Расслаблялся Лешка недолго. Карапетян вышел к стойке с микрофоном и сказал:

– У меня сегодня есть сюрприз. Сегодня у нас в гостях известный журналист и писатель, – он понизил голос и заговорщически подмигнул залу, – оппозиционный… – и уже почти на крике, – А л е к с е й М о л ч а н о в! Поприветствуем…

Зал отреагировал вежливыми сдержанными аплодисментами. Слегка растерянный Лешка поднялся с места, повернулся к залу и не очень ловко поклонился. Потом повернулся обратно и хотел уже сесть, как Карапетян сделал приглашающий жест и произнес:

– Прошу на сцену, Алексей Николаевич! Сюда, сюда, вон по той лесенке – не поскользнитесь.

– Зачем? – одними губами спросил у него Лешка.

– Поднимайтесь сюда, Алексей Николаевич, – опять поманил его к себе Карапетян. – Не бойтесь, мы не кусаемся. Ну хотите, я дам вам каску и бронежилет? Если вы уж так к ним привыкли в братской Украине…

В зале раздались сдержанные смешки.

Лешка скрипнул зубами, поднялся на сцену и встал рядом с Карапетяном. Тот повернулся к нему и доверительным тоном сказал:

– Алексей… Ничего, что я вас просто по имени? Ну и славно, я – Марлен, а для вас – даже Марик…

По залу прошел легкий удивленный шумок – Карапетян очень мало кому позволял называть себя Мариком, и это все знали.

– Я – Алеша, – кивнул Лешка

– Ну и чудно. Так вот, Алеша, – продолжал Марик, – мы знаем, что вы иногда любите спеть под гитару. Знаем-знаем, не скромничайте, на ю-тубе видали…

(Лешка действительно спел как-то раз на одной пьянке пару песен Окуджавы и один романс, – он хорошо играл на гитаре, «роман» с этим инструментом длился почти всю его жизнь, – а его дружок выложил это на YouTube)

– Так может, споете нам что-нибудь? – предложил Марик. – Может, у вас даже что-то свое есть – романс, там, или… – он подмигнул залу, – частушка?

– Есть, – неожиданно для себя сказал Лешка. – Конечно петь после Антона Колпакова – это самоубийство, и бронежилет мне бы не помешал (зал одобрительно засмеялся, многие захлопали), но мне не привыкать. Если у вас есть в кустах рояль, или хотя бы балалайка…

Колпаков, сидевший в углу сцены, встал, взял свою роскошную гитару, рысцой подбежал к Лешке и вручил ему инструмент с полупоклоном.

Лешка взял гитару, легонько провел большим пальцем по струнам (звук был великолепный, глубокий, такого класса инструментов Лешка отродясь в руках не держал), и сказал в микрофон:

– На Ю-Тубе вы могли слышать песенку про моего о тезку – министра чего-то там экономического… ну того, чего у нас вообще нету (смех в зале). Которого зачем-то посадили. Ну, он вроде как что-то не поделил и рассердил главу «Главнефти», Сечкина. Лучше бы он поссорился со Стечкиным – я имею в виду пистолет, – тогда может, и обошлось бы (смех и хлопки в зале). Ту песенку я написал вместе с Окуджавой… Ну по мотивам и на мотив Ваньки Морозова, но… Какой Окуджава, подумал он, они вообще не знают, кто это такой… Им нужны «ж@па и х@й…. Что ж, сейчас получат…Я спою вам сейчас другую – называется «Невезуха». Щас ты, Марик, у меня поулыбаешься, щас ты у меня с личика своего ухоженного спадешь…

Лешка взял первый резкий аккорд и спел:

Наша главная отрада –

Есть у нас и нефть, и газ,

Помогаем мы Асаду,

Раз не выгорел Донбасс

Зал разразился хохотом и захлопал. Хлопали так, что Лешке пришлось, пережидая, сделать проигрыш. А потом он выдал остальное:

Турки-суки, словно дети,

Сбили мирный бомбовоз,

Мы найдем, им чем ответить,

С нами Путин и Христос.

Помидоры есть не будем,

Солнце-море-виски-пляж –

Это чуждо русским людям,

Это – лишний антураж.

Не нужны нам их отели,

Фрукты, овощи, халва,

По-плохому захотели? –

С нами Бог и Хизболла

Чтоб собралась наша стая,

Нам не надо много стран:

Коалиция простая –

Хизболла, Хамас, Иран.

Чтоб забился мир в падучей,

Восстановим весь Союз,

А совсем на крайний случай

Есть у нас козырный туз:

Мы на горе всем буржуями,

Чтобы знали, что почем,

Прям по собственному х..

Просто т р а м п н е м кирпичом!

Проигрыши приходилось делать после каждого куплета, потому что аплодисменты шли по нарастающей, а после последнего…. Зал устроил Лешке настоящую овацию – такую овацию, что Антон Колпаков даже на мгновенье нахмурил свое знаменитое чело, и шевельнул своими знаменитыми ушами, но тут же взял себя в руки и бешено захлопал вместе с остальными (он ведь был не только талантливый, но еще и просто хороший парень). Лешке пришлось несколько раз подходить обратно к микрофону и раскланиваться – зал не хотел его отпускать.

– Про министра давай!… – раздались выкрики. – Про Люлюкаева выдай!.. Чего терять, все равно посадят!… – смех и скандирование: – Лю-лю-ка-ев! Лю-лю-ка-ев!!.

Лешка оглянулся на Марика, тот, надо отдать ему должное, с лица не спал, а ободряюще кивнул, показал большой палец и сказал:

– А действительно, чего терять – на двушечку… с конфискацией вы уже спели. А нас – вообще закроют. Выдавайте, – и обреченно махнул рукой.

Лешка взял нежный аккорд и выдал:

За что ж вы Лешку Люлюкаева?

Ведь он ни в чем не виноват.

Главнефть сама чуток слукавила,

А он ни в чем не виноват.

Главнефть по проволоке ходила.

Махала черною рукой

И страсть Алешеньку схватила

Своей мозолистой рукой.

Он в офис к ней зашел на площади,

И чемоданчик подхватил.

Ему б чего-нибудь попроще бы,

А он брифкейсик подхватил.

Он все прикинул по фасончику,

Чтобы Главнефти угодить

срубить на завтрак два лимончика,

Чтоб ей, конечно угодить.

Не думал, что так огорошит -

Ведь от любви беды не ждешь.

Ах Леша, Леша, что ж ты, Леша!

Ведь сам по проволоке идешь …¹

Реакция зала была сдержанней, чем на первую, но… Все равно – не хилая.

Лешка не раз уже сталкивался с очень теплыми и даже восторженными приемами своей персоны – один раз, когда во Львове читал главу из «Аэровокзала» (про мать русского солдата), многие женщины утирали слезы и весь небольшой зальчик в конце даже встал, – но такую реакцию и от т а к о г о зала (огромного, нежно пахнущего Шанелью и Кристианом Диором, набитого костюмами и платьями от Gucci и Armani) он к себе никогда в жизни даже не примерял.

По всему его телу разлилось приятное тепло. Он подошел к Колпакову, отдал ему гитару, сказав, «спасибо» (тот кивнул с дружелюбной улыбкой и «было здорово – вам спасибо»), и сошел со сцены. Когда он садился на свое место в первом ряду, зал еще продолжал одобрительно гудеть.

Натягивая в гардеробе куртку, он почувствовал, что его плеча довольно настойчиво коснулось нечто мягкое. Но упругое. Развернувшись, он уперся взглядом в стоявшую рядом с ним длинноногую блондинку (ноги, казалось, росли прямо от коренных зубов) – подойти к нему вплотную ей не давали две чисто физиологические особенности, выдающиеся далеко вперед из короткого топа.