Колена клонят все пред славою моей.
Или:
Я персов зрю, почтеньем пораженных.
Итак, слава ходит по улицам? Такие чародейства неслыханны и разве бывают в одних трагедиях, и то переводных. Поражаться можно только страстями, внезапно действующими, но почтение, во-первых, не есть страсть, а чувствование, во-вторых, возрождается постепенно, и потому говорить таким образом несообразно с логикою. – Впрочем, древние, как видно, не смотрели на логику, и даже с птицами заключали контракты, что видно из стиха:
Весь род их ястребам обещан снедью в поле.
Или:
Зальются кровию здесь целые народы.
Точно так, как заливаются уксусом или маслом – двусмыслие самое невыгодное!
…Казни их буйные шатанья.
Неужели г. переводчик хотел сказать: киченье? Неужели: efforts[5] значит шатанье? В обоих случаях он неправ. Если же произвел существительное от глагола, употребленного в псалме: Вскую шаташася языцы и проч., то, видно, он не знает славянского языка, ибо в сем смысле шаташася значит заблуждаться, блуждать, а вовсе не мятежствовать. Но по-русски слово шатанье употребляется в самом низком слоге.
Сгуби несчастных сих; добро же их наградой.
Кому, смею спросить? – У Расина ясно сказано:
Va, perds les malheureux,!!!!!leur depouille
est a toi.
[6] Но русский переводчик из «Эсфири» сделал сфинкса; надобно быть Эдипом, чтоб разгадывать его шарады.
Читая перевод, кажется, видишь себя в маскараде; в нем все поет и пляшет: израильтянки лепечущим языком хвалят господа, воздвигают плач и проливают стесненные рыдания; все вещи олицетворены и прогуливаются. Напр., Артаксеркс говорит Аману:
Приближься, твердый щит престола моего!
И щит с низкими поклонами приближается. В оригинале употреблено слово: appui,[7] которое принимается французами всегда в фигуральном смысле. Но г. переводчик хотел украсить Расина; у него даже животом славят всевышнего.
Уста мои, сердце и весь мой живот
Подателя благ мне да господа славят.
Трудно поверить, что еврейские девы были чревовещательницами; но в переносном смысле принять сего нельзя, ибо поющая израильтянка исчисляет здесь свои члены. В подлиннике:
Que ma bouche et raon coeur, et tout ce que je suis.
[8] Предоставляю судить другим, должно ли было переводить таким образом.
Ты ухо царское, рука его и око.
Всем известно, в каком смысле употребляется слово ухо. Говорят: он ухо-парень, ухорские кони и проч., а потому, дабы не ссориться с вкусом, должно б было избегать подобных выражений и не искажать смысла оригинала, где сказано:
Ne possedez-vous pas son oreille et son coeur?
[9]Евреи, их же зришь претящими очьми,
Презреньем чтишь людей и вся готовишь злая.
Загадка на загадке; что значит: претящие очи? У Расина о них не сказано ни слова, и так отгадка будет – в следующем нумере. – Презреньем, повторяю, чтить, т.-е. почитать, невозможно; презрение и уважение, как два полюса, никогда не сойдутся; после этого можно будет сказать: казнить счастием!
Чудо! – Если б какой-нибудь злой дух оборвал со всех экземпляров сей трагедии заглавные листки, то трудно б было угадать, комедия ли она или опера, сделанная в подражание «Оборотням», где один поэт говорит:
Закрыл мои глаза, и с быстротой взирал
На то, что предо мной невидимо являлось.
Подъял уже весы для казни твоея.
Не лучше ли безмен? – ибо весами казнить нельзя, а можно (метафорически) взвешивать преступления, дабы по оным определять наказания. Продавцы обвешивают покупщиков на ложных весах, но их за сие казнят не весами.
Не знаю, давно ли голос получил привилегию быть медоточивым; прежде сего одни уста имели это право. Говорится: Златоуст; но Златогласом называть кого-нибудь и странно и нелепо.
Мимоходом должно заметить, что какофония есть не последнее качество сего перевода: скачущие стихи, натянутые рифмы, новоскованные слова не слишком ласкают слух читателей, напр.:
Пришла; сокрыла же отчизну и рожденье.
Или:
…Скрыв вшествие в сей дом,
Сама седящая я;
Или:
Или:
Страх смерти злой, твой дух колеблет уж теперь.
Пустой набор слов не упущен в переводе, дабы привлечь хоть шумом внимание зрителей:
Ужасным неким сном сей ночью пораженный,
Царь тяжкою тоской скорбит обремененный. —
Или:
Всю ночь он простонал, порывно вопиющий. —
И фигура повторения не была забыта. Например:
…Смирит смиреньем,
…Отмстил отмщеньем,
…Претя прещеньем.
и проч. —
Один только очищенный вкус не удостоился быть сотрудником г. переводчика. У него самая неупотребительная, заржавевшая славянщизна перемешана весьма неосторожно с простейшими русскими словами. После выражений: возвративый, облегчивши, летяй, Веньяминлих, отвращшу же лице, бо, еще, се не бе, – встречаем: у дверей, страшно стало, обвешанного, целые три дни, никого, инде, воспятил, кормильца моего, воня, гадов, и тому подобные низости, недостойные языка трагедии. Равномерно и в следующих стихах не много найдем прелестей:
Или:
