— Вы ранены! — выдохнул кастилец, набрасывая на Питера Блада свой короткий плащ.

— Не страшно, — Блад облизал губы, пытаясь дышать ровно и спокойно. Голова кружилась от боли.

Левассёр, сев за весла, уводил лодку подальше от корабля. Блад поразился его выдержке, сообразительности и силе духа. Француз еле держался, но действовал так, как действовал бы сам Блад.

— Давайте я помогу, — пробормотал Блад, борясь с обмороком.

Левассёр бросил на него быстрый взгляд.

— Лучше зарядите пистолеты, — сказал он, поворачивая лодку к скалам, опоясывающим мыс Разбитого Сердца, — и зажмите рану, не то кровью истечёте.

— Не знал, что вы смыслите в медицине, — слабо произнес Блад, стаскивая с шеи платок и засовывая его под рубашку.

Кость, по крайней мере, задета не была, он мог немного шевелить правой рукой. Это утешало. Блад перезарядил лежащие на дне лодки пистолеты и едва успел пригнуться — прямо над лодкой пролетело пушечное ядро, второе немного не долетело, и “Фуриосо” окутало белым пороховым дымом.

— Лягте на дно, — Левассёр был белее мела, на лице выступили крупные капли пота, но весла по-прежнему ходили ходуном в его могучих руках.

— Держите, — Гонсалес сунул ему пистолеты и сел за вёсла.

Под его мощными гребками лодка понеслась как птица. Из-за мыса уже выплывал красавец-капер, на борту которого сияло позолоченное название “Ла Фудр”. Загрохотали пушки, и окутанный белым дымом корабль устремился к “Фуриосо”. А рядом, обгоняя его, мчался фрегат, чьи паруса были украшены арабской вязью, а формы поражали изяществом.

— “Фатима”! — с гордостью выдохнул Гонсалес. — Амайрани всё-таки привела её!

Блад обессилено откинулся спиной на банку. Омерзительная легкость — предвестник близкого беспамятства — расплывалась в груди. Он успел услышать возглас Левассёра и почувствовал его руку на своей щеке, прежде чем провалился в душное черное небытие.

========== Глава 3 ==========

Он слышал голоса и чувствовал, как его поднимают на палубу. Чьи-то руки осторожно поддерживали голову.

— Это же капитан Блад! — далекий, полный ужаса и ненависти голос ворвался в сознание.

— Все назад! Или клянусь Пророком, я убью любого, кто дотронется до него!

— Этот человек не Блад! Быть может, похож на Блада, но только лицом!

Питер открыл глаза, чувствуя неимоверную слабость. Он лежал на выскобленных досках палубы, а голова его покоилась на коленях Левассёра. Вокруг толпились напуганные, обозленные и взбудораженные пираты. Он не видел их раньше, одежды их были схожи с одеждой Гонсалеса: шаровары с широкими кушаками и просторные рубахи. На многих лицах читались растерянность, удивление и отвращение. Чуть повернув голову, Блад увидел стоящего боком к ним Алехандро Гонсалеса. В одной руке кастильца был пистолет, в другой — обнаженная сарацинская сабля.

— Я всё ещё не знаю, кто вы, — тихо произнес Левассёр, — но вы спасли меня от участи, куда худшей, чем смерть.

Его рука осторожно коснулась щеки Блада.

— Там на “Фуриосо” я принял вас за него. Любой мог ошибиться, но я знал… — Левассёр запнулся, — знал человека, который звал себя Питером Бладом… — щеки его залил густой темный румянец.

— Помогите мне встать, — Питер сжал руку француза в своей, — не хочу умереть лежа.

— Вы не умрёте, — Левассёр осторожно обнял его, стараясь не касаться ноющего плеча. — Капитан Гонсалес не допустит этого, да и я…

Он помог Бладу встать на ноги, обхватив правой рукой, в левой сверкнула шпага. Матросы снова зароптали, но умолкли под тяжелым взглядом Гонсалеса. Левассёр благодарно улыбнулся кастильцу.

— Я могу поручиться за то, что этот человек не Питер Блад, — сказал француз негромко, но голос его услышали все. — Я близко знал того, кто носит это имя. Я был в его обществе, когда оставил ему подарок от себя и от имени дамы, обесчещенной и едва не убитой им.

— Какой подарок? — прокашлявшись, спросил рослый детина, видимо, старший от команды.

— На его груди должен был остаться шрам от моего удара, — Левассёр обвел присутствующих взглядом, — но ещё есть то, что случилось меньше, чем день назад. Когда Блад нашел меня в моей каюте, я был одурманен бангом, но сумел выплеснуть ему в лицо горящее масло из светильни и вонзить крюк от фонаря ему в грудь. Настоящий Питер Блад мёртв, и в этом не может быть сомнений.

Гул удивления пронесся по рядам, матросы переглядывались. Очевидно было, что слова Левассёра глубоко потрясли их.

— Так или иначе, этот человек, кем бы он ни был, мой спаситель и друг, — Левассёр крепко обхватил Питера за талию, удерживая его на ногах. — И если позволит капитан Гонсалес, я отведу его в каюту и позабочусь о нем.

— Идите, — Гонсалес повернул голову так, чтобы видеть и команду, и своих гостей, — если понадобится что-то, дайте мне знать, Лив. Вы и ваш подопечный - мои гости и братья по оружию. И да покарает Небо того, кто поднимет на вас руку.

Пока Левассёр ножом срезал прилипшую рубашку, Блад пытался удержаться в сознании, но ему это не удалось. Он ещё чувствовал на теле осторожные пальцы француза, но мир уже погружался во тьму.

Когда он очнулся, то на короткое мгновение ему показалось, что всё случившееся было горячечным видением, кошмарным сном. Некоторое время Блад лежал, не открывая глаз, вслушиваясь в голоса и поскрипывание снастей. Память возвращалась вместе с тупой ноющей болью в плече и груди. Было больно дышать и почти невозможно двигаться.

— Лежите, мой сид, лежите, — меньше всего Блад ожидал услышать на пиратском корабле нежный женский голос. Тем более, что женщина говорила на странном испанском языке со множеством арабизмов. Удивление заставило его открыть глаза, хотя от простого движения век всё поплыло, а к горлу подкатила тошнота.

Над ним склонилось прелестное личико, золотистое от жаркого солнца, огромные светлые глаза с тревогой смотрели на него. У Блада быстрее забилось сердце. Невозможная, поразительная красота незнакомки не могла бы оставить равнодушным даже камень, а Питер все же был живым человеком. В молчании он смотрел на девушку, удивляясь тому, как быстро его сердце предало память об Арабелле.

— Вы уже очнулись, Пьер, — обрадовано сказал Левассёр, входя в каюту, — позвольте представить вам нашу гостеприимную хозяйку. Мадемуазель Амайрани Гонсалес, сестра Алехандро.

Он взял маленькую ручку девушки в свою большую ладонь и бережно прижал к губам.

— Рад знакомству, мадемуазель Гонсалес, — Блад слабо улыбнулся. — Надеюсь, я не доставил вам особых хлопот?

— Нет, мой сид, — на щеках девушки появились ямочки, — я надеялась, что вы пойдете на поправку. Вы были очень плохи.

— От простой раны? — удивленно нахмурился Блад.

— У вас началась горячка, — Левассёр присел на край постели и потрогал ладонью лоб Блада, — мы с мадемуазель Гонсалес никак не могли сбить жар. Но на ваше счастье Алехандро отыскал в одном из захваченных сундуков кору хинного дерева. Сегодня третий день с момента вашего прибытия на “Фатиму”, и наконец-то вы очнулись.

— Где я? — Блад попытался сесть, но сил было слишком мало.

— “Фатима”, — повторила Амайрани Гонсалес, выжимая чистый кусок холстины в чашку с водой, — это наш с братом корабль. И здесь вы в безопасности, благородный сид.

Она принялась обтирать ему лицо и плечи. Прикосновения были приятны и нежны. Блад почувствовал смятение, почти страх. Эта девушка своим простым поведением, почти детской невинностью могла бы взбудоражить даже святого, а Питер Блад святым не был.

— Вы спасли Алехандро от смерти или от участи, худшей, чем смерть, — перехватив его красноречивый взгляд, сказала девушка. — Дороже брата у меня никого нет, потому моя жизнь принадлежит теперь и вам тоже, мой сид. Аллах свидетель.

Блад с любопытством смотрел на девушку: слова озадачили его, как и некоторые вещи из уже описанных событий. Лишь теперь он понял, что так напрягало его все это время.