Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вот так и сочинялись в угоду партии ничего не имеющие общего с действительностью мифы о непрерывном повышении благосостояния советского народа, о несравненных преимуществах социализма, об отсутствии эксплуатации человека человеком, об отсутствии безработицы, о законности, о верховенстве закона и народовластии и т. д. и т. п. И разве теперь эти мифы рухнули? Большинство из них повторяется по формуле: «да, были ошибки, отступления от правды, но теперь… теперь мы перестроились».

Что касается основ теории советской юридической науки, то здесь необходимо и достаточно остановиться на важнейшем вопросе – понятии права.

Не входя в рассмотрение многословных вариантов, все определения права можно свести к двум: 1) право есть возведенная в закон воля экономически господствующего класса;[23] 2) право есть совокупность норм, установленных государством и выражающих волю экономически господствующего класса.[24]

«Классики марксизма-ленинизма» праву уделяли мало внимания и редкие упоминания о нем выискиваются, тщательно анализируются и развиваются. Первое определение выведено из «Манифеста коммунистической партии» К.Маркса и Ф.Энгельса. Определения права там нет, есть упрек в адрес буржуазии, что свою волю она возвела в закон. Отсюда марксисты заключили, что всякое право есть возведенная в закон воля господствующего класса.

Второе определение было представлено (от авторства он отказывался) А. Вышинским и господствовало в науке пока в ней господствовал сам А.Вышинский.[25]

Различие в определениях сводится к акценту: воля в первом, норма во втором.[26] Нельзя сказать, что акцент не имеет значения: первое определение, ставит на первое место волю господствующего класса, второе же подчеркивает роль закона как формы выражения воли, но в любом случае социалистическое право «всегда является выражением интересов трудящихся и государственной воли, опосредствующей эти интересы.»[27]

Но 90-95 % объема законодательства вообще не известны трудящимся (и это не только секретные акты), в том числе и членам партии. Кто же формулирует «волю партии»? Мы уже видели, что ЦК (в смысле членов ЦК, а не аппарата) ее не определяет. Остается политбюро. А отсюда недалеко и до мысли, что волю партии и народа может выражать один человек – вождь (кондукатор, дуче, каудильо, фюрер). Так оно и было при Сталине, затем при Хрущеве и Брежневе.

Если мы предположим, что вождь все же может выразить интересы трудящихся, тогда получится, что Закон от 7 августа 1932 года, по которому расстреливали за сбор колосков, за мешок картошки; акты 1934 года о внесудебной расправе с «террористами»; указ от 26 июня 1940 года об уголовной отвегственности за отсутствие на работе в течение 20 минут и прочие драконовские законы были изданы по воле народа и в его интересах.

На этой идее воспитывались поколения работников партии и государственного аппарата, юристов и, в конечном счете, всего населения.

Поэтому, если закон запрещает использование детского труда, но «первый» района в Узбекистане или в Молдавии (естественно, с одобрения обкома и ЦК) считает, что экономические условия требуют участия детей в уборке хлопка или табака, то он дает такой приказ и по его воле маленькие дети на отравленных пестицидами и гербицидами полях должны работать от зари до зари под палящим солнцем, а потом спать на земле в овечьих кошарах. И кто воспротивится «воле партии»? Прокурор – член бюро райкома? Это несерьезно. Сами дети? Но они беззащитны. Их родители? Но они так же забиты и бесправны, как их дети.

А как же со строительством «правового государства», этим «звездным часом права»? Ответ прост: сама постановка вопроса о строительстве «правового государства» означает, что правового государства у нас нет, а сроки его построения даже приблизительно не определены.

Так или иначе, я надеюсь, что читатель понял, почему надо было хотя бы немного остановиться на состоянии советской правовой науки. В том числе и на таком, казалось бы, отвлеченном вопросе, как понятие права, ибо оно проецируется на практику. Отношение господствующего класса к праву и законности, абсурдно по существу: с одной стороны, полное пренебрежение, презрение к праву, нежелание считаться ни с принципами права и законности, ни с конкретными законами, а, с другой стороны, – совершенно мистическая вера во всемогущество закона. Это противоречие может показаться взаимоисключающим, но оно четко прослеживается на всем протяжении советской истории, начиная с «декретов Октября», «чрезвычайки», кончая милой сердцу западных либералов «перестройкой».

Вознамерившись «реформировать социализм», Горбачев развил бурную, но в общем бесполезную, и даже вредную, законодательную деятельность. Одно из ярких проявлений некомпетентности – «антиалкогольное законодательство» с рядом суровых запретительных мер и резким повышением цен на спиртные напитки. К моменту прихода Горбачева к власти положение с пьянством действительно сложилось катастрофическое. Пьянство захватило не только улицу и домашние очаги, но и производство. Горбачев был уверен, что достаточно издать законы и с пьянством будет покончено. Результат: подрыв экономики и финансов, т. к. около 1/5 бюджета государства составляли доходы от продажи водки, рост самогоноварения и спекуляции, наркомании и токсикомании, распространившихся даже на маленьких детей, рост преступности и… дальнейший подъем алкоголизма!

С другой стороны, например, ст.30 Союзного закона – Основ законодательства о труде – четко гласит: «Работа в выходные дни запрещается». Кто и где обращал внимание на этот союзный закон?

Среди множества законов, изданных по инициативе Горбачева, главными для задуманной им «экономической реформы» должны были стать Закон о государственном предприятии (объединении) и Закон о кооперации. Юридическое их качество ниже всякой критики, ибо они оба представляют собой не столько нормативные акты, сколько напыщенные декларации. Основная идея первого – самостоятельность предприятий, но при этом сохранено их подчинение министерствам. Одно исключает другое. Основная идея второго – свободное развитие кооперативов, но закон не содержит никаких гарантий ни для кооперативов, ни для потребителей. Результаты: Закон о предприятии «не работает»; кооперация не может стать на ноги, поскольку госаппарат ее душит, не забывая брать взятки за регистрацию, за предоставление помещений и прочие «услуги», о чем говорили даже с трибуны Верховного Совета СССР. А затем Президент своим указом разрешил милиции и КГБ без ордеров производить проверки и обыски кооперативов. Следов юридического образования Горбачева в законах не видно.

Поскольку право, как считает социалистическая наука, выражает волю господствующего класса, формулируемую «партией», «партия» считает себя способной посредством издания декретов решать любые встающие перед обществом задачи. Это явление блестяще сформулировал писатель А. Зиновьев: «Раз решение принято, для руководства задача считается решенной. Решение своей задачи по принятию решений о решении задачи, оно воспринимает как решение последней».

Право лишь один (и отнюдь не главный) инструмент политики «партии» и не единственная форма выражения ее воли (поэтому и возможна бечеловечная эксплуатация детей на хлопковых плантациях). «Партия» считает свои веления в любой форме обязательными для подданных, но не для себя. Как точно сформулировал Ленин, диктатура пролетариата есть власть, не ограниченная никакими законами.

А отсюда ни для какой власти (даже на уровне сельского совета или тем более на уровне сельского совета) законы не обязательны. Для председателя сельсовета нет вопроса, что важнее – конституция или указание «первого» района. От «руководства» часто приходится слышать такие типичные выражения: «мы не формалисты», «мы не можем цепляться за букву закона», «в порядке исключения»… Однако, если хотя бы на каком-то уровне законы могут быть необязательными, они перестают быть обязательными везде и для всех, возникает общая атмосфера беззакония, которая, в частности, душит советскую экономику. «План – закон» – вещают партийные руководители с трибун съездов, но ни предприятия промышленности, ни колхозы и совхозы планов не выполняют ни по количеству, ни по качеству. Глохнут крики и призывы к порядку и дисциплине.

вернуться

23

Криминология. М., 1988, с. 63–64

вернуться

24

МЛОТГП,т.1,с.348

вернуться

25

А.Вышинский. Вопросы права и государства у К.Маркса. М., 1938, с. 36–37

вернуться

26

И.Сабо (Венгрия) за второе опрсдсление упрекал советскую юридическую науку в нормативизме. I.Szabo. The Notion of Law. Acta juridica, T. 18 (3-4) 1976, p. 263–272. Оснований для такого упрека нет, ибо содержание норм определяется экономически господствующим классом, а не верховной нормой.

вернуться

27

С. Алекссев, Общая теория права, Т.1.М., 1981, с.104

6
{"b":"594548","o":1}