Разумеется, сверхсущее "Ареопагитик" не тождественно во всех отношениях сверхсущему неоплатоников. Оно мыслилось Псевдо-Дионисием в контексте христианской догматики и являлось, в частности, "нагруженным" представлениями о триединстве божественных ипостасей (Отца, Сына и Св. Духа). Эманация такого сверхсущего также не является копией неоплатонической эманации. Это "божественные энергии", проникающие во все сущее, "жаждущее обожения" (16, с. 80). Поэтому, если в неоплатонизме единение человека со сверхсущим обнаруживает их онтологическое единство это "возвращение", то в "Ареопагитиках" такое единение приводит к новому состоянию человека, к тому, чем он раньше не обладал, - к "обожению".
Термин "энергия" перешел в христианство от Аристотеля, обозначавшего им актуальность вещи в отличие от потенциального ее бытия. У Псевдо-Дионисия энергия противостоит сущности, мыслясь как ее самовыявление. Говоря о боге, он различает его как сверхсущую сущность, пребывающую в себе и абсолютно недоступную, и как энергии, входящие с мир и передающиеся человеку (16, с. 71). Все божественное, которое открывается перед человеком, привлекающим для познания "непомраченный и священный разум", и которое есть не что иное, как нисходящие к нему от бога "обожествляющие, или осуществляющие, или оживотворяющие, или умудряющие энергии", - все это "не является всеобъемлющим по сравнению с всепревосходящей Причиной", к познанию которой можно приступить "лишь отказавшись от какой бы то ни было умственной деятельности" (16, с. 27). Эта "Всепревосходящая Причина", которая познается в "неведении", не является последней инстанцией. Сущность бога "превосходит созерцание и познание даже в невидении и в неведении" (16, с. 7). Он в своей сущности не тождественен сверхсущему, а превосходит его. Сверхсущее определяется таковым по отношению к сущему, а значит, не самодостаточно. Одно познается через отрицательные суждения, другое - через положительные, но "самая высшая Причина" превосходит их (16, с. 6). Таким образом, Псевдо-Дионисий в своих теоретических построениях подобрался к уровню АКЛ-шкалы, который у Ямвлиха считался первоединым, полностью неописуемым и стоящим над единым как эманативным источником, то есть к уровню, обозначаемому ТГ-оператором 0010.
"Ареопагитики" оказали большое влияние на многих христианских мыслителей и, в частности, на византийского богослова Григория Паламу (1296-1359), который использовал их для философского обоснования исихазма. Исихазмом (от гр. - покой, безмолвие) называется возникшее в 4-7 вв. среди египетских и синайских аскетов (Макарий Египетский, Иоанн Лествичник и др.) этико-аскетическое учение о возможном единении человека с богом посредством специальной молитвенной и психофизической практики. Это учение к 14 в. приобрело популярность в афонских монастырях, где его и освоил Григорий Палама. В 1351 г. исихазм в форме паламизма был признан официальной доктриной византийского христианства.
Отталкиваясь от учения "Ареопагитик", Палама утверждал, что "Бог созерцается не в Своей сверхсущей сущности, а в Своем боготворящем даре, то есть в Своей энергии" (13, с. 292). Этот "боготворящий дар", являющийся также "божественным светом", "благодатью", "ипостасным видимым воссиянием" и т. д., предстает перед исихастом, когда его ум "превосходит самого себя". Данному восхождению соответствует нисхождение бога в его энергиях, когда тот "исступает вовне Самого Себя" (13, с. 110).
Это взгляд на исихию, так сказать, с метафизической точки зрения, в терминах "Ареопагитик", не вполне адекватно употребляемых Паламой. А с методологической точки зрения, имеющей не менее важное значение в паламизме, исихаст, чтобы "видеть в самом себе благодать" и противостоять "закону греха", должен "вселить ум правителем в телесный дом и установить с его помощью должный закон для каждой способности души и для каждого телесного органа" (13, с. 42).
Действие "должного закона" имеет три раздела: "воздержание", "любовь" и "трезвение". За счет "воздержания", подразумевающего контроль над чувственным восприятием, исихаст очищает свое тело. За счет других двух действий - свою душу. "Силой Божественной любви" его "страстная часть души" становится "опорой добродетелей". В "трезвении" из "рассуждающей способности души" изгоняется "все, что мешает мысли стремиться к Богу" (13, с. 42).
Страстную силу души Палама подразделяет на волю и желание (13, с. 178), которые вместе с рассудочной способностью, должной их себе подчинять, образуют триаду, генетически восходящую к представлениям Платона (см. главу 2) о "яростном духе" и "вожделении", управляемых разумной частью души, подобно тому, как упряжка коней, из которых один хорош, а другой - плох, управляется возничим. Эта платоновская трехчастная модель души получила широкое распространение среди христианских мыслителей, вносивших в нее те или иные изменения. Так, византийский теолог и энциклопедист Иоанн Дамаскин (675-753) в сочинении "Точное изложение православной веры", выделяя в структуре души разумную часть и повинующуюся и не повинующуюся разуму неразумные части, далее говорит: "Послушная же и повинующаяся разуму часть разделяется на гнев и похоть" (25, с. 156). Между тем как у Платона гневливая (яростная) и похотливая (вожделеющая) способности соответствуют послушной и непослушной разуму частям неразумной души. Кроме того, Дамаскин к непослушной разуму части души относит жизненные и растительные силы, "ибо эти управляются не разумом, а природой" (25, с. 156), а у Платона жизненное (животное) начало соответствует послушной разуму части души, а растительное - непослушной.
Еще во времена античности возникли две конкурирующие психофизические теории - "мозгоцентрическая" и "сердцецентрическая". Первым, кто утверждал, что мозг является органом души, был врач Алкмеон из Кротоны (6 в. до н. э.). Этого же мнения придерживались Гиппократ и Платон. Точнее, Платон в голове помещал разумную часть души, а в груди и брюшной полости - соответственно "яростную" и "вожделеющую". Аристотель же считал, что органом души является сердце, а мозг служит в качестве аппарата, регулирующего жар крови.
Что касается Паламы, то он был убежденным "сердцецентристом" и указывал, что при исихастской практике надо "вселять ум" не просто в тело, а во "внутреннейшее тело тела", то есть в сердце, являющееся "сокровищницей разумной способности души и главным телесным орудием рассуждения" (13, с. 43, 44).
Важнейшим действием при исихии является многократное произнесение "умной молитвы" (ее полная форма: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного"), которое должно сопровождаться дыхательными упражнениями и определенным психосоматическим состоянием. Палама полагал, что "молитва без скорбного уязвления не имеет никакого качества", а "стояние в страхе, мучении, стоне и сердечной тоске" и "сокрушенное моление с осязаемой скорбью от поста и бессонницы" должны привести к тому, что страстная способность души, "поднимаясь до действия божественной любви, рождает спасительное уязвление и благословенную скорбь, за которой идет баня отпущения грехов, новое рождение в Боге, то есть слезы покаяния" (13, с. 164, 173, 175, 176).
Живший в прошлом веке русский последователь исихазма епископ Игнатий Брянчанинов говорил, что "у Отцов, при описании приемов сведения ума в сердце, указывается на основной, при котором молящийся садится на седалище высотой в пядь (около 23,5 см), низводит свой ум из головы в сердце и держит его там. Потом, болезненно приклонившись в напряжении мышц груди, плеч и шеи, начинает взывать умносердечно: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя". Дыхание при этом удерживается в тихости, чтобы не рассеивались мысли" (24, с. 216). Точка концентрации внимания, называемая "Святое Святых", "сердечным местом", находится в "верхней части сердца, немного ниже левого сосца". Вначале ум, направляемый в эту точку, "там встретит тьму и холодность", но потом, после упорного моления, сдерживания дыхания, прижимания головы к груди и пр., "увидит себя светлым, исполненным ведения и рассуждения. Ум ощутит благого Бога и усладится Им" (24, с. 215, 217).
