• «Юта» — условное наименование участка высадки американских войск на восточном побережье полуострова Котантен, (Прим-Р* А)

с Тэдом на перекрестке дорог после взятия Шербура. Большего храбреца я не знал.

В первые дни боевых действий всякая воздушнодесантная часть использует лишь стрелковое оружие Ч Поддержку тяжелой артиллерии и дополнительное снабжение она получает от пехотных дивизий. Установив контакт с 4-й пехотной дивизией и получив от нее артиллерию, мы смогли приступить к выполнению нашей основной задачи. Она заключалась в том, чтобы захватить и удерживать дамбу, идущую вглубь берегового плацдарма «Юта», а.также переправы через реки Мер дере и Дув. Пока эти мосты и дефиле оставались в руках противника, наши войска на побережье находились под постоянной угрозой артиллерийского обстрела. 82-я воздушнодесантная дивизия вместе со 101-й воздушиодесантной дивизией, выброшенной близ Карангана, должны были блокировать прибрежные районы, захватив узлы дорог и центры связи. После этого штурмовые части 7-го корпуса, высадившиеся на береговой плацдарм «Юта», могли сделать бросок вглубь территории, отклониться вправо и очистить полуостров на всем пути до Шербура. Этому плану упорно противился командующий ВВС союзников главный маршал авиации Траффорд Ли-Меллори. Чрезвычайно храбрый и решительный человек, Ли-Меллори, однако, считал, что выброска здесь двух воздущнодесантных дивизий может окончиться только бесполезным истреблением этих боевых соединений. Он аргументировал свои утверждения в частности тем, что в этих районах дислоцировались немецкие ночные истребители, которые, по его' выражению, накинутся, словно стая ястребов, на тихоходные транспортные самолеты и собьют их, как уток. Самолеты, спасшиеся от атаки истребителей, продолжал он, и снизившиеся до 200 метров для выброски парашютистов, будут уничтожены огнем зенитной артиллерии.

Генерал Брэдли и я с жаром возражали, доказывая ему, что эта задача нам по силам. Выброска десанта — колоссальный риск, соглашались мы, но ведь в конце концов вся операция по высадке в Нормандии является весьма рискованным предприятием. Генерал Эйзенхауэр

3*

согласился с нами. Нужно отдать должное Л и-Мел л ори: как только в Англию дошли известия, что обе. дивизии высадились без особых потерь, он немедленно отправился к генералу Эйзенхауэру и заявил, что глубоко сожалеет о своих сомнениях. Далее он заявил, что никто больше него не радуется правильности решения Эйзенхауэра и ошибочности своих мрачных предсказаний.

Хотя предсказываемого Ли-Мсллори разгрома в воздухе не произошло, наземные бои оказались более ожесточенными, чем могли предвидеть даже самые отъявленные пессимисты. Особенно тяжелые бои происходили на дамбах. Дамбы — это высокие насыпи с узкой двухпутной проезжей частью и обочинами по обеим сторонам шириной не более полуметра, круто спускающимися прямо в трясину, которая с головой засасывала человека. Продвигаясь по одной из дамб в первый день сражения, мы поняли, почему многие из наших товарищей не присоединились и никогда уже не присоединятся к своим частям: в болотах мы увидели их трупы. Приземляясь, многие парашютисты попали в трясину и были затянуты ею, не успев освободиться от парашютов и тяжелого боевого снаряжения.

Место командира там, где, как он предполагает, может создаться критическая обстановка. Мне было совершенно ясею, что наибольшую опасность представляет собой преодоление дамб. Поэтому прежде чем решиться послать на подобную операцию то или иное подразделение моей дивизии, я отправлялся на разведку — чаще ночью, но иногда и днем.

Нам пришлось преодолеть четыре дамбы. Самой тяжелой оказалась переправа через дамбу на подходах к широкой и неторопливой Мердере. Затем дорога круто спускалась вниз и заворачивала вправо через глубокую выемку в холмах. Далее она вновь по дамбе выхолила на открытую местность и-500—600 метров тянулись прямо через трясину. Немцы, естественно, сосредоточили огонь на этом участке, и бой здесь оказался самым изнурительным из всех, какие мне довелось испытать за время войны. Там мы потеряли многолюден, и, я уверен, атака безусловно захлебнулась бы, если бы все офицеры — от командира дивизии до командира батальона — лично не руководили боевыми действиями своих подразделений.

Конечно, мы шли на переправу не с голыми руками.

К тому времени мы уже располагали поддержкой артиллерийских дивизионов 4-й пехотной дивизии. У нас был дивизион 105-мм самоходных гаубиц, дивизион 155-лш гаубиц,.взвод танков и такое количество пулеметов калибра 12,7 мм_} какое только мы сумели захватить с собой. Сосредоточив массированный огонь из всех этих огневых средств на излучине реки, мы в течение десяти минут перед атакой подвергали артиллерийскому обстрелу немецкие позиции на той стороне. Это было ужасное зрелище. Грохот орудий сливался в жуткий гул, а клубы дыма, пыль и туман скоро настолько сгустились, что в двух-трех метрах ничего не было видно. Мы вели ураганный огонь, но и немцы не скупились. Я лежал за дамбой справа от переправы. Слева от меня неистово стрекотали автоматы, а за спиной била тяжелая артиллерия, и снаряды с воем проносились над нашими головами.

Я лежал и, всматриваясь сквозь дым, наблюдал, как первые солдаты, согнувшись, словно против сильного ветра, с винтовками наперевес приближались к переправе. Одни из них начали спускаться, другие еще медлили. Вдруг они повернули назад, инстинктивно пытаясь укрыться от губительного огня противника. Я вскочил н побежал вниз. Солдаты столпились в выемке. Там же был Джим Гейвин, которому я поручил руководить этил боем, начальник штаба полка полковник Льюис и батальонные командиры. В выемке, выходящей на дамбу, мы перехватили своих людей, повернули их, гнали, даже вели за руки, пока не заставили снова двинуться на переправу.

Наконец, несмотря на тяжелые потери, мы переправились и очистили от противника дальний конец дамбы, чтобы по ней могла пройти 9-я пехотная дивизия, которая должна была атаковать с другой стороны. Несколько часов спустя командир 9-й дивизии генерал Мантон Эдди сказал мне, что до сих пор он еще никогда не видел такого огромного количества убитых немцев. Должен признаться, что и я тоже. По-моему, этот бой был самым упорным из всех, какие пришлось вести американским солдатам в Европе во время второй мировой войны.

После этого боя, как сказал мне, смеясь, мой адъютант, в кулуарах штаба меня прозвали «Пареньком дамб». Я не нашел ничего юмористического в этой кличке, так как видел слишком много замечательных юношей, сложивших свои головы на переправах через

35

нормандские болота и реки. Открытые со всех сторон высокие насыпи дамб «©прерывно находились под ураганным огнем противника. Помню, однажды ночью я сделал не больше двух шагов в сторону от фермерской избушки, стоящей на краю шоссе, и мне тотчас же показалось, что вокруг меня в темноте замелькали огоньки. Я сказал офицеру, который был со мной:

— Впервые вижу здесь светляков. Почему их не было прежде?

— Черта с два, светляки! — ответил тот.— Это пули рикошетируют от шоссе.

В течение тридцати трех дней дивизия вела непрерывные бои на полуострове. Временами нам казалось, что вот-вот удастся передохнуть и зализать раны, но не тут-то было: промежутки между боями были слишком коротки. Однажды мы пропустили вперед 90-ю. пехотную дивизию, но она натолкнулась на сильное сопротивление немцев и была изрядно потрепана. Нам снова пришлось срочно продвинуться на передовую, сменить 90-ю дивизию и продолжать атаку. Затем через наши боевые порядки прошла 8-я пехотная дивизия, но опять повторилось то же самое. Когда нас в конце концов отвели в тыл на отдых, оказалось, что 46 из каждых 100 десантников убиты или получили очень серьезные ранения и их пришлось эвакуировать в Англию. Многие были ранены легко и не покинули строй. Общий итог потерь: 1284 человека убито и 2373 тяжело ранено. Когда мы вступили в бой, у пас было четыре командира полка и двенадцать батальонных командиров. За время боев пятнадцать из них было убито, ранено или взято в плен. Я сомневаюсь, чтобы какое-нибудь другое соединение, понеся такие большие потери, сохранило свою боеспособность.