Зато сыном гордились за двоих, по-американски безгранично. Также безгранично любили, как любят маленьких – только за то, что они есть. Старались быть в курсе его событий, значительных – как покупка дома, и поменьше – как последняя прочитанная книга. Следили за успехами. Не забывали поддержать, подбодрить. Давали советы, просили следить за здоровьем.
Особенно Амелия. Привыкла в больнице заботиться о пациентах и перенесла эту манеру на близких. Упорно не желала признавать, что сын больше не нуждается в опеке – для нее он оставался малышом, пусть и выше ее ростом.
Доходило до смешного. Когда Марк по скайпу разговаривал хриплым от простуды голосом, мама первым делом спрашивала:
– Сынок, ты принял парацетамол?
Наказывала:
– Не сиди на сквозняке. Грей ноги. Ешь больше фруктов!
Сэмюэл обожал сына не меньше, обращался с ним сдержанно – по-мужски.
– Сын, ты позаботился о дополнительных пенсионных накоплениях? – интересовался он, готовый дать профессиональный совет.
Другого бы родительская опека раздражала, только не Марка. Наверное, в душе он был маменькин сынок, в хорошем смысле – когда человек имеет надежный тыл. Было весело ощущать себя ребенком в глазах родителей. Подыгрывал им, позволял о себе заботиться. Пусть со стороны выглядело комично – кому какое дело? Это их внутрисемейная тайна – как у мафии, члены которой скреплены не кровью, а любовью.
Когда уехал из родного штата, совершенно неожиданно начал скучать по родным. Ощутил пустоту в том месте возле сердца, которое раньше при семейных встречах наполнялось чем-то сладким и тягучим вроде клубничного сиропа.
К новому месту привыкать тяжело, а к такому амбициозному как Лос Анджелес – особенно. Иногда вечерами Марк лежал на диване, не включая ни света, ни телевизора, представлял – что сейчас делают родители? Играют в Скрэбл, смотрят «Касабланку» или танцуют танго под Армстронга? Возраст не испортил их характеров, они до сих пор влюблены друг в друга, сейчас даже сильнее чем прежде – ничего не стоит поцеловаться на многолюдной улице, устроить для двоих вечеринку с шампанским или заказать на дом курьера с букетом цветов.
Если Марк когда-нибудь женится, у него будут такие же нежные отношения с супругой.
Счастье, что родители живы, в том же доме, в том же штате – только теперь до них не двадцать минут на машине, а два часа на самолете. В принципе, разница небольшая, в случае нужды прилетят по первому зову.
Это знание успокаивало.
Наплывавшее одиночество отступало.
Вскоре оно вообще забыло к нему дорогу.
20.
Марк встретил родителей в аэропорту. Амелия придирчиво оглядела сына – не похудел ли? Для нее это был главный критерий здоровья и вообще благополучия. Если визуальный контроль проходил успешно, чаще так и бывало, спрашивала про новости.
У сына их имелось немного, пока выруливал на сто пятый фривэй, рассказал вкратце про успех в деле ювелира, похвалу Бернса, а также приобретенный недавно самоходный пылесос, одинаково эффективный на голом полу и на покрытии.
Амелия устроилась на заднем сиденье, но место на периферии ее не устраивало – чувствовала себя оторванной от общества любимых мужчин, вдобавок распирало поделиться впечатлениями от последних поездок. Она передвинулась на самый краешек, наклонилась вперед, просунула голову между передними сиденьями и без вступления спросила:
– Марк, ты знаешь – сколько раз покушались на Фиделя Кастро за всю историю Кубы?
Сэмюэл хмыкнул, Марк едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Привык к словесным эскападам родительницы, но каждый раз ей удавалось его удивить. Молча покачал головой: сейчас начнется информационный водопад, который лучше не прерывать замечаниями, не обижать маму. Пусть выскажется. Когда первый поток схлынет, они с отцом поговорят на свои темы.
– Более шестисот раз! – торжественно сообщила Амелия. – И ни один не удался. Ему подстраивали самые невообразимые ловушки. Кастро любил нырять за ракушками. В одну из них подложили бомбу, но он ее так и не подобрал. В другой раз соорудили сигару со взрывчаткой, но она не попала к адресату. А вообще на Кубе замечательные люди! Улыбчивые, благожелательные. Несмотря на бедность. Нам перед поездкой посоветовали: если хотите вкусно и дешево поесть – в ресторан не ходите.
– А куда? – вставил Марк, показать – слушает внимательно.
– К простым людям. Мы так и сделали. Это потрясающе! Обязательно надо пережить, если поедешь на Кубу. Зашли в один домик, который прилично выглядел. Там нас покормили буквально за пару долларов. Вкусно и без изысков. Правда, Сэмюэл? – спросила Амелия, чтобы вовлечь в разговор мужа. – Тебе какое блюдо понравилось?
– Жареные бананы.
– Жареные бананы? Ха-ха! – хохотнул Марк.
– Между прочим, зря смеешься. Таких блюд в ресторанах не подают. Готовится очень просто. Берут недозрелый банан, режут на кусочки, кидают в кипящее масло. Потом кладут между двумя салфетками и давят. Снова обжаривают. Получаются плоские блинчики. Сладкие, хрустящие. Еще мне понравилась «Фрита де маланга».
– Фрита – понятно. Что такое маланга?
– Это их местный овощ. Белый клубень вроде картошки. Его стругают на крупной терке, чтобы получить кружочки. И тоже обжаривают. Вкус – пальцы облизать…
За полтора часа до Пасадены мать замолкла лишь на пару минут, когда заехали перекусить в японский ресторанчик. Сразу за входной дверью висела декоративное полотно с типичным ландшафтом: горы на дальнем плане, ближе – пагода, прямо перед глазами – ветка цветущей сакуры. Полотно висела низковато: чтобы пройти в зал, приходилось наклоняться.
– Специально сделано, – пояснила всезнающая Амелия. – Японцы – вежливый народ, приучены кланяться друг другу. Мы должны соблюдать традицию.
Подошла официантка, выглядевшая лет на десять-одиннадцать: маленькая, плоская, круглолицая. Записала в блокнотик заказ – три комплекта суши и охлажденные напитки. Семья рассиживаться здесь не собиралась, только перекусить. Пока ждали, разглядывая интерьер, Амелия просвещала:
– Кстати про Японию. Какой город был первоначально их столицей? Киото. Древнейший и красивейший. Сам по себе памятник. Во Вторую Мировую страны коалиции договорились его не бомбить, чтобы не разрушать храмы и другие уникальные архитектурные сооружения. Они – сокровища, имеющие общечеловеческую ценность.
– Вы недавно из Японии вернулись?
– Нет, из Индии. Марк, ты не представляешь, какая там бедность! – сказала Амелия с искренним то ли сочувствием, то ли возмущением. – Дети ходят босиком. Бездомные круглый год живут на улице. Там, конечно, тепло, но ведь никаких условий! Ни электричества – посмотреть телевизор, ни воды – руки помыть. Чудовищная антисанитария! Когда человек умирает, лежит на дороге, пока не приедет труповозка. Это же дикость в наше время…
Две девушки в одинаковых коричневых платьях с белыми воротничками как у школьниц расставили по столу тарелки с едой и соусами. Суши разных форм, размеров, с разными начинками отвлекли Амелию, и она затихла, разглядывая. Выбрала один – с ярко-желтым кусочком авокадо наверху и, ловко орудуя палочками, обмакнула в соевый соус, положила в рот.
– М-м-м, – довольно промычала, прожевала, проглотила и тут же продолжила: – С другой стороны, Индия – страна экзотической природы. По-карнавальному красочной – в Америке такую не встретишь, даже в Лос Анджелесе. Искусный народ, создавший уникальную культуру. Марк Твен говорил: «Индия – колыбель человеческой расы, мать истории» и так далее. Все верно. Их культура богата и разнообразна. Архитектура поражает утонченностью. Их древняя религия… как она точно называется, Сэмюэл?
– Индуизм, кажется.
– Точно, индуизм. Миролюбивая вера. На уровне философии. Неудивительно, что ее исповедует больше народу, чем проживает в Соединенных Штатах. Ведь там насчитывается… Сколько, Сэмюэл?
– По-моему, более миллиарда, – подсказал муж.
– Только представь себе! – воскликнула Амелия, сделала круглые глаза и на секунду замолкла, будто осознавая – сколько же это «полмиллиарда». Махнула рукой, мол – невозможно вообразить. – Перенаселение заметно на каждом шагу. По улицам наравне с людьми ходят коровы, олени, обезьяны. На дорогах полнейшая анархия. Вместо светофоров – регулировщики с бамбуковыми палками. Которые используют в качестве штрафа. Кто уж слишком нагло себя ведет – тут же получает по спине. Жуткая толкотня – в поездах, в автобусах. Даже у реки. Ой, Марк, сейчас расскажу, как мы чуть не окунулись в Ганг…
