налила свежей воды в корыто во дворе, разломила на куски черствый хлеб и бросила собакам. И хотя отправлялась она отнюдь не по приятному делу, настроение у нее было приподнятое.

Не успела Ясу рот раскрыть, как Сога-сан сказал:

— Я уже слышал от них о разговоре с вами, так что…

— Да, вот это оставили у меня, когда уходили. Я хотела просить вас вернуть это им.

Сога-сан как ни в чем не бывало взял протянутый Ясу пакет, вынул деньги, пересчитал. Затем положил их на стол.

— Ну, это мелочь, можно и взять. Не принимайте близко к сердцу. Пусть будет на корм собакам. Так не обидно?

Эти слова сразу успокоили Ясу. Деньги приняла не она, а собаки.

— Теперь, — с улыбкой произнес Сога-сан, — как вы посмотрите на то, чтобы пока, ну хотя бы на лето, сдать дом фирме, а вы поможете по хозяйству. Справитесь, если дадим вам в помощь еще повариху? И заняться будет чем, и веселее станет.

— Хорошо.

— Я сейчас же дам указание помощнику, так что можете на меня положиться. Может быть, домом будет пользоваться не сама фирма, но, во всяком случае, те, кто с нами связан… Каковы размеры комнат?

— Внизу две комнаты по двенадцать метров, пол покрыт татами, и еще девятиметровая комната с дощатым полом. Наверху — одна двенадцать, другая девять метров. Просторная ванная. Когда-то это был летний дом.

— Прекрасно. О деталях я сам позабочусь… Да, для них это было полной неожиданностью, — оказывается, он ничего не говорил о вас… Оставь он завещание, что-то можно было бы предпринять, но…

— Нет, нет, совершенно искренне… Все кончилось для меня в тот день… И ничего больше быть не может…

Сога-сан быстро и энергично решил дело. Возможно, он задумал это давно и теперь наметил весь дальнейший ход жизни Ясу. Затем велел служащему принести какой-то сверток.

— Может быть, вам что-нибудь нужно, скажите.

— Вы и так много для меня сделали, спасибо. Это все ради Тобы.

— Да, хороший он был человек…

— Мне очень больно, что не с кем о нем поговорить.

Сога-сан молча допил чай, вынул из ящика большой шелковый платок и завернул в него коробку со сластями.

— Тобу я знаю лучше, чем вы. Так что приходите когда угодно, если захотите поговорить о нем.

Ясу приятно было это слышать, и она молча поклонилась. Разговаривать с Сога-саном на равных о Тобе — такое ей и в голову не могло прийти. Она встала.

— Вернетесь домой, отведайте этих сластей. Тоба их очень любил. Он и сакэ любил и сладкое. Мне присланы эти сласти в подарок, а теперь я хочу подарить их вам. Примите, пожалуйста. И платок оставьте себе.

Впервые после смерти Тобы у Ясу стало тепло на душе, и, не в силах продолжать разговор от нахлынувших на нее чувств, она поспешила уйти.

С этого дня к Ясу вернулась жизненная энергия.

Открыв настежь все двери, Ясу приводила в порядок дом, комнату за комнатой.

Аккуратно завернула в бумагу и в большие платки ветхие шерстяные одеяла, мягкие, как пух, старую одежду, пришедшие в негодность вещи, в том числе банные полотенца, которыми давно не пользовались. Цветочные вазы, чашки и разную мелочь сложила в картонный ящик. Все, что напоминало о Тобе, Ясу собрала в одно место, размышляя о том, что вот так сразу можно убрать все вещи, принадлежавшие человеку на закате его долгой жизни.

При мысли об этом Ясу охватывал ужас, а на душе становилось пусто. До вчерашнего дня все, начиная от чайной чашки и кончая очками, которые так и остались лежать, еще было нужно, а сегодня убрано за ненадобностью.

Со смутным чувством стыда и в то же время с жестокостью шаг за шагом предается забвению умерший.

За скорбь почему-то принимают стремление как можно скорее преодолеть душевную боль.

Убрав все без исключения вещи Тобы, Ясу пустыми глазами разглядывала следы собачьих лап в коридоре и пространство, в котором носились пушинки, оставшиеся после уборки вещей.