И перед лицом всего этого длинный меч превратился в крохотное шило, годное разве лишь на то, чтобы судорожно стиснуть его в кулаке.

Осознав это, Родриго одновременно ощутил в себе необъятную и светлую пустоту, подобно человеку, лишь недавно поселившемуся в доме и вдруг в один прекрасный день обнаружившему в нем новые, до сих пор не замечавшиеся комнаты, порога которых дотоле не переступала его нога.

Он с огромной скоростью летел, падал камнем сквозь эти неведомые и необжитые пространства своей души, падал так быстро и ощутимо, что почти опасался удара, и за время этого все ускоряющегося, свистящего падения он осознал, что там, где теперь была пустота, должен был бы гнездиться страх смерти. Но он в совершенном спокойствии стоял здесь, перед бурой громадой с гигантским фиолетовым рогом, и ждал, когда у него за плечами, где-то примерно между лопаток, соберется вся его жизнь, прожитая где и как попало, - соберется, как скудный багаж, который он вскоре сможет стряхнуть со спины. Он ждал этого мига.

А опасность грянуться и разбиться миновала еще и благодаря тому, что перед ним, в этом его стремительном движении, обозначилась в бездонной шири новая орбита.

То были глаза змея. Они внезапно широко раскрылись.

Как два маленьких лесных озерка, лежали они перед ним, как два болотца, коричневое илистое дно которых, высвеченное солнцем, являет всю головокружительную глубину неба, глядящегося в них... Так глубоко уводили эти глаза - и вели будто сквозь леса, одолеть которые возможно не за дни, недели и месяцы, а лишь за тысячелетия. И тем самым они заключали в себе как лес Монтефаля вот это одно приключение - все мыслимые приключения на земле, вообще всю жизнь, которая навек пребывала плененной в подобных лесах и покоилась в них, как сон в дремлющем теле: тяжелый и сладкий сон о замках и селениях, битвах и странствиях, о пыльных лентах бесконечных дорог, о пряди волос на виске под кружевным или раззолоченным чепцом, о щемяще-зеленом блеске залитых солнцем лесных полян - и, конечно, о синих просторах морей. Но сеньор Руй продолжал углубляться в эту золотисто-коричневую даль, все шире распахивавшуюся, вспыхивавшую зелеными искрами, открывавшую все новые подробности: вон в том пятнышке обнаруживался целый пейзаж, высокая заброшенная гулкая мельница стояла в устье тихой долины, где густые сочные травы гляделись в скользящее зеркало медленного ручья, коричневое дно которого высвечивалось заходящим солнцем... Все дальше проникал сеньор Руй, и на короткий миг - не дольше одного вздоха - он вырвался из этого необъятного леса наружу, и обернулся, и увидел, как вольный рыцарь Родриго де Фаньес едет по лесу верхом на коне, останавливается со своим пажом на поросшей тонкими альпийскими травами плоской вершине или стоит вот тут, лицом к лицу со змеем; и теперь сеньору де Фаньесу не стоило никакого труда охватить твердым, властным взглядом все, что когда-либо довелось пережить этому покрытому мерцающей серебряной и стальной броней человеку, замечтавшемуся здесь перед драконом, - собрать все это в скудную котомку за его плечами, и гляди-ка: ноша оказалась легка.

Что же касается дракона, то он, судя по всему, не испытывал ни малейшего желания сожрать закованного в металл человека, пахнувшего лишь сталью, серебром и кожей. А может, он просто был сыт. Однако от взгляда этого крохотного существа, бесстрашно впивавшегося в его глаза, ему, похоже, стало не по себе.

И он оттянул голову шага на два, на три назад.

А сеньор Руй, решивший, что чудовище, как это обычно делают змеи, приготовилось выбросить голову для нападения, низвергся с облаков своих грез в собственный стиснутый правый кулак, меч сверкнул, взлетел вверх, и сеньор Руй сделал выпад, причем лезвие меча при ударе издало дребезжащий звук, будто им вслепую рубили наотмашь в мастерской жестянщика или на свалке щебня; и этот лязг яснее всяких слов сказал о никчемности меча и о его бессилии. Однако что-то промелькнуло в воздухе, отлетев в сторону, в придорожные кусты: то была верхушка фиолетового рога, красовавшегося на лбу дракона.

Но сам дракон, похоже, не был расположен к игре - или просто оторопел. Ибо он повернул могучую голову направо, убрав ее с дороги, и сразу вслед за тем весь гигантский кряж его туловища, нараставший от длинной шеи до зубчатого наспинного хребта высотой с дом и сбегавший далее к бесконечно длинному хвосту, проволокся мимо рыцаря, отскочившего в сторону, и этот плавный разворот, если принять во внимание массу и размеры зверя, был исполнен поистине совершенной грации. А чудовище уже с шумом и треском уползало лесом вправо, вниз по склону, оставляя за собой опустошенную просеку, и уползало с такой скоростью, что за ним не угнаться было даже на коне.

Сеньор Руй стоял как вкопанный и смотрел на свой меч, на котором появились две зазубрины. Правая рука еще ныла от сильного удара. Так он стоял долго. Что-то звякнуло сзади. Он обернулся, увидел Говена, чье белое как полотно лицо выделялось на буро-коричневом фоне леса, увидел стремянных, робко жавшихся поодаль и во все глаза глядевших на своего хозяина как на сказочного богатыря, увидел лошадей - и верховых, и вьючных. Говен опустился перед ним на одно колено и поцеловал руку, сжимавшую меч. Сеньор Руй провел левой рукой по его волосам, потом неловким движением засунул меч в ножны.

- Вы величайший герой всех времен! - воскликнул Говен, не подымаясь с колен. - Вы на наших глазах обратили дракона в бегство...

Сеньор Руй подошел к своему коню и похлопал его по шее.

- Поехали... Скоро устроим привал, - сказал он наконец. - Туда! - И махнул рукой в сторону, откуда они приехали.

Говен ошеломление уставился на него.

- А Монтефаль?.. А герцогиня?.. И потом, в той стороне лес, может быть, кончится быстрее! Иначе нам опять придется ехать недели три, - робко выговорил он.

- Ну, раз так... - ответил сеньор. - Тогда - по коням, и в Монтефаль! И они поскакали рысью, несмотря на то что дорога еще некоторое время шла в гору.

2

Спустя дней восемь после встречи с господином и повелителем лесов они устроили очередной привал на отлогом, лишь кое-где поросшем кустарниками холме. А на другое утро, не успели они проехать и получаса, стволы все заметнее стали расступаться, будто подаваясь под напором открытых просторов: лес, вне всякого сомнения, кончался. Сеньор Рун выслал вперед пешего дозорного, и вскоре тот, запыхавшись, прибежал обратно и рассказал о необозримом крае, далеко раскинувшемся во все стороны, о селениях, дорогах и церквах, а особенно о крепости со множеством башен и ворот, видневшейся в глубине долины.