Олег завелся так, что уже никак не мог остановиться. Сердце от возбуждения так и бухало, вообразив себя новым Царь-колоколом. Неправильно он выбрал профессию. Наверно, надо было стать юристом. Следователем, например.
Остынь, Олежек! Неужели неясно, что таким нехитрым способом ты пытаешься доказать себе собственную самодостаточность. Не нравится в тридцать четыре года бумажки с полки на полку перекладывать? Хочется большего, правда? Раскрыть эту леденящую кровь и вздыбливающую волосы тайну. Хотя бы только для того, чтобы не чувствовать себя полным ничтожеством, над которым не смеется только ленивый. Клоуном. А так - премудрый змий, гений частного сыска, утерший нос бравым полицейским.
Возбуждение улеглось, словно воздух из надувного матраса выпустили. Даже солнце светило уже не так ярко, и пылинки не вспыхивали в его лучах радужными искрами. Он подошел к шкафу, открыл дверцу и, поджав губы, начал пристально разглядывать себя в мутноватом зеркале, которое было вделано во внутреннюю сторону дверцы.
Вот вам, панове, портрет типичного неудачника. Дурацкая фамилия, дурацкая внешность, дурацкая работа, не менее дурацкая жена. И даже любовница, положа руку на сердце, - тоже дурацкая. Ну кто еще позарится на этого унылого мелкого снетка в квадратных очках и с лошадиными зубами. За тот год, который она проработала в Праге, ни один холостяк даже не глянул в ее сторону, не говоря уж про женатых. Только он, которому было просто невмоготу терпеть Зинку и который сделал эту попытку, будучи на сто процентов уверенным в успехе. А в противном случае и рисковать бы не стал.
Хотелось выть от тоски и разочарования. Интересно, это то, что называют кризисом среднего возраста? Или то, от чего господа аристократы бывалочи бесились и стрелялись?
Хоть бы скорее капитан объявился, что ли! Хоть бы скорее все это закончилось! Вот тогда можно будет и о будущем подумать.
- Чего тебе? - буркнул Миша, старательно разглядывая картинку в потрепанном журнале, оставленном в тумбочке кем-то из прежних постояльцев.
- Дай мне денег! - резким тоном потребовала Лида, вломившаяся в номер, как осадная башня. Всем своим видом она демонстрировала крайнее к нему презрение. Жирно подведенные глаза в слипшихся от туши ресницах, свисающие на глаза пряди волос, вишневые штаны в обтяжку - те самые, о которых писал Генка.
- Зачем? - прячась за журнал, спросил Миша.
- Пойду пройдусь.
- Нам же сказали быть здесь.
- Мы что, рабы? Или заключенные? - Лида смотрела на него с плохо скрываемой ненавистью. - Хочу и пойду. Дай денег!
- Довольна, сучка? - Миша вспомнил Генкину улыбку - наверно, его собственная сейчас была примерно такой же. - Что, теперь уже можно не притворяться? Легче стало?
- Заткнись! Хватит хрендеть!
Мише показалось, что Лида стала вдруг похожа на дурную кошку, которая шипит, зажмурившись, прижав уши и выставив клыки. А кошек он не переваривал с детства. Снова, как вчера, зашумело в голове, потемнело в глазах. Он вскочил и сделал шаг к Лиде.
- Не подходи! - Лида напружинилась, и ненависть в ее глазах стала такой ослепительной, что даже смотреть на нее было жутко. - Хочешь как вчера? А что, если я скажу всем, что это ты убил Генку?
- Что?! - оторопел Миша.
- А вот то! Доказывай потом, что ты не верблюд. Так и скажу: убил, мол, из ревности.
- Стерва!
- Ну и что? Так дашь ты мне денег или нет?
- Пошла на хрен! Иди и говори, что хочешь и кому хочешь.
- Я и сама возьму!
Прежде чем Миша успел что-то сказать или сделать, Лида ловко выхватила из внутреннего кармана его висящей на стуле куртки бумажник и выскочила из номера.
Миша без сил опустился на кровать и со стоном обхватил руками голову. Идиот! Думал, что страшнее Динки зверя нет. Что дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает. Ах, ах, Лидочка, неземная, воздушная! Ну, со странностями, но у кого их нет. Вот и получай, фашист, гранату. Бачилы очи, шо куповалы... Да куда там "бачилы"! Слепой был, как крот. Причем, по собственному желанию - ничего видеть не хотел.
Вот и вчера. Чуть было не растаял, кретин картонный!
Когда выходили из ресторана, Лидка догнала его и шепнула: "Приходи через полчаса, Оксана с Вадимом в бар пойдет. Мне с тобой поговорить надо".
Ей, видите ли, надо. Это ему надо было послать ее по вполне определенному адресу. Нет, пошел, идиот. А она сидит в постели, намазанная, как проститутка, и в пижаме такой же, проститутской. И ручонки тянет: ах, Миша!
Нет чтобы подумать, что грабли - это не роскошь, а средство для встряски мозгов. Дрогнул сначала. Подошел, сел рядом. А она, похоже, решила навести мосты. И для этого осчастливить его. Собою, драгоценной. Начала глазки закатывать, дышать, как паровая машина, и пуговицы ему расстегивать. Хоть бы раз что-нибудь подобное раньше устроила. Нет, изображала из себя бревно дубовое. Деву непорочную. Единственная эрогенная зона - кошелек. Это с ним. А с Генкой?
Вот тогда-то он и не выдержал. Как будто заволокло все красной пеленой с черными молниями. Схватил за шею и начал душить. Только ее визг привел его в чувство.
- Молчи! - бросил он ей сквозь зубы и спрятался за дверью туалета. А когда все толпой забежали в номер, вышел тихонько и присоединился к ним, никто и не заметил.
Честно-то говоря, он и не надеялся, что Лида промолчит. Но она посмотрела на него и рот захлопнула. Почему, интересно? А ее сегодняшняя угроза? Это как, всерьез? Что она задумала?
- Zav?eno23 , - неприветливо буркнула официантка, выглядывая из двери ресторана, и добавила по-английски: - The bar is closed24 .
Эта неопределенного возраста дама словно прибыла из начала 70-х: короткое синтетическое платье, обтягивающее пышные бедра, не менее пышная прическа, густо подведенные глаза.
- Really?25 - приподнял брови Макс.
Видимо, было в его голосе или лице что-то такое, что официантка стушевалась.
- Just a moment26 , - она заглянула в зал, посмотрела по сторонам, пару раз позвала некого Ярду, надо понимать, бармена, и сама вернулась к стойке, изображая крайнюю предупредительность: чего изволите?
Макс потребовал бутылку "Бехеровки", довольно крепкого пойла на травах. Они сели за столик в углу. В зале было темно: окна закрывали тяжелые темные шторы. Официантка включила маленькую настольную лампочку: беленький домик с красной черепичной крышей, из окошка которого лился свет. Впрочем, света этого было так мало, что они могли видеть, в лучшем случае, рюмки и бутылку, но никак не лица друг друга.
Вадим подумал, что сейчас спиртное вряд ли возьмет Макса, но того, видимо, уже отпустило, и он поплыл после первой же рюмки. А после третьей приблизил свое лицо с сумасшедшими глазами к самому лицу Вадима и лихорадочно зашептал, брызгая слюной:
- Я знаю, кто убил Генку. И Лорку тоже. Сказать?
- Откуда ты знаешь? - Вадим беспомощно оглянулся по сторонам, словно кто-то мог их подслушать. Ему хотелось хоть на несколько секунд оттянуть неизбежное.
- Знаю, - горько улыбнулся Макс. - Я ее видел. Видел, как она шла к Генке в комнату. И Лорка видела. Только она Лорку видела, а меня нет.
Вадим вцепился ногтями в ладони и ничего не почувствовал. Макс молчал, словно предвкушая и растягивая удовольствие. Вадим налил золотистую жидкость в рюмку и залпом выпил. Вкуса не было - как и боли в поцарапанных ладонях.
- Это Лидка.
- Как?! - Вадим поперхнулся и натужно закашлялся.
- А вот так. Я спускался по лестнице и услышал наверху шаги. И свет увидел от свечки. Это могла быть либо Ксана, либо Лидка. Вы с Лоркой были еще внизу, а Мишка - на улице. Я пригнулся, она меня не увидела.
- Подожди-ка, - перебил Вадим. - Если она тебя не видела, то как ты мог ее видеть? Тем более в темноте. Что там света от свечки!
- Я милую узнаю по походке. Лида топает, как беременный бегемот. А потом я спустился в туалет. Моя свечка была там. Я ведь в туалет сначала пошел, а потом уже наверх поднялся.