Этот Лес был довольно дружелюбен. В отличие от того, что было до Перемен. Теперь его обитатели не пытались сожрать Алису, предпочитая друг друга. На восточной оконечности Леса находилась заброшенная станция, через которую когда-то шел Адский поезд, ведомый монстром. Сюда хозяйственный Шляпник, обожавший устраивать местечки для чаепитий во всех приятных местах Страны Чудес, перетащил один из резервных вагонов. Они с Алисой устроили нечто вроде станционного кафе, где танцевали девушки-бабочки и где её Нэнни, теперь толстенькая добродушная жучиха, продавала сладкие пышки из цветочной пыльцы.

— Здравствуй, детка, — сказала Нэнни, встречая посетительницу радушной улыбкой, — не желаешь ли выпить чаю?

— Спасибо, Нэнни, — Алиса подошла к одной из девушек, Люсинде, хрупкой красавице с крыльями бабочки павлиний глаз. — Здравствуй, Люси, тебе тут нравится?

— Больше, чем я мечтала, — Люси подошла к Алисе и расцеловала её в обе щеки, — и посмотри, я такая красивая теперь!

Её обычный ответ, от которого защемило сердце. Алиса погладила её по пушистой разноцветной копне волос. Люсинда была одной из воспитанниц приюта Бамби и успела сполна познать грязь и горечь продажной жизни. Её единственной и самой большой драгоценностью была маленькая застекленная коробка с прекрасной бабочкой Павлиний Глаз, которую подарил ей её последний постоянный клиент и покровитель, увлекавшийся коллекционированием насекомых. Однажды он заметил, что его юная наложница всякий раз задерживается у коллекции и взгляд её ищет благородную красоту Павлиньего Глаза. Будучи незлым и по-своему великодушным человеком и чувствуя привязанность к девушке, он оставил Люсинде на прощание прекрасную бабочку. Люси берегла этот подарок пуще всего на свете, ведь для неё бабочка олицетворяла всю красоту и изящество мира. И когда пришли Перемены, она обратилась в хрупкое волшебство, которое владело её пусть искалеченной, но сохранившей свет душой. Алиса отыскала её в приюте, уже окуклившуюся, и забрала куколку с собой, вначале разместив в соседней комнатке в Ратледже, а потом, когда Люси превратилась в бабочку, отдав под опеку Нэнни. Что и говорить, у старушки Нэнни девушкам жилось вольготно, они лишь танцевали каждый вечер в мягком свете северного сияния и их хрустальные голоса лились серебряными ручейками. Все обитатели Страны Чудес выползали вечерами из своих убежищ и с наслаждением вслушивались в нежные голоса девушек, а кое-кто специально проделывал дальний путь или селился поблизости от кафе, чтобы иметь возможность любоваться их танцами. Алиса знала, что у многих красавиц были сердечные возлюбленные, но не у Люси, которая все ещё помнила прошлое рабыни для услуг и не желала возвращения. У Нэнни она расцвела и наконец-то стала улыбаться. Алиса была рада за неё и иной раз приходила в кафе специально, чтобы полюбоваться на завораживающе красивый танец Павлиньего Глаза.

— Куда ты идешь, Защитница? — спросила другая девушка, худенькая, круглыми фасеточными глазами и стрекозиными прозрачными крылышками.

— Иду к пристани, — ответила Алиса, прислонившись к стойке бара, — прибыл новый корабль. Может, будет что-то или кто-то интересный. Нэнни, заверни мне, пожалуйста, пышек и налей холодного зеленого чаю. Я с собой возьму.

— Сейчас сделаю, — Нэнни с улыбкой придвинула к Алисе большую тарелку с жареными грибами и маленькую чашку с острым соусом, — вот, поешь пока, а я соберу.

Алиса влезла на высокий стул с ногами и принялась за грибы, макая их в соус. В окно было видно, как в воздухе кружатся красивая тоненькая девушка и гибкий парень с обычными птичьими крыльями (у его подруги были пурпурные и тонкие мотыльковые, изысканной формы). В потоках воздуха эти двое танцевали и флиртовали, и зрелище это было так прекрасно, что Алиса засмотрелась. Она очнулась, лишь когда пальцы нащупали дно тарелки, и обнаружила, что грибы закончились. Впрочем, Нэнни только похвалила её.

— Вот и умница, — сказала жучиха, убирая тарелку, — помнится, в детстве тебя невозможно было заставить сесть за стол. А сейчас вон, подчистила все.

— Спасибо, Нэнни, — Алиса подхватила со стойки мешочек с припасом и послала девушкам воздушный поцелуй. — Люси, я вечером приду поглядеть, как ты танцуешь.

— Нэнни, Страйф идет! — влетела в бар пухленькая красотка с густыми пышными волосами, напоминающими песчаную бурю. Золотой песок осыпался по её округлым плечам, шлейфом окутывал нежное лицо с золотистыми смешливыми глазами и ямочками на щеках.

Девушки-бабочки загомонили, кто-то умчался в глубины бара — прятаться, но несколько особо отважных тут же принялись прихорашиваться. Алиса сгребла сумку с едой и чаем и задержалась у стойки, глядя на дверь. Она не раз уже слышала о парне по кличке Страйф (Раздор), приходившем полюбоваться на танцы. По словам Нэнни он был ещё тот задира, до Перемен прославившийся бешеным нравом. Впрочем, его агрессия распространялась только на мужчин. Страйф не зря носил свое прозвище. До Изменения он сражался на подпольных гладиаторских аренах и был лучшим из бойцов. После Перемен он почти не изменился, только отрастил длинные ядовитые иглы, которые прятал в прядях светлых волос, да сменил драную холщовую куртку и штаны на стильный кожаный костюм, плотно облегавший мощное гибкое тело. Когда он вошел в бар, Алиса не сразу отвела взгляд, невольно залюбовавшись его походкой. Лицо у него было совсем молодое и настолько красивое, что его не портили даже шрамы на виске и над верхней губой. Огромные яркие голубые глаза словно светились в полумраке бара.

— Нэнни, пару бокалов твоей фирменной наливки, — сказал он, подходя к стойке.

Алиса перекинула сумку через плечо и пошла к выходу. Уже у двери все-таки обернулась и встретилась взглядом со Страйфом. Сердце подпрыгнуло, забившись где-то у основания горла.

Парень поднял высокий стакан, на четверть наполненный багровой жидкостью, приветствуя Алису.

— Твое здоровье, Защитница, — пожелал он, и в его голосе, низком, хрипловатом, с металлическими нотками, Алисе послышалась насмешка. Но у неё не было времени на препирательства и скандалы. Усмехнувшись, она отсалютовала Вострым ножом и вышла из бара.

— Ты рискуешь, — заметила полненькая танцовщица, провожая её к шпалам, где пролегала дорога к Лесу. — Будь осторожна, Алиса, Страйф не тот парень, к которому стоит поворачиваться спиной.

— Как тебя зовут? — спросила Алиса, удивленная, что кто-то, наконец, назвал её по имени, а не титулом, данным обитателями этого безумного мира.

— Настоящего имени я не помню, — девица пожала плечами, — но Нэнни назвала меня Сэндфайр. Говорит, мои волосы как горящий песок.

— Тебе подходит это имя, — кивнула Алиса. — Ладно, счастливо оставаться, Сэндфайр.

— Ты… это… — девица, замявшись, удержала её за рукав платья, — в общем, если увидишь своего здоровенного зеленого дружка, пригласи его в бар. Я бы хотела станцевать для него…

Она зарделась, на полных щеках словно расцвели маки. Удивленная Алиса кивнула.

— Если ты о Шляпнике, то скажу ему. Но зачем он тебе?

— Ну… он такой здоровый! Очень сильный, наверное… — Сэндфайр хихикнула в кулачок, опустив длинные ресницы, повернулась и убежала в бар. Алиса покачала головой, глядя ей вслед. Новость из новостей, подумалось ей уже в полете. Девчонка, похоже, втрескалась в Шляпника, в которого втрескаться было невозможно по определению.

Она спешила, как могла, стараясь успеть до того, как солнце начнет клониться к закату. Путь неплохо получилось срезать на скалах, в которые превратилось Сити. Алиса смутно помнила, что здесь обитает большая группа существ, отказавшихся признать Преображение и продолжавших попытки жить по-старому. На странных улицах, поросших разноцветными гигантскими грибами, она видела медленно передвигающихся тварей, ещё более жутких от того, что были они одеты в останки цивильных костюмов и котелки. Иногда они останавливались, чтобы переброситься парой слов или приветствием со знакомыми. Алисино внимание привлек нищий, крупный жаб, сидевший у стены дома-скалы, разложив перед собой спички и кусочки грибов якобы для продажи. Вид у него был вполне себе отрешенный и исполненный философского смирения, но тусклые желтые глаза из-под тяжелых сморщенных век смотрели неожиданно остро и умно. И взгляд этот показался девушке более чем знакомым. Сознание пронзила мысль о том, что перед ней то самое существо, о котором говорил Чешир.