- И что? – обмер, прекратив дразнить.

Стереть капли с лица и с негодованием уставиться наконец-то этому паршивцу в очи. Неосознанно морщусь:

- Это вы тут паритесь! А мне холодно будет. И неприятно.

- Ну, хочешь, я согрею? – глумится.  Живо закрыл воду, убрал дождик.

Смущенно прячу взгляд, уводя в сторону.

- Опять ты, да? – обижено дуюсь.

Шаг ближе.

Робкое движение - и обнял за плечи, отчего тепло тотчас разлилось по моему телу, током прошибая до самых пят. Побежали мурашки по коже. Нервически сглатываю слюну.

Желание с каждым разом все сильнее, а доводов против остается все меньше и меньше, и вес их тает словно воск свечи.

Шумное, возбужденное его дыхание волнами обдавало меня, вовсе увлекая в сладкий, беспечный дурман.

Наконец-то осмеливаюсь подвести взор и уставиться ему в очи.

Долгие, трепетные мгновения зрительного боя – и неспешно, робко потянулся ко мне, сильнее сжав в своей хватке. Мигом отворачиваюсь, пытаюсь увильнуть:

- Гриш, не надо…

Но его губы уже слишком близко, а тяга настолько велика, что даже вся вселенная, казалось, сейчас начнет обратный ход. Сама уже решаюсь я: уверенный, смелый, отчасти грубый рывок – и впиваюсь ему в уста. Живо подхватывает Еремов движение – и сам уже проявляет страстный, пылкий напор. Тотчас врывается в мой рот своим языком, откровенно взывая к близости. Возбужденно застонала. Словно ждал – в момент обхватил меня за ягодицы и сильно стиснул. Ловкое движение, подхватывая меня себе на руки, отчего не в силах устоять, противостоять – обвилась ногами вокруг его поясницы. Шаги на ощупь – пока вовсе не уткнулись в огромную деревянную лаву. Повалил на настил. Мигом проник снизу под простынь, забираясь уже и под сами кружева.

- Гриш! Еремов! – отчаянно, испуганно дернулась я под ним. Силой убираю, отталкиваю, вынимаю его руки из запретных мест. – Гриш, пожалуйста! Не надо!

Обмер, ошарашено выпучив на меня глаза. Молчит.

- Пожалуйста… - тихим, отчаянным голосом шепчу. А на глазах со страху вмиг застыли слезы.

Проглотил скопившуюся слюну.

Вдруг затаил на секунды дыхание – а затем шумный, болезненный выдох.

Проморгался.

Несмело отступил назад, давая возможность и мне встать, поравняться на ногах рядом.

Но не выпускает все еще из плена.

- Это всё из-за этого… - кивает головой на меня. – Да?

Испуганно подвожу взгляд. Глаза в глаза. Дрожу предательски:

- Из-за чего?

- Из-за того, что под простыней.

Тотчас виновато, пристыжено опускаю очи. Не дышу.

Тягучие, жуткие минуты тишины: когда ни он, ни я не хотим уступать собеседнику.

- Ну? – не выдерживает первым Еремов.

И снова безмолвствую. Не в силах в голос сознаться.

Но и не надо: всё интерпретирует и без того верно сам.

- Дай я посмотрю, - вдруг неуверенное движение и слегка дернул у меня на груди уголки белой простыни.

- Что? – словно молнией меня пронзило. Сжалась испуганно, скрестив руки, удерживая самое драгоценное. Глаза в глаза.

- Всё равно это когда-то произойдет, - вовсе не жалея меня, режет дальше.

Волнение уже буквально до судорог пробивает конечности. Силюсь провалиться со страха и стыда сквозь землю.

- С чего такая уверенность?  - неосознанно, отрешенно, словно в дурмане утонувшая, шепчу.

Обвился вокруг руками шеи и притянул к себе, буквально силой укладывая мою голову себе на грудь. Глупое, пугливое сопротивление – и сдаюсь. Обмякла в трепетном тепле и  заботе.

- А разве не так? – немного помолчав, отозвался. - Тома… - насильно отстраняет, вынуждает взглянуть в глаза: – Я тебя безумно хочу. Как и ты меня… И мне неважно, что у тебя там, - кивает головой мне на руки. – Что ты там прячешь. Это только тебя останавливает, но не меня. Мне важно лишь, что ты чувствуешь ко мне и как поступаешь. И всё. Остальное – х**ня. Понимаешь?

Пристальный, пронзительный взгляд, давлению которого просто невозможно было не покориться.

Несмело, покорно киваю.

- Так что… давай уже покончим со всем этим – раз и навсегда.

Стою, заледеневшая. Боюсь даже пошевелиться.

Но того и не потребовалось вовсе: силой хватает меня за руки и убирает их с моей груди.

Слезы тотчас подступили глазам и грохнулись вниз, стекая извилистыми дорожками по жгучему, покрасневшему от стыда и смущения, лицу. Решительное, окончательное действие – и разомкнул, развязал импровизированную одежину, оголяя все мои тайны для себя сполна. Оголяя… «мерзкую душу».

Нервически сглотнул.

Не шевелится более. Даже не моргает. Не дышит.

Лишь внимательно, с ужасом изучает все мои «письмена», сделанные рубцами и шрамами.

Долгая, жуткая минута – и внезапно потянулся рукой, дернув, скинув с плеча лямку бюстгальтера, а то и вовсе желая полностью стащить с меня белье.

- Не надо, - испуганно вскрикнула я, прикрываясь враз.

Однако в этот же миг постучали в дверь - распахнулась оная настежь.

- Вы там живы?

В страхе дернулась я, попытка спрятаться за спиной Гриши, но уже и сам он отреагировал – тотчас схватил, прижал к груди, скрывая в своих объятиях.

- Идем! - неистовым криком.

- Пардоньте, - попятился молодой человек, отворачиваясь. - Просто, Ерем, тебе там зае***и трезвонить… - бросил робкие оправдания на прощание и пулей убрался прочь.

***

Быстрый, ленивый взгляд на экран телефона – и отбить вызов, выключить звук.

А дальше было вовсе нечто странное и пугающее.

Хотя, чего странное? Именно этого  я опасалась. Именно это и получила.

И как бы Еремов не «свистел» там о внутренней моей красоте, и о исключительной важности лишь «чувств и деяний», вернулся в зал ко всем своим знакомым совсем другим человеком. Ни веселья, ни задора, ни даже просто доброты, человечности.

Холодный, замкнутый, черствый, постоянно огрызается. А шутить в его сторону – вообще не вздумай.

Хмурится, злится на что-то, грузится тугими мыслями. Уже больше получаса ковыряется в своей рыбе, словно та застрявшая скотина в болоте.

- Гриш, что не так? – наконец-то не выдерживает Боря и бросает ему тихо.

- А? – уставился на него в непонимании Еремов, нехотя отрываясь от раздумий.

- Что случилось? Еще больше накрыло? Или дерябнул?

- Точно, - словно прозрел Григорий. Разворот к товарищам: – Колян! Слушай, там же вроде с прошлого раза еще пару бутылок водки осталось, верно?

Обмерла я, словно передо мной только что расстрельный взвод свои дула возвел. Не дышу.

- А… ну… вроде, - замялся тот.

- Алтухов, будешь? – кидает дружественный взгляд на мужчину Еремов.

- Ну, - скривился Виктор Семенович. – Я же уже говорил. Хотя… за такую встречу… Как говорится, грех не выпить. Так что, - улыбнулся, махнув рукой, – наливай!

Залпы.

----------------------

Глава 15. Потаенное

----------------------

***

Ко всему случившемуся мне только пьяного Еремова не хватало. Пьяного, злого. И неудовлетворенного. Меня больше не замечал. Даже косых взглядов не бросал, и на «случайные» касания, как впредь, не отваживался.

Сижу, гружусь уже и я. На глазах застыли слезы. Унижена, растоптана, но даже от стыда некуда спрятаться. Некуда и не как. Нельзя же просто взять встать и уйти. Или можно? Наплевать на всё и всех – и долой рвануть, куда глаза глядят. Или что?

Или сама виновата? Зачем, идиотка, согласилась на уговоры? Дура! ДУРА КОНЧЕННАЯ! Любви захотелось? Ну, так и играла бы! Зачем остановила? Зачем вообще всю ту песню завела? Надо было как с мужем, тогда еще, до развода: подпоить, свет выключить – а там уже неважно было бы ему: хоть швабру обнимать, хоть чучело.

Хоть раз - а все же счастье да перепало бы...

С*ка, идиотка конченная...