Один из молодых людей в их компании отличался способностью к языкам. Обнаружив в местном наречии определенное сходство с немецким, он даже научился кое-как объясняться с помощью последнего, хотя и напрягал все свое воображение, чтобы хоть что-то понимать и быть понятым. Обратившись к встречному на английском, Айрис сразу же вспомнила те издевки, которым приятели подвергали бедолагу за его не особо успешные попытки. Крестьянин лишь вытаращил глаза, пожал плечами и покачал головой.

Айрис сделала еще одну попытку, несколько повысив голос. Безуспешно. Крестьянин уже собирался пройти мимо, когда Айрис, вскочив на ноги, решительно преградила ему путь. Сама себе она представлялась калекой, которому вырвали язык. Тем не менее отступать было некуда, она просто обязана заставить его понять!.. Чувствуя себя полной дурой, Айрис принялась жестикулировать, показывая в разные стороны от развилки и повторяя название деревушки, где находилась гостиница. «Не идиот же он, в самом деле?»

Похоже, крестьянин действительно понял, что она хочет, и даже несколько раз кивнул. Однако вместо того, чтобы указать направление, он вдруг разразился целой тирадой на непонятном наречии. Нервы Айрис, на которую обрушился поток гортанных звуков, не выдержали. Она поняла, что на взаимопонимание нет никаких шансов; с таким же успехом можно искать общий язык где-нибудь на задворках Азии. Без денег, неспособная объясниться, она обречена на бесконечные блуждания. Любая ошибка в выборе дороги уведет ее в глухомань, еще дальше от гостиницы, ведь ущелье, подобно фьорду, разделялось на множество рукавов.

Айрис ощутила ужас, лицо крестьянина вдруг стало расплываться, словно в дурном сне. Она попыталась удержать его перед глазами – влажную кожу, небольшой зоб… Впрочем, острее всего чувствовался резкий запах – очевидно, крестьянин сильно вспотел, поднимаясь в гору.

– Я вас не понимаю! – воскликнула она в совершенном отчаянии. – Ни единого слова! Замолчите! Да замолчите же, я сейчас с ума сойду!

Крестьянин, в свою очередь, тоже услышал набор бессвязных звуков. Перед ним стояла девушка в мужской одежде, худая и поэтому совершенно по местным меркам непривлекательная, с грязными и драными коленками. Мало того, она ухитрилась довести себя до истерики и при этом оказалась редкостной тупицей, поскольку никак не могла взять в толк, что все это время повторяла лишь первую часть названия деревни – а в округе таких деревень три. Что он ей и объяснил, прежде чем спросить полное название.

Ситуация была патовая. В конце концов крестьянин еще раз пожал плечами и зашагал вверх по тропе, а Айрис осталась наедине с окружающими горами.

По приезде Айрис накупила открыток с видами гор и разослала всем знакомым, снабдив стандартной надписью: «Разве не чудесный пейзаж?» Кое-где она пометила один из пиков небрежным крестиком, подписав: «А вот тут я живу». Теперь горы мстили за все. Айрис сжалась в комок под выступающими утесами – тем достаточно слегка пошевелиться, и лавина камней сотрет ее в порошок. Рядом со скалами она ощущала себя полным ничтожеством. Горы сожрали ее индивидуальность, выпили ее душу…

И в этот миг совсем рядом зазвучала английская речь! Из-за поворота вышли молодожены, жившие с ней в одной гостинице. Своей спокойной невозмутимостью и исполненным благородства видом влюбленная пара снискала уважение даже у компании Айрис. Мужчина был высокого роста, приятной внешности и, очевидно, привык повелевать. В его голосе звучали командирские нотки. Официанты срывались с места от одного лишь его кивка, а хозяин – вероятно, впечатлившись ценой, уплаченной за номер люкс, – обращался к нему не иначе как «милорд».

Его жена, почти не уступавшая ему ростом, отличалась безупречной фигурой и столь же идеальным лицом. Она носила изысканную, хотя и совершенно неподходящую для горной местности одежду. Впрочем, было ясно, что она ни капли не озабочена выбором костюма и одевается исключительно для того, чтобы порадовать мужа.

Молодожены жили сообразно своему собственному стандарту, не обращая внимания на остальных гостей, которые единодушно решили, что перед ними – представители высшего общества. Ходили слухи, что фамилия «Тодхантер», под которой они зарегистрировались в гостинице, не настоящая, а всего лишь способ сохранить анонимность.

Парочка миновала Айрис, почти не обратив на нее внимания. Мужчина рассеянно приподнял шляпу, но в его взгляде не промелькнуло ничего похожего на узнавание. А женщина даже не подняла фиалкового взгляда от каменистой тропы – что было неудивительно, учитывая опасную высоту ее каблуков. Она что-то говорила мужу – негромко, но очень эмоционально.

– Нет, дорогой! Ни днем больше! Даже ради тебя. Мы и так уже… – удалось расслышать Айрис; конец фразы от нее ускользнул. Она решила, что просто отправится следом за молодоженами, стараясь не особо афишировать своего присутствия, поскольку не питала ни малейших иллюзий по поводу своего внешнего вида после спуска с горы. Появление англичан вернуло ее к привычному расположению духа, поскольку означало, что гостиница совсем рядом – молодожены не были замечены в пристрастии к дальним прогулкам. Нависшие над головой скалы уменьшились в размерах, словно захваченные видоискателем фотоаппарата, а сама она из затерявшегося в неведомых далях жалкого существа вновь превратилась в девушку из Лондона, озабоченную разве что покроем собственных шортов.

Довольно скоро впереди появилась часовенка, где Айрис в прошлый раз свернула не туда. С трудом ковыляя вниз по тропинке, Айрис увидела сперва отблеск на темной воде озера, а потом и огни гостиницы, сияющие сквозь зеленоватые сумерки. Усталая и голодная, она думала лишь о предстоящем ужине и горячей ванне. Казалось, что о случившемся с ней приключении напоминали только немногочисленные физические повреждения.

Вернувшись в гостиницу, молодожены застали оставшихся в ней четверых гостей на посыпанной гравием площадке у веранды. Гости наслаждались тем расслабленным временем суток, когда уже слишком темно, чтобы писать письма или читать, но еще рановато для ужина. Пустые чашки и крошки от пирожных на одном из столиков означали, что чай сегодня подавали на веранде и с тех пор никто не сдвинулся с места.

Обеим сестрам Флад-Портер было за пятьдесят, и порхать туда-сюда им совсем не пристало, да и заботы о фигуре остались далеко в прошлом. Их седые волосы были безукоризненно завиты; впрочем, отдельные уцелевшие прядки первоначального цвета позволили бы вежливому человеку назвать их блондинками. Лица обеих отличались прекрасным цветом кожи – и довольно-таки эмоциональным выражением. Впрочем, кожа мисс Эвелин, которой было под шестьдесят, уже стала слегка усыхать, в отличие от мисс Роуз, которая свой шестой десяток едва разменяла. Младшая сестра была крупнее и выше ростом, голос ее был чуть громче, румянец на щеках – чуть ярче. В целом доброжелательная, она не чуралась дружеской издевки, так что ее партнерам по бриджу иной раз изрядно перепадало.

За время поездки сестры успели образовать квартет с преподобным Кеннетом Барнсом и его супругой. Они прибыли сюда на одном поезде и договорились, что уедут тоже вместе. Благодаря викарию и его жене в квартете царил дух доброго компанейства, а сестры, лишенные подобного дара, отвечали за формирование общего мнения и общих же предрассудков.

Двор был уставлен чугунными столиками, скамьями, выкрашенными в яркие цвета, и дополнительно украшен пыльными растениями в кадках. Обводя все это взглядом, старшая из сестер Флад-Портер вспомнила собственный уютный домик неподалеку от собора. Если верить газетам, в Англии шли дожди, поэтому сад наверняка выглядит великолепно – пышная зелень лужайки, окруженная клумбами астр и георгин.

– Как я мечтаю вернуться в свой дом! – воскликнула она.

– В наш дом, – немедленно поправила младшая сестра, всегда обходившаяся без особых церемоний.

– Я если о чем и мечтаю, так об удобном кресле… – усмехнулся викарий. – А вот и наши молодожены!