Когда Верховный священник закончил говорить, толпа снова загудела. Снова кто-то стал кричать: «Не дадим!», «Не допустим!», «Плоды Нечистого», «Бесовы дети», «Змеи, развратники».

Последним выступал Главный Судья:

«Верховный суд города и совет при губернаторе по противодействию революционных движений постановил.

Признать троих студентов духовной академии города виновными в совершении инкриминируемых им преступлений и отречь их от духовного сана «младший студент – послушник».

Признать действия студентов намеренными и осмысленными.

Признать данное преступление угрозой нынешнему общественному и государственному порядку.

Вменить данным личностям их преступления и осудить в соответствии со статьями «Обязательность масконосительства», «Нарушение общественного порядка» и «Государственная измена».

За данные нарушения и причинённый обществу вред осудить их и заточить в крепость на сорок лет.

Огласить решение суда и совета перед народом на площади Справедливости в третье воскресенье пятого месяца.

Изменить меру пресечения в том случае, если граждане города посчитают наказание недостаточным».

Главный судья зачитал приговор и, отойдя от микрофона, присоединился к секретарю и Верховному священнику.

Через три минуты осуждённым, которые были помещены в специальную клетку, также стоявшую на сцене, поднесли микрофон. Объявили процедуру «последнего слова». Они много говорили. Очень долго. Может быть час, может больше. Самую красноречивую речь произнёс тот самый молодой человек, который приходил на приём к губернатору. Он, кажется, уже говорил что-то подобное стражникам, его охранявшим.

Молодой человек высунул лицо из клетки и со слезами любви и сострадания к народу стал говорить. Его голос дрожал, а глаза искрились любовью. И даже маска «Преступника» не могла запятнать эту любовь и желание освободить людей от бремени масконосительства:

«Люди! Опомнитесь! Что же вы говорите. Вы обезумели от этих масок. Возродитесь! Будьте фениксами! Докажите, что ещё можете быть способны на истинную справедливость и сострадание.

Неужели вы не понимаете, что вас водят за нос, подобно скоту. Вы забыли все святое и доброе. Вы не живете. Вы лишь существуете. Но вас нету. Вы не являетесь людьми в полном смысле этого слова!

Докажите, что вы способны любить!

Вы можете сделать с нами все что угодно, но это не отменит той истины, о которой мы говорим. Мы в ваших руках. Теперь ваш черед. Ваш ход. Покажите нам, на что вы способны! Покажите, что вы не стадо бизонов, готовое растоптать нас прямо на этой сцене, а люди, готовые улыбаться и творить милосердие!»

Молодой человек замолчал. Пока он говорил, кто-то пытался его перебить. Некоторые кричали: «тебе нас не обмануть». Находились даже такие, кто отваживался швырять в них продукты. Глядя на все это, Светилин сразу вспомнил расправу над Иваном Бескорыстным.

Наконец, Главный судья задал контрольный вопрос:

«Какая мера наказания, по-вашему, должна быть применена по отношению к этим предателям»?

Народ с минуту помолчал, как бы раздумывая. На самом деле, ответ уже знали все. Первые крики раздались совсем скоро. «Казнить! Казнить их всех, чтобы другим слугам Нечистого неповадно было!».

Гвардейцы по приказу Главного судьи стали раздавать собравшимся гражданам листы бумаги и карандаши. Каждый пришедший на площадь должен был написать на бумажке свой приговор.

Когда на часах, висевших на площади, стрелки пробили пять часов, голосование закончилось. Администрации пришлось потратить сорок минут для того, чтобы посчитать голоса.

Итог был таков: три тысячи семьсот восемьдесят человек высказали соображения о том, чтобы незамедлительно казнить всех троих предателей. Почти на всех лицах этих людей была маска «Осуждения». Двести шестьдесят три человека выступило за ссылку предателей и заточение в тюрьму. На лицах этих горожан была маска «Интереса». И только десять человек просили суд о помиловании. Не трудно догадаться, что это были члены семьи молодых осуждённых.

После подсчета голосов и оглашения результатов голосования Главный судья распорядился о том, чтобы на сцену водрузили три виселицы. Гвардейцы старательно исполнили приказ судьи и уже через полчаса машины для убийств были готовы.

В семь часов вечера трое молодых людей были казнены. Держались юноши достойно. Когда им закинули петли на шею, ни один мускул на их лицах не дрогнул. Увы, но этого никто не заметил. И только предсмертные конвульсии известили нас о том, что это были не железные герои, а самые обычные мальчики.

Когда казнь завершилась, секретарь губернатора подбежал к микрофону и, опьяненный от ужасного зрелища, прокричал фальцетом:

– Чтобы Нечистый нас более не одолевал, оставим – ка тела этих неучтивых предателей, этих бешеных собак висеть здесь целую ночь, чтобы другим не повадно было!

– Благословляю! – пропел Верховный священник.

– Законом не возбраняется! – вторил Главный судья.

– Да будет так! Поддерживаем! – прокричали многие из толпы.

– Да здравствует губернатор! – в унисон сказали все собравшиеся.

– Ура! – взвыли гвардейцы.

И только тела мертвых мальчишек не издавали ни звука, лишь мерно качались на ветру.

Когда наступила ночь к виселицам подобралась небольшая группа людей, одетых в мрачные серые плащи с капюшонами. Они сняли висевших и аккуратно уложили в старую машину. Отъехав несколько километров, они остановились и понесли тела в поле, которое было рядом. Чуть позже они выкопали три могилы и осторожно опустили в них тела. Усердно помолившись, они закопали умерших, убрали лопаты в багажник, сели в машину и уехали в неизвестном направлении.

Глава 6.

Итак, перед нами снова редакция журнала «Маскарад». Однако, на этот раз Иудин заходит с парадного входа и кажется всем присутствующим человеком с «огоньком в глазах». Безусловно, блеск его глазах был. Ещё бы. Дня два – три назад он встречался с главным редактором, и тот недвусмысленно намекнул Павлу о том, что уговор ещё в силе. Паша даёт материал, главред– деньги и возможность безопасного выезда. Но всё это было пока только на словах, и поэтому Иудин до сих пор сомневался. А, как известно, сомнение – не самый добрый советчик в делах. Да и Светилин был сильно обеспокоен последними событиями, в частности, казнью на площади.

Прошло несколько дней с момента казни. За это время государственная машина успела выпустить несколько новых декретов и законов. Также было введено ужесточение на использование масок «Любовь» и «Страсть». Теперь гражданам разрешалось только три часа в неделю использовать эти маски. Наверное, читателю интересно, а как именно чиновники отслеживали ношение масок. Во-первых, вся система масконосительства была основана на наказании и подчинении. Но, в некоторых случаях, предполагались и денежные компенсации. За ношение масок «Подчинение» и «Трудяга» гражданам выплачивали ежемесячные надбавки и премии к заработным платам. Во-вторых, ношений масок отслеживалось с помощью специального датчика, встроенного в каждую отдельную маску. При городском совете числился целый отдел, который насчитывал более пятисот человек, работающих с данными, по ношению масок.

Но не будем углубляться в бюрократическую систему города, которая была столь обширна, что даже губернатор не знал наверняка, сколько отделов находится в его подчинении, так как счёт шёл на сотни, а, может быть, даже и на тысячи отделов.

Иудин пришёл в редакцию с материалами Светилина в четвертую пятницу пятого месяца. До этого он целый день набивал их по памяти на своей печатной машинке. И хотя у него было несколько компьютеров, он доверял такого рода информацию только машинке. Причина этого казалась Иудину простой. Компьютер можно было отследить, а вот машинку – вряд ли.

Альберт Николаевич, по своему обыкновению, находился в своём кабинете и изучал очередной номер журнала, который вот-вот должен был выйти в печать.