— Вот видишь, внучек. Уже есть печка, от которой плясать. Насчет времени не переживай, у тебя его вдосталь. Ну чего тебе, босому-голодному, по лесам-долам рыскать? Здесь и кров, и стол тебе будут, и учеба-знания, и много чего еще. Да хоть эта вот махина летающая, всю ее можешь себе забрать, мне она в моем лесочке даром не нужна. Даже девок тебе найду парочку гладких да ладных, да приветливых. Только дело делай, внучек, и все у тебя ладно будет. — Леший уселся на выросший из травы пень и хлопнул по коленям. — А пока можешь оставить свою тросточку. И иди, ищи злато-серебро да железа вострые и стреляющие. Все у вас молодых на уме одно и то же.
— А этот не подойдет? Вроде как достаточно сумасшедший? — я приподнял белую искорку.
— Зато идиот, каких мало. Надо же, за здорово живешь всю силу, что за года накопил, спустить и умереть последней смертью. Я ж тебе говорил, что это не душа, а суть оборотня. Сила его, оборотная, если так понятнее. А среди этих я силы особо не чую, как и знаний. Отпусти их, коль хочешь. Или мне подари, я их к делу пристрою, у меня в лесу каждое лыко в строку, — Леший усмехнулся и показал рукой мне за спину. — Например, такое.
Оглянувшись, я аж замер, восхищенный.
— Челюсть подбери и слюни утри, бар-р-рон. Дриаду никогда не видал, что ль? — прошипела трость и лязгнула зубами.
— Никогда, — немного приходя в себя, покачал я головой.
За мной стояла, кокетливо отставив в сторону стройную и сильную ногу, оголенную разрезом длинного платья, высокая фигуристая девушка. Длинные волосы были схвачены в два хвоста и отброшены за спину, по которой струились, сверкая зеленым в свете уже заходящего солнца. Ну да, волосы зеленые. И платье зеленое, зато глаза ярко-синие, брови черные, губы нежно-розовые, что на нежно-оливковой коже смотрится странно, но обалденно.
— Кстати, можешь и ей души подарить, она их в своих сестер вырастит, — усмехнулся, вставая, Леший. — Ну а я пошел, пора мне. Дел невпроворот, лесное хозяйство оно всегда догляд требует. А вы знакомьтесь.
— Ты точно их живыми сделаешь? Ну, людьми, то есть дриадами? — растерянно спросил я у насмешливо усмехающейся девушки. — И это, меня Жменя зовут.
Не знаю почему, но представляться своим настоящим именем этой лесной деве мне показалось не очень правильным.
— Умнеешь… — прошипела мне в ухо Беллатрикс. — Не бойся, сейчас меня никто кроме тебя не услышит. Подари мне оборотня, хозяин, он тебе все равно сейчас ни к чему. А мне, глядишь, и пригодится.
— Забирай, — так же прошипел я в ответ, глядя на подходящую красавицу.
Та, улыбнувшись мне, оглядела зеленоватые огоньки. Потрогала их пальцем, облизывая его после каждой души (чем вызывала во мне очень такое устойчивое состояние внутренней неустойчивости). И кивнула в конце концов:
— Я приму твой дар, Жменя. И меня зовут Офра, для людей. — И плавно, одним движением, захватила огоньки душ в пригоршню, после чего еще раз улыбнулась и ушла в сторону оливковой рощи. Красиво так ушла, эффектно, куда там манекенщицам по подиуму.
— А раззява ты, молодой хозяин, — хмыкнула тросточка. — За эти души мог многое попросить, хоть пару безумных ночей с этой древовидной провести, если ни о чем кроме нее думать не можешь. Ладно, твое решение. А мой оборотень. — И белый огонек слетел с моей ладони и был проглочен пастью Беллатрикс. Та только зубами щелкнула, звонко так, как будто зенитный автомат на боевой взвод встал.
— Слушай, артефакт разумный, который боевая сумашедшая магиня… я здесь случайно, до этого я в магию вообще не верил, ровно как и леших-оборотней. Нам в Союзе вполне хватало материальных проблем и врагов. — Я поглядел на дирижабль, на солнце. — Времени еще много, надо бы поработать. Подскажешь, что и как?
— Конечно, подскажу, — довольно хмыкнула тросточка, чуть дернувшись в руке. — Эх, немного сил на левитацию не хватает. Слушай, хозяин, когда очередного бедолагу завалишь, мне его душу передашь, хорошо? Я ее переварить сумею, пусть и не сразу, а у тебя будет летающая разумная трость. И руки свободны будут, а то ты меня таскаешь как полено, с таким же аристократическим изяществом. Но уверен ли ты, что именно сейчас лезть в корабль необходимо? Тебе придется выносить погибших и хоронить их, а времени до заката все меньше и меньше.
— Ничего, мы с сестрой ему поможем. Не переживай, Жменя, делай что нужно.
Я обернулся, едва не подскочив.
А подошедшая Офра положила руку на плечо своей практически полной близняшке, только в другой цветовой гамме.
— Это Юсуфь, Жменя, и мы тебе во всем поможем. Не переживай, мы сильные.
Означенная Юсуфь кивнула своей золотоволосой головой и улыбнулась, глянув мне в глаза. Блин. Они с сестрой не глаза имеют, а озера. Только у Офры летние, ярко-синие, а у Юсуфь осенние, темные, серо-голубые. А так — реально копии девушки. Как будто два деревца из одной рощи.
Так, а не те ли это гладкие и ласковые? Ну, про которых дед говорил? Таких красоток еще попробуй, уговори… я внезапно понял, что здорово возбужден. Впрочем, ничего странного, матрос всегда хочет есть, спать и трахаться.
Так, отставить девушек, стармос, надо дело делать. Сначала надо бойцов из дирижабля извлечь и похоронить, и корабль осмотреть на повод всего интересного. Тут мне, я так думаю, моя тросточка поможет.
— Очень рад знакомству, меня зовут Жменя. — Коротко поклонившись несколько удивленной моей задумчивостью девушке, я оглянулся на открытый люк корабля, с прислоненной самодельной лесенкой. — Только, барышни, я первый. Мало ли что… или сломаете, или взорвете. Да и платья у вас красивые, но вот лазить внутри битого корабля сложновато будет, изорвете еще…
— Не переживай. — Девушки усмехнулись, их платья потекли, и буквально через пару секунд на дриадах были надеты облегающие как вторая кожа комбинезоны.
Я от такого зрелища только слюну сглотнул и приглашающе махнул рукой в сторону лесенки. Бог с ним, кораблем, корма таких красоток стоит вероятных неприятностей.
Впрочем, через три часа брожений по дирижаблю, сопряженному с выемкой тел, мне стало откровенно не до шикарных девичьих фигур. И устал как собачонка, и вынуть полторы дюжины мумифицированных бойцов, причем несколько раз частями — на нервы здорово действует.
Но успели, вытащили. Девицы, кстати, на самом деле силушкой не обижены, успел я обратить на это внимание.
Могилы копать не пришлось. К тому времени, когда мы положили на траву последнего из членов экипажа «Ярости небес», под корнями высокой сосны уже была готова глубокая братская могила, около которой стоял, облокотившись на свой посох, Леший.
— Давненько в моем лесу правильно людей не хоронили, — проговорил дед, глядя, как я принимаю от дриад завернутые в куски обшивки тела. — Ничего, этим летунам здесь спокойно будет. Немцы-иномиряне тут как дома спать будут. В моих лесах даже здешние немчуры спят вместе с нашими бойцами, и ничего, тишина. Почти везде.
Подождав, пока я вылезу из могилы, старик махнул посохом, и земля сама ссыпалась. А завернутый лентой травяной дерн застлал получившийся холмик. Вот так, без салютов и молитв. Не то, чтобы я против, но вот ни одной молитвы не знаю, а салютовать бойцам немецкой авиации, пусть и из другого мира, пусть и командиром у них был мой родич… ну не могу я, поперек моей души это.
— Нашел там чего интересного, внучек? А то этим сорокам окромя блестючек ничего и не интересно. — Леший махнул рукой в сторону дриад, которые рассматривали себя в прихваченные из кают зеркала. Вот не хотел я их трогать, и так с мертвецами возишься, а тут не дай боже зеркало повредишь… так нет, упросили. И где только так научились глазками умилительно хлопать. Да уж. Неважно, дриада ли, человеческая ли девушка — те еще интриганки.
— Нашел, дед, как не найти. В бомбовом отсеке полный комплект из полутонных фугасок. Целых двенадцать штук, дедуль… и не дай бог рванет это все у тебя здесь, этот распадок пошире станет значительно. — Я оглянулся на дирижабль. Если честно, то у меня душа в пятки ушла, когда я увидал висящие на держателях увесистые чушки. Почему их не сбросили — без понятия. Может, какое-либо боевое повреждение?
