Вопли Джорджа разносились по всему замку. Гай предпочитал в такие минуты не спорить с чокнутым кузеном, а молча выполнить его приказ. К счастью, слуги не успели расседлать Темпеста, и Гай одним прыжком взлетел в седло, подгоняемый ревом Джорджа.

С неба упали первые капли, но Гай любил дождь и вторящий ему стук копыт по наезженной дороге. Плащ и одежда почти сразу отсырели, но к холоду ему было не привыкать. Гай попытался вспомнить, где они останавливались, на какой именно поляне в этом проклятом всеми богами Шервуде Джордж Ноттингемский умудрился оставить свой нож. Угрюмо хмыкнув, Гай покачал головой. Кузен с детства был больным на голову, даже ребенком ему доставляло удовольствие терзать и мучить, будь то животные или люди. И Гаю, жившему в замке из милости, доставалось, пожалуй, чаще, чем другим. Сколько он себя помнил, синяки и царапины на теле и лице не проходили. Впрочем, его матери, невестке проклятого Джорджа-старшего, приходилось куда хуже. Бедняжка и двух лет не протянула, умерла родами, произведя на свет ублюдка от свекра. Гай не плакал, когда ему сообщили о смерти матери. Он испытал лишь облегчение: больше ему не придется слышать ее рыдания и видеть покрасневшие глаза. В ее страданиях Гай винил себя. Не будь его, она бы спокойно приняла постриг.

Мокрая ветка, низко склонившаяся под тяжестью капель, хлестнула по лицу, Гай вздрогнул и поежился. Кожа покрылась мурашками, но физический холод ничего не значил по сравнению с холодом душевным. Внезапно навалилась смертельная усталость. Он часто спрашивал себя, есть ли другая жизнь? Жизнь, в которой не бывает постоянных издевок и воплей, затрещин и побудок среди ночи, потому что кузену приспичило поиграть в шахматы или отточить на нем свое красноречие? Редкими радостями были выезды в дальние деревни, в Йорк или в аббатство, в основном с поручениями от Джорджа.

Лес становился все гуще, дорога давно превратилась в узкую петляющую тропу. Кутаясь в плащ, Гай всматривался в зябкую мглу, расчерченную сполохами молний. Вдруг ветер донес отчаянный призыв о помощи. Гай мгновенно подобрался, пришпорил коня и вскоре вылетел на поляну, посреди которой раскинул ветви могучий дуб. Он сразу узнал это место: именно здесь они сделали привал, и здесь Джордж выронил свой нож.

Однако сейчас поляна вовсе не была мирной. К дереву прижался спиной парень лет шестнадцати или чуть старше. В правой руке он сжимал злополучный нож шерифа, а в левой — длинную тяжелую дубинку с окованным навершием. А перед ним, утробно рыча, скалились четыре волка. Один, самый матерый, носил на себе отметины встречи с охотниками и псами — левый бок покрывала сетка старых шрамов от копья, клыков и ожогов. Обычные волки не стали бы нападать на человека, когда в лесу вдоволь дичи. Но зверь, которому посчастливилось уйти от облавы, будет ненавидеть людей и выслеживать не ради пищи, а чтобы убить. Остальные же волки следовали за вожаком, им было неважно, кто станет добычей — заяц, косуля или человек. Но парень явно не собирался сдаваться без боя.

Волки снова зарычали. Темпест заржал, взвился на дыбы, потом забил задом, не помня себя от ужаса. Гай не удержался в седле и рухнул в траву, а Темпест с диким ржанием исчез в зарослях орешника и бересклета. Оглушенный падением, Гай не сразу нашел в себе силы подняться. Помотав головой, он выпрямился, и тут два волка, заметив новую жертву, развернулись и кинулись на него. Гай сорвал плащ, швырнул его, словно сеть. Тяжелая мокрая ткань накрыла обоих зверей.

Парень тем временем огрел сунувшегося к нему вожака дубинкой по хребту и резко выбросил вперед руку с ножом. Зверь с рычанием отскочил и припал к земле, снова готовясь прыгнуть. Гай выхватил меч, бросился было на помощь, но тут лес наполнился многоголосым воем, а между стволов замелькали серые тени.

— На дерево! — рявкнул он парню, пинком отшвырнул одного волка и ударил вожака мечом плашмя, на краткое время отогнав его.

Парень бросил нож, дубинку и попытался вскарабкаться наверх, но руки скользили по мокрой коре. Гай подхватил его за бедра и поднял, чтобы можно было дотянуться до нижней ветки. Парень вцепился в нее и на этот раз белкой взлетел наверх. Гай вонзил меч между корней и протянул руку, не слишком-то уверенный, что тощий сопляк сумеет удержать его. К его удивлению, запястье крепко сжали сильные пальцы. Парень помог ему забраться на сук, и вовремя — на поляну выскочило еще десятка полтора волков.

Парень, а за ним Гай переползли выше, в тесную развилку. Было неудобно, они то и дело соскальзывали и вынуждены были в конце концов устроиться в обнимку, тесно прижавшись друг другу.

— Как твое имя? — спросил Гай спустя какое-то время, глядя на беснующуюся внизу стаю.

— Уилл, — буркнул парень. — Уилл Скарлет.

Неожиданно для себя Гай потрепал его по плечу.

— Не бойся, Уилл Скарлет, им до нас не добраться. Чей ты серв? — продолжил он расспросы. Дождь барабанил по лиственной крыше над ними, по стволу стекали тонкие струйки воды.

— Я не серв, — безразлично отозвался Уилл, — я сын лорда Локсли.

— Бастард?

Уилл тревожно дернулся, и Гай понял, что это ответ на его вопрос. Почему-то мысль о том, что парень — не жалкий раб, была приятна.

— Где ты живешь?

— Зачем тебе? — огрызнулся Уилл, впрочем, не пытаясь вырваться из кольца сильных рук. Хотя вряд ли потому, что ему вдруг понравилось сидеть в объятиях мужчины, да еще и норманна — просто выхода не было. Гай усмехнулся.

— Мы наверняка проторчим тут до утра, а разговор не даст нам уснуть. Иначе мы или свалимся и нас разорвут, или замерзнем и схватим лихоманку.

— Я тебя знаю, — хмуро откликнулся Уилл и мотнул головой. Мокрые светлые волосы хлестнули Гая по щеке. — Ты Гай из Гисборна, родич шерифа. Что ты здесь делаешь?

Гай хмыкнул. Не говорить же щенку, что кузен, раздери его дьявол на тысячу частей, отправил его в лес.

— Нож потерял. Тот самый, который ты нашел, — соврал он. — Мы охотились днем, а вечером я его хватился.

— Из-за простого ножа? — недоверчиво произнес Уилл. Гай пожал плечами.

— Он мне дорог как память. А тебя сюда как занесло?

Уилл молчал. Гай поежился, вода капала с листьев прямо за шиворот. Внизу подвывали, рычали и царапали кору настырные волки.

От холода глаза начали слипаться. Дремота одолевала все сильнее. Гай оперся рукой о мокрый ствол, привстал, чтобы расправить затекшие ноги. Уилл вскинулся и вцепился в его пояс. Сев обратно, Гай ободряюще сжал его плечо.

— Не трясись ты так, а то дуб рухнет, — мрачно пошутил он. — Задремал, небось?

Уилл нехотя кивнул и слегка разжал пальцы. Гай тоскливо улыбнулся, радуясь, что в темноте не видно его лица. Он снова обнял Уилла, согреваясь теплом его тела и отдавая собственное тепло. Скоро тот обмяк и засопел. Гай вдруг понял, что давно не чувствовал себя таким живым, как сейчас, сидя в развилке дерева, под проливным дождем, в окружении волчьей стаи. Доверчивость, с которой Уилл прижимался к нему во сне, грела душу. Гай не помнил, чтобы кто-то кроме матери обнимал его, и сам себе не признавался, как сильно ему порой не хватало простых человеческих прикосновений.

— Мама… мама, не умирай, — внезапно простонал Уилл. Гай вздрогнул и невольно вспомнил собственное одиночество и ощущение невосполнимой утраты, когда гроб с телом его матери увозили на погост.

Гай крепче прижал к себе Уилла. Сквозь драную рубаху он чувствовал выпирающие ребра и грубые рубцы, покрывавшие спину. Лорд Локсли явно не слишком баловал незаконного сына, раз тот был таким тощим да еще и плетью получал.

— Жалко, что не ты мой отец, — в полусне пробормотал Уилл. — Жалко, что не ты мой брат.

Гай потрясенно замер, в груди разлилось тепло. Со дня смерти матери никто не сказал ему доброго слова, никто не приласкал и не обогрел его. Даже дворовые девки, отдавшись ему в темном углу, стремились поскорее сбежать. Гай привык к этому. И вдруг чужой пащенок, которого он видит впервые в жизни, говорит ему такое. И за эти слова он был готов схватиться хоть с волками, хоть с дюжиной разбойников. Воистину неисповедимы пути Господни.