— Не тронь ничего, что принадлежит миру сидхе, или навеки станешь их пленником.

Отдернув руку и зажмурившись, чтобы избежать искушения, рыцарь двинулся в сторону замка. Путь его был долог, и он устал, но подкрепил силы лишь куском сушеного мяса и запил его на ходу вином из фляги.

Когда Гай подошел к замку, было все так же светло, и плыли по небу розовые, желтые и сиреневые облака. У врат сидел охранник, закутанный в плащ с капюшоном. Поверх плаща сверкал золотой ошейник, прикрепленный длинной цепью к вбитому в стене кольцу. Гай поднял меч.

— Зря ты пришел сюда, Гай, — донесся из-под капюшона бесцветный голос, и рыцарь почувствовал, как между лопаток потекли струйки ледяного пота. — Ты сложишь тут голову.

— Локсли!

Человек поднялся, откинув капюшон. Он был безоружен. Рыцарь отшатнулся.

— Возвращайся домой, Гай, — ровно, спокойно произнес Робин. — Ни шагу дальше, иначе пожалеешь.

Гай поднял меч. Как ни странно, вместо радости на него вдруг нахлынуло отчаяние. Вот он, проклятый Локсли, и так легко убить его! Так легко! Но руки отказывались подчиняться. Невероятным усилием Гай замахнулся и, зажмурившись, нанес удар. Меч не встретил сопротивления. Медленно, обреченно Гай открыл глаза. На каменных плитах перед ним лежала кучка одежды, а на ней — золотой ошейник.

Путь в замок был открыт, и Гай вошел, держа меч наготове.

========== Глава III. Союзники ==========

Никогда в жизни Гаю не доводилось видеть такого великолепия, какое встретило его в замке короля сидхе. Но то было леденящее, безжижненное великолепие. Гай невольно поежился, обхватил плечи руками и растер их. Холодом пробрало его до самого нутра. Прекрасные узорные перила и белоснежные мраморные лестницы, колонны удивительной красоты, отделанные каменьями. Древа из карнеола и жада украшали террасы по обе стороны лестниц. Но не было здесь ни птиц, ни животных. Мертвое молчание царило в замке.

Гай шел, никуда не сворачивая, пока не уперся в громадные резные двери из лунного серебра, их верхняя кромка терялась под высоченными потолками. Он потянулся к дверной ручке, но в памяти снова всплыл последний рассказ Деанны.

« — Протянул руку принц Эдзэйн, дабы отворить врата и войти в тронный зал. Но ручка из прозрачного алмаза осталась в его ладони, и замер принц, пораженный этим, и не заметил, как в сердце его прокралась жадность, внушенная колдовством. Очнулся же, лишь когда алмаз опустился в его карман, и могучий голос возгласил, что теперь он навеки останется пленником в стране сидхе…»

Гай отдернул руку, словно обжегшись. Поразмыслив, он достал из ножен короткий тяжелый нож из черного железа, вонзил его меж золотых створок и разнял их. Со стоном подалась дверь, рыцарь ухватил ее пальцами, отворил и вошел.

— Гай, — слабо произнес лежащий на мраморном полу Локсли, закованный в цепи и нагой, как в миг рождения. — Никогда не думал, что скажу это… но я рад тебя видеть.

Гисборн пересек зал и опустился на колено, разглядывая браслеты цепей. Робин попытался сесть, но, видимо, сил у него не осталось. На спине и плечах Гай увидел тонкие синеватые полосы — следы ударов. Локсли смотрел на него затуманенными и какими-то пустыми глазами. Гай тронул цепи и поморщился.

— Натяни их, — грубо бросил он, отступив на шаг и вынув меч из ножен. Робин покачал растрепанной головой.

— Нет, Гай… Атвилл уже идет, я слышу его шаги, — голос Локсли звучал устало и безучастно. — Он уже здесь.

С грохотом разлетелись створки дверей, и в тронный зал ворвался воин, закованный в сверкающую золотом броню. Гисборн вскочил, развернувшись к нему.

— Ты зря пришел сюда, человечья вошь, — усмехнулся король сидхе, смерив молодого рыцаря презрительным взглядом разноцветных глаз. — О, вижу, эта старая шлюха, моя мачеха, дала тебе напутствие! Ну так оно тебя не спасет, человеческий ублюдок!

Гай прикусил губу. Последнее оскорбление резануло по сердцу. Воспользовавшись его замешательством, король сидхе обрушился на него с ударами такой чудовищной силы, что любой человек был бы повержен. Но Гай лишь на шаг отступил, отражая выпады. Прядь волос Керридвенн вливала в него мощь, достойную сына Древнего народа. Он свирепо рубился с царственным противником, чувствуя, как пылает в сердце ледяное пламя старой обиды. Он отбивался, не обращая внимания на оскорбления, которыми осыпал его Атвилл. Раз за разом сшибались мечи, и звон их был слышен во всех уголках мира сидхе. Такой битвы эта земля не видела уже долгие века.

Летели мгновения. Казалось, противники не ведают усталости. Гай был дважды ранен, в бедро и бок, его кровь алыми каплями оросила пол. Мечи высекали искры, а шипастые сапоги короля оставляли выбоины в белом мраморе. Но пол, слишком гладкий и ровный, а теперь еще и залитый кровью, оказал Гаю дурную услугу. Отступив перед очередной сокрушительной атакой, рыцарь поскользнулся. В следующий миг из руки выбили меч, а закованная в броню нога припечатала его к полу. Гай застонал, чувствуя, как острые шипы медленно входят в грудь.

— Гай! — истошный вопль сотряс стены, эхом заметался по галереям.

Дальнейшее словно растянулось, как бывает в кошмарных снах. Гай одновременно видел летящий к нему собственный меч и занесенный клинок короля сидхе. Локсли, вложивший в бросок все силы, неподвижно распростерся на полу. Он не думал ни о чем, на это просто не осталось времени. Гай протянул руку, и обернутая потертой кожей рукоять легла в ладонь. Он развернулся, не обращая внимания на меч Атвилла, опускающийся на его голову, и нанес удар, вложив в него все силы, рассек золотую броню, а вместе с ней — тело. Плечо пронзила резкая боль. Гай еще успел увидеть, как валится золотой великан на залитый кровью мраморный пол. А потом была темнота.

— Сидхе никогда не забывают того, кто хотя бы раз оказал им услугу, — говорила Деанна, отирая крупные капли пота, выступившие на лбу маленького Гая. — Они помнят как зло, так и добро. Не обижай сидхе, дитя мое, никогда не обижай! — и она склонилась над ним, вкладывая темный крупный сосок в его потрескавшиеся губы. Гай втянул благодатные капли ее молока, сладкого и густого, утоляющие жажду и насыщающие. Ласковая ладонь поглаживала его голову, а голос лился, журча, словно ручеек в лесу. — Лишь тот, кто чист сердцем, может победить в битве с сидхе. И лишь тот, кто охранит свое сердце от гордыни, сможет стать Рыцарем Холмов.

Гай открыл глаза. По языку текла густая терпкая влага. Он глотнул, с изумлением узнавая вкус вина.

— Долго же ты валялся, — сказал Локсли, отнимая от его губ флягу. Гай хотел сесть и невольно застонал, когда плечо пронзила боль.

— Тише, лежи спокойно, — разбойник осторожно убрал слипшиеся от пота волосы с его лба. — Ты прикончил Атвилла, честь тебе и хвала.

— Ты… — Гай снова попытался сесть, обнаружив, что голова его покоится на колене Локсли. И в памяти всплыли отчаянные глаза, один больше другого, и меч, летящий по мраморному полу в его руку. Гай зарычал, потом застонал, зажмурившись.

— Чтоб ты сдох, Локсли! — он рванулся, и на сей раз у него получилось выпрямиться. Голова закружилась, и Гай едва не рухнул обратно.

— Ты ранен, — словно не слыша ласкового пожелания, бывший атаман с тревогой взглянул ему в глаза. — Сможешь встать?

Гай приподнялся и повалился обратно. Локсли сочувственно смотрел на него, но не делал попыток помочь, хорошо зная характер упрямого рыцаря.

— Гай, ты должен встать, — тихо произнес Робин, наклонившись к лежащему врагу. — Ты победил Атвилла… но теперь тебе угрожает опасность несравненно большая.

Рыцарь повернул голову и посмотрел в его светло-зеленые глаза.

— О чем ты, Локсли?

— Моя мать… она разгребла жар твоими руками, освободила свой трон. Теперь у нее остался еще один враг. Более могущественный, чем Атвилл.

Железная рука молодого рыцаря легла на плечо разбойника и сжала его. Гай рванул непослушное тело вверх, опираясь на плечо врага. Локсли обхватил его за пояс и почти понес к небольшой дверце в дальней стене.