А ведь любовь была, Иржи! Несколько слов того негодяя убедили меня в этом. В глазах у меня потемнело, я видела только белую стену камеры; казалось, она издевается надо мной, напоминая, что никогда в жизни мне не удавалось прошибить стену. «Верьте партии», — сказал Готвальд, когда роберты полетели с пьедесталов. «Верьте партии», — таковы были его слова, а я, сколько ни старалась, так никогда по-настоящему не поняла, что такое партия. Для меня оставалась только та стена…
Тонкие руки профессора нежно касаются дрожащих рук Карлы, глаза за золотыми очками ласково глядят ей в лицо.
— Плачь, девочка, плачь, — говорит он тихо. — Слезы скорее вернут тебя к жизни.
Профессор прижимает горячий лоб к холодному стеклу окна. Когда он вернулся от Карлы, Ирма уже давно спала, а он еще долго ходил в задумчивости по кабинету. Не любит он отказываться от своих планов, такой уж характер. Убедите меня до последнего пунктика, тогда я соглашусь. Пусть Ирма права, пусть для Карлы сейчас самое лучшее — пожить у них в доме, бок о бок с Ирмой, все же нельзя складывать руки и пассивно ждать, когда время все излечит.
Насчет детей Ирма права: я ни к чему не подталкивал их. Лучшее доказательство: ни один из моих сыновей не стал врачом. Но разве с самых первых их шагов я не следил пристально за интересами детей, не помогал им познать самих себя? Да, так и было. Вот и здесь…
У профессора вдруг мелькает новая мысль. Скала! О господи, Скала! Как это мне не пришло в голову поговорить с ним! Ведь я знал его уже много лет назад! Когда это было? Ага, вскоре после Мюнхена. Меня познакомил с ним тот полковник. Скала взял меня однажды в свой самолет. Красивый молодой человек… Помню, как я с завистью глядел на его четкий профиль, на спокойную осанку.
Красивый молодой человек…
Профессор оборачивается и пристально смотрит на обезображенное лицо гостя. Оно как маска, только в глазах можно прочесть страдание и муку. Иржи сидит неподвижно, если бы не широко раскрытые глаза, можно было бы подумать, что он спит.
«Одной фразой можно успокоить его боль», — подумал профессор во время рассказа Скалы, с трудом удерживаясь, чтобы не выложить эту новость. Речь шла о чужой пижаме, которую Скала обнаружил под подушкой. Конечно, она принадлежала Роберту. В памяти профессора встали страницы крупного машинописного шрифта — показания Роберта Шика. Обвиняемый нагло заявил, что, после того как к нему из Англии приехала жена, он устраивал пьянки и оргии в квартирах своих сотрудников, уезжавших в отпуск. Владельцы хороших квартир чаще других получали отпуска, условием было — ключ оставить секретарю крайкома.
Профессору хотелось прервать Скалу, сказать ему, что пижама еще далеко не улика, что Скала зря обвинил Карлу, напрасно обидел ее. Но профессору вспомнился разговор с женой, и он промолчал. Да, Ирма права, не так-то легко склеить этот брак. Если для Скалы вся трагедия — в измене, тогда, пожалуй, пусть они не сходятся с Карлой. А кроме того, кто знает… Правда, в показаниях Шика квартира Карлы была упомянута среди тех, которыми он пользовался в отсутствие хозяев… А впрочем, бог весть…
И все же профессору так жалко глядеть в печальные глаза Скалы, что он готов сообщить ему утешительный факт.
Нет, нет, профессор ничего не скажет! Ирма права. Если Скала не поймет всей трагедии Карлы, он не заслуживает права жить рядом с ней, жить только ради того, чтобы успокоить свое уязвленное самолюбие. Пусть тогда Карла останется у них. Он, профессор, приложит все усилия, чтобы она нашла настоящий домашний очаг здесь, у людей, которые сумели понять ее. Их внучка, маленькая Ирмочка, души не чает в Карле. Ирма тоже заслужила, чтобы рядом с ней была женщина, к которой потянулось ее сердце. Да и он сам… Теперь их музицирование получает новый смысл: появилась благодарная слушательница. Ирма тоже так сказала…
Скала пристально смотрит в лицо профессора и замечает, что обычное хладнокровие и выдержка врача уступили место легкому замешательству.
— В каком состоянии моя жена? — испуганно спрашивает он.
— Я уже сказал, что ты можешь не бояться. — Профессор уже овладел своим лицом. — Кстати… — Он отводит взгляд, как делают все добряки, когда нужно сказать кому-то в лицо неприятные слова. — Ты не очень-то поспешил позаботиться о ней.
Скала медленно встает, шагает по комнате и после некоторого колебания говорит тихо:
— Вы несправедливы ко мне. Я откровенно рассказал вам все… Все, кроме одного… Не решился… — Он переводит дыхание, словно слова душат его, и продолжает почти шепотом: — В первые же дни… в общем, после того как ее… арестовали, я пытался повидаться с ней. Но она не захотела. Передачи с бельем и едой я отдавал надзирательнице. Нелегко это было! Надзирательница смотрела на меня как на чудовище: мол, собственная жена даже в такой момент не хочет его видеть! — Скала опускает голову, сжимает пальцы так, что хрустят суставы, и шепчет еще тише: — А потом она отказалась даже принимать передачи, это было совсем ужасно.
Сжав губы, профессор на минуту задумывается, потом говорит:
— Пойдем-ка наверх, надо все-таки поесть.
Послушно, как школьник, который несет глобус за учителем, Иржи поднимается по внутренней лестнице в квартиру профессора. На первой же площадке он судорожно хватает хозяина за рукав. Профессор, не обращая на это внимания, идет дальше и тянет за собой Скалу. Только в прихожей они останавливаются. За одной из дверей слышатся звуки рояля; слабый, но ясный голосок что-то поет.
— Карла! — шепчет ошеломленный Иржи.
— Карла, — спокойно подтверждает профессор. — Она у нас, и ни в чем, понимаешь, ни в чем не нуждается. Ни в чем! — Он в упор глядит в тревожные глаза Скалы и спокойно добавляет: — Так что, если хочешь, можешь не ходить туда…
Ни секунды не колеблясь, Скала делает шаг к двери.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
notes
Примечания
1
Прошу вас, пожалуйста (франц.).
2
Повышение сразу на два чина, так как в чехословацкой армии после капитана следует чин штабс-капитана. — Здесь и далее примечания переводчика.
3
28 октября 1918 года — день провозглашения буржуазной Чехословацкой республики.
4
В послевоенной Чехословакии при проведении национализации буржуазная реакция стремилась к ограничению национализации промышленности. В руках капиталистов оставались «отрезковые фабрики», подобно тому как после аграрной реформы в буржуазной Чехословакии сельским эксплуататорам были оставлены крупные «отрезковые усадьбы».
5
Langsam — медленный (нем.).
6
Если бы ты молчал… (лат.).
7
…то был бы философом! (лат.).
