— Что ты говоришь, Бхола, сыночек! Ведь еще никто из нашей деревни не уходил в город. Люди веками трудились на полях, добывая свой хлеб, пили воду из реки и были счастливы.

— Я не могу пить воду из этой реки, она смешана с кровью Махмали Деви. Я ухожу в город, но придет время — и я сломлю ее гордыню, заставлю реку служить людям.

— Но ведь река течет здесь. Что ты будешь делать там, в городе?

— Не знаю, мама. Все равно ухожу…

Бхола, которого считали самым беззаботным парнем, исчез из деревни. Исчез, и никто не знал, где искать его.

Прошел год, второй, минуло четыре и шесть лет. О Бхоле не было ни слуху, ни духу. Старая мать от горя выплакала все глаза, ослепла и умерла. А в реке по-прежнему каждый год тонули девушки, иногда и парни…

На седьмой год в деревню прибыл большой отряд рабочих-строителей. В тот же день на склонах гор они построили множество хижин и землянок, рядом с прежней деревней выросла еще одна. И едва за горизонтом скрылось солнце, у каждой хижины запылал огонь, казалось, что на землю опустилось небо, усыпанное новыми яркими звездами.

Вместе с отрядом строителей в деревню вернулся Бхола, теперь он стал большим человеком, рабочие, обращаясь к нему, называли его господин Бхола или мастер Бхола. На следующий день он пришел к тому месту, где стоял его дом, — теперь от него остались лишь жалкие развалины. Ни одной слезы не проронил Бхола у руин своего дома, по его просветленному лицу блуждала едва заметная улыбка — нет, не побежденным он вернулся домой, а победителем.

Крестьяне обсуждали новости: скоро у деревни построят мост, реку перекроет плотина, и поток уже не будет уносить человеческие жизни.

Прибывшие из города строители начали работы у скалы, где когда-то плакал Бхола. Они бурили склоны горы, дробили камни и готовили бетон. Шли дни.

И вот уже через реку перекинули мост. Бхола первым перешел по нему на другой берег. Необыкновенная радость охватила его — гордая река покорилась. Он, Бхола, отнял у нее силу, отомстил за Махмали Деви, за всех утонувших девушек. Радость была всеобщей, она слышалась в песне, которую пели рабочие, поднявшись на мост вслед за своим мастером. К Бхоле подошла старая женщина, он спросил ее:

— Тетушка! Слышала ли ты, как моя мать пела свадебные песни?

— Как же, много раз.

— Так вот послушай, как поют мои товарищи. Это песня для Махмали Деви, не лучше ли она тех песен, что пела моя мать?

— Ах, перестань, Бхола! Ты так изменился, пожив в городе, что я, старая, и не пойму твоих речей.

— Тетя! Это ничего, что ты сейчас не понимаешь. Подожди, через год все будет понятно. Мы возведем плотину, и река потечет туда, куда мы ей укажем. Мы построим огромное водохранилище, и его водой будут орошаться наши поля. Мы употребим силу реки на благо человека.

Старая женщина радостно смеялась, глядя на Бхолу, который неистово размахивал шапкой и громко кричал:

— Тетушка! Убийца Махмали Деви усмирен. Посмотри, мои товарищи сдвинули горы. Раньше я ненавидел камни, я не знал, что и они могут принести людям пользу. Взгляни, камни держат этот мост. Они остановят поток. Теперь в этой реке не утонут уже ни Мохан, ни Лила, ни Махмали Деви.

Перевод Н. Глебова

Рам Лал

Рассеявшийся аромат

Виджай приехал в Дели на свадьбу своей младшей сестры Симы из Бомбея, где он работал коммерческим директором в одной иностранной фирме. Красивый, преуспевающий молодой человек стал центром внимания на празднике, проходившем в доме Чоудхри на улице Мирзы Галиба. Временами казалось, что гости совсем забыли о Симе, виновнице торжества, — все собравшиеся проявляли интерес только к ее брату. Каждому хотелось усадить его рядом с собой, завести беседу, но никому это не удавалось, потому что вокруг Виджая все время толпились люди. Сам Виджай испытывал радостное волнение от того, что он снова в родном доме, что его снова, как в детстве, зовут просто Виджай. За последние годы жизни в Бомбее он отвык от своего имени, ибо там его называли господин Чоудхри, а на его визитной карточке стояло В. Б. Чоудхри (то есть Виджай Бахадур Чоудхри).

Интерес к сыну хозяина дома объяснялся еще и тем, что он до сих пор оставался холостяком. Старшие члены семьи лелеяли надежду, что, приехав на этот многолюдный праздник, где собралось столько молодых и красивых дочек их друзей и знакомых, Виджай, наконец, выберет себе невесту. Почти каждый из гостей предлагал в невесты Виджаю какую-нибудь известную ему девушку. Мужчины при этом всегда сохраняли серьезность и если заводили разговор о девушке, то в таких сдержанных тонах и такой учтивой манере, чтобы никому — упаси боже! — и прежде всего самим себе, не нанести обиды. Женщины же, напротив, при обсуждении этой темы проявляли столько фривольности и легкомыслия, что переходили всякие границы.

Накануне того дня, когда за Симой должен был прибыть свадебный поезд, Виджай, зайдя в дом, попал в окружение женщин. Тут были невестки, тетки с отцовской и материнской стороны, их дочери и невестки, двоюродные и троюродные сестры и много-много других женщин, о степени родства которых Виджай не имел ни малейшего представления.

— Послушай, Виджай! — начала одна из них. — У моего старшего деверя из Карнала дочь последний год учится в колледже, получит степень бакалавра искусств. Сунита современная девушка и к тому же красивая и изящная, другую такую днем с огнем не сыщешь. Поедем со мной, познакомишься с нею. У них в Карнале огромный дом, а в Сонипате им принадлежит велосипедный завод. Я так расписала тебя, что они ни о ком больше и думать не хотят.

Молодые женщины и девушки, услышав, что обсуждается такая захватывающая тема, столпились вокруг Виджая. Даже подружки невесты, оставив Симу одну, пришли сюда.

Молодые люди, от восемнадцати до двадцати пяти лет, находившиеся в родстве с Виджаем, и многие его друзья, для которых такое событие, как свадьба, представляет собою удобный случай не только послушать пение и посмотреть танцы, но и поглазеть на посторонних девушек, тоже собрались там и демонстрировали рубашки невиданных расцветок и брюки самого модного покроя.

— Тетушка! А как поживает дочь вашей сестры из Ассама, которая в прошлом году танцевала манипурский танец на свадьбе Судхира? Вот была бы пара для дядюшки Виджая, — сказал один из присутствующих юношей.

— Она вышла замуж за известного танцора Гопала Бхатта. Разве вы не видели их фотографии в «Иллюстрированном журнале»?

— Милая тетя! А что вы думаете о той девушке с прической «лошадиный хвост», которая сидит сейчас рядом с сестрицей Симой?

— О какой девушке?

Все оглянулись и посмотрели в ту сторону, куда указывал юноша. Там не было ни Симы, ни девушки с «лошадиным хвостом». Гости рассмеялись и наперебой стали называть кандидатуры невест для Виджая.

— А что за прелесть девушка, которая пела вчера песню «Я полюбила тебя»!

Услышав это, женщины набросились на парня.

— Глупый, она же совсем маленькая девочка. Услышал бы ее отец, надзиратель тюрьмы, он живо упрятал бы тебя за решетку.

Юноша, притворно испугавшись, спрятался за спины окружающих.

Предложения так и сыпались со всех сторон.

Юноши и девушки принялись беззлобно подтрунивать над Виджаем, а он, сидя в их окружении, улыбался и казался бесконечно счастливым. Высокий, статный двадцативосьмилетний мужчина, Виджай приковывал к себе внимание окружающих. Прядь волос, спадающая на лоб, и рубашка с небрежно расстегнутым воротником делали его еще привлекательнее.

— Скажи нам наконец, какую жену тебе самому-то хотелось бы? — проворчала одна пожилая женщина.

— Может быть, ты влюбился в какую-нибудь кинозвезду в Бомбее? — высказала предположение другая.

— Наверное, в Вахиду Рахман, Малу Синха, Ашу Паракх или…

Юноши стали перечислять имена знаменитых киноактрис, взглянуть на которых в первый же день появления нового фильма на экране они жаждали так, что часами простаивали в очередях за билетами перед кассами кинотеатров.