Беспокойство можно было прочитать и на суровых, насупленных лицах сидящих в моем самолете солдат, когда они старались разглядеть в окне проблески маленьких оранжевых огоньков на крыльях соседних самолетов. Но в густой мгле не было видно огней даже на крыльях нашего самолета. Все теперь зависело от искусства пилотов. Мне ничего не оставалось делать, как потуже затянуть привязной ремень и с закрытыми глазами откинуться в кресле, всецело положившись на ободряющие слова командира транспортно-десантного авиационного крыла 1 Г. Кларка, сказанные им перед вылетом: «Что бы пи встретилось вам на пути, мои ребята точно выведут самолеты на цель».
Полет в тумане и болтанка продолжались всего несколько минут, но они показались нам часами. Мы вышли из шквала так же внезапно, как лопали в него. И снова над нами появилась луна, раскинулось необъятное небо, а внизу резко выделились полоски полей и изгородей. Однако нигде не было видно ни одного самолета.
Впрочем, было уже поздно тревожиться об этом. Над дверью мерцал красный огонек. Прошло еще четыре минуты, и вдруг резко прозвенел звонок и вспыхнула зеленая лампочка. Начальник парашютной команды, 4 согнувшись в дверях, пошел вниз с криком «За мной!» Чувствуя, как кто-то тяжело дышит у Чченя за плечами, я выпрыгнул вслед за ним.
Парашют раскрылся. Взглянув вверх, я увидел самое приятное из зрелищ — широко раскинувшийся купол, наполненный воздухом. Внизу, немного левее, я на мгновение различил купол парашюта начальника парашютной команды, казалось, неподвижно висящий в воздухе. Затем я опять остался совершенно один. Не видно было ни людей, ни парашютов, хотя я был уверен, что вместе со мной спускается целая группа десантников в полном боевом снаряжении. В тишине спуска я слышал высоко над собой рокот моторов: все новые и новые самолеты приближались к своим районам выброски.
Неожиданно подо мной вынырнула земля, и я поджал ноги, чтобы смягчить удар. Обвешанный тяжелым боевым снаряжением, парашютист-десантник при приземлении получает сильный удар. В этот момент его может качнуть вперед, назад или вбок, и он старается амортизировать удар, поворачиваясь в воздухе на подвесной системе и поджимая ноги.
Мне повезло. Ветра не было, и я опустился на мяг-ч кую, заросшую травой полянку. Быстро погасив свой парашют, я высвободился из лямок, огляделся вокруг и выхватил пистолет. По совету бывалых десантников, участвовавших в высадке на Сицилии, я снабдил почти всю свою дивизию автоматическими пистолетами калибра 11,45 мм. В момент приземления, с надетой подвесной системой, парашютист почти беззащитен. В эту минуту трудно дотянуться до винтовки или карабина, и если кто-нибудь нападет на вас, вам придется несладко. И вот оказалось, что, сбрасывая с себя подвесную систему, я выронил пистолет. Лихорадочно шаря в траве, я старался успокоить себя и вдруг краем глаза увидел, что ко мне кто-то медленно приближается. Я выкрикнул пароль: «Молния!», всем своим существом надеясь услышать отзыв: «Гром!»
Ответа не последовало. Стоя на коленях и продолжая искать пистолет, я, наконец, различил при слабом свете луны силуэт коровы. Я готов был расцеловать ее. Ведь если здесь спокойно пасутся коровы, значит, поляна не заминирована и свободна от столбов пресловутой «спаржи Роммеля». За несколько дней до высадки наша разведка получила отнюдь нерадостные сведения об этих препятствиях. Предполагаемые места нашей выброски, как нам сказали, утыканы заостренными деревянными
кольями* о которые может разрезать себе брюхо планер. Да и парашютистам они не сулят ничего хорошего. Колья опутаны колючей проволокой, соединенной с несколькими минами. Ударяясь о такой кол, человек вызывает целую серию взрывов.
Найдя, наконец, пистолет, я пополз к возвышавшейся невдалеке изгороди. Лунный свет заливал поляну, и я каждую минуту ждал автоматной очереди. К счастью, врагов не было, хотя я не нашел и друзей. Передохнув немного в тени у изгороди, я продолжал ползти дальше и опять заметил в темноте какое-то движение. Я выкрикнул пароль и на этот раз немедленно услышал отзыв. Приблизившись, я разглядел человека, прислонившегося спиной к насыпи-, на которой росла живая изгородь.
— Кто здесь? — спросил я.
— Капитан Фоллмср,— последовал ответ.
Я едва поверил своим ушам. Когда во время боя в Сицилии, пробираясь по «ничейной» земле, я искал своих парашютистов, совершивших выброску перед фронтом морского десанта, то первым человеком* которого я встретил, был капитан Фоллмер. Он сидел тогда под оливой, растирая ушибленную при приземлении лодыжку. Сейчас, год спустя, из шести тысяч человек первым я опять увидел Фоллмера.
— Ну, Фоллмер, что стряслось на этот раз? — спросил я.
— Генерал, кажется, я сломал себе спину.
— Ну, Фоллмер, молите бога, чтобы никогда больше
не встретить меня.
В это время немцы подняли стрельбу. В воздух, пронизанный трассирующими пулями, то и дело взлетали ракеты. Великолепный фейерверк! Со всех сторон слышались тяжелые взрывы. Время от времени появлялись все новые и новые самолеты С-47. Это самолеты нашей армады, рассеянные было, налетевшим шквалом, собрались вместе и снова стали на курс. Очень трудно было разглядеть с земли закамуфлированные самолеты, проносившиеся над землей, словно черные тени. Даже парашютистов и белые купола их парашютов не было видно в темном небе, пока они совсем не приблизились к земле.
Пожалуй, сейчас было бы уместно рассказать, как в отличие от пехотной части вступает в бой воздушиоде-сангная дивизия. Пехотная дивизия начинает бой только
после того, как подготовлены ее средства связи и система управления, действуют все радиостанции, занимают свои места все командиры. Командиры знают, где находятся -их люди» что с ними происходит, и могут быстро реагировать на все изменения боевой обстановки. Совершенно иначе обстоит дело с воздушнодесантной дивизией. Когда личный состав дивизии только приземляется, се бойиы не связаны друг -г другом — и генерал и рядовой оказываются в одинаковом положении. В течение некоторого времени связь отсутствует, особенно если выброска производится ночью. Вы не знаете, где вы, кто вокруг вас — друзья или враги. Мало-помалу подразделения собираются — «веревочка сматывается», как говорят парашютисты.
В теории все это чрезвычайно просто! Парашютисты, первыми выбросившиеся из самолета, после приземления продвигаются вперед по курсу самолета. Парашютисты же, выпрыгнувшие последними, должны двигаться а обратном направлении. Где-то, примерно посредине, они сходятся. Но на это требуется время. При наилучших условиях бойцы одного батальона будут разбросаны на плошали в 1000 метров длиной и 300 метров шириной. По пути к месту сбора они могут быть отрезаны и даже уничтожены противником. В Нормандии сбор частей усложнялся тем, что вся территория там разделена на мелкие участки земли, перегороженные высокими и густыми живыми изгородями.
Первоочередная задача после приземления — собрать батальон, так как он является основной боевой единицей. Я выбросился со 2-м батальоном 505-го полка, которым командовал подполковник Вандервурт — один из храбрейших и наиболее стойких боевых командиров, каких я только знал. Приземляясь, он вывихнул себе ногу, по врачи, выбросившиеся вместе с нами, устроили ему временный лубок и вырезали палку. Так он и командовал батальоном,
Всю ночь по два, по три собирались бойцы из батальона Вандервурта. Они подходили медленно, так как из-за облачности над побережьем авиационные подразделения оказались сильно разбросанными. Многие десантники приземлились в районе сосредоточения немецких войск и были уничтожены противником или попали в плен. И все-таки к рассвету у Вандервурта было уже достаточно людей, чтобы вступить в бой. На соседних участках собрались отдельные подразделения двух полков, так что часам к одиннадцати мы смогли развернуть боевые действия дивизионного масштаба.
Моя маленькая группа управления в составе одиннадцати офицеров и рядовых организовала дивизионный штаб в яблоневом саду почти на том самом пункте, который был намечен перед вылетом из Англии. Парни Кларка не подвели — они доставили нас прямо на место.