Право командиров рот свободно распоряжаться своими младшими командирами не должно распространяться на ротных старшин. Они являются старшими среди сержантского состава роты и потому должны иметь определенные гарантии. Чтобы над ними не висела угроза потери нашивок по прихоти какого-нибудь молодого офицера, для их назначения на эту важную должность одной его рекомендации недостаточно. Однако ниже этой ступени права командира роты должны быть полностью восстановлены.
В течение года, проведенного на мексиканской границе, я постиг премудрости, которые всегда приходится осваивать молодому офицеру: смело браться за любое дело независимо от того, известно ли гобе о нем что-нибудь или нет; отдавать приказы в такой форме, словно ты не сомневаешься в их исполнении; тщательно взвешивать каждый случай применения дисциплинарной власти; во взаимоотношениях с подчиненными быть твердым, но справедливым. Вскоре стало ясно, что слухи о переброске полка во Францию были не более чем плодом фантазии, разгоряченной жаркими ветрами Игл-Пасса. Прошло лето, но приказа выступать все не было. А в это 8ремя во Франции не прекращались жестокие 'сражения. Я не терял надежды побывать па войне, пока в сентябре вдруг не пришел приказ, в котором ясно и скупо извещалось, что мне надлежит прибыть в Уэст-Пойнт й занять должность преподавателя. Для меня это прозвучало как погребальный звон, предвещавший близкий конец моей военной карьере. Последняя из величайших в мире войн подходила к концу, и другой такой не бывать. Гунны разбиты, а следовательно, мир уже не будет нарушен на протяжении всей моей жизни. Солдат, не разделивший этой последней грандиозной победы, может быть списан со счета. Конечно, я сделал все возможное, чтобы избежать столь незавидной судьбы. Я попытался добиться изменения приказа. Был лишь один человек, который мог бы помочь мне и к которому я осмелился обратиться,— подполковник, ветеран 3-го полка, служивший в Вашингтоне в управлении генерального адъютанта. Я написал ему длинное письмо, изливая свои горести и протестуя против назначения во время войны на унылую преподавательскую работу. Ответ не приходил довольно долго. Наконец, мне вручили телеграмму. Ее подписал офицер, сменивший в Вашингтоне моего друга. Тон ответа был отрывистым и непреклонным. Мне предлагалось немедленно выполнить приказ, а в дальнейшем держать себя скромнее.
Я направлялся вверх по Гудзону в настроении, слишком мрачном для того, чтобы размышлять о своих будущих обязанностях. По моим предположениям, мне могли поручить преподавание английского языка или права, так как я был довольно силен в этих дисциплинах. Я мог преподавать также испанский язык, которым теперь неплохо владел» получив хорошую практику во время службы па мексиканской границе. Прибыв в Уэст-Пойнт, я представился начальнику кафедры современных языков полковнику Уилкоксу. Его распоряжения повергли меня в уныние. От него я узнал, что изучение испанского языка прервано в связи с войной. Мне предстояло преподавать французский языкчгруппе, изучавшей его уже второй год. Я напрямик заявил профессору Уилкоксу, что с моими знаниями я не смог бы заказать во французском ресторане даже яичницу. Если не считать занятий в детские годы, я не произнес по-французски ни единого слова. Да и тогда я был не слишком силен в нем. Словом, я просто не представлял, что смогу справиться с подобной задачей. Профессор Уилкокс молча выслушал меня.
— Первое занятие состоится завтра,— сухо проронил он, погружаясь в лежавшие перед ним бумаги.
Так много и упорно я не занимался с тех пор, как сдал вступительные экзамены по математике. После трех недель непрерывных занятий, когда я просиживал ночи напролет, забивая себе голову грамматическими правилами и разучивая классные лекции, я, наконец, почувствовал себя несколько увереннее. Постепенно я нагнал своих учеников, которые вначале знали больше, чем их преподаватель.
К счастью, через какие-нибудь три месяца война закончилась, испанский язык был восстановлен в своих правах, и меня переключили на этот предмет. Я преподавал испанский более года, упорно занимался и полюбил этот музыкальный и выразительный язык. Вскоре я стал разбираться в испанской грамматике более свободно, чем в английской. Это достижение, как я узнал позднее, оказало существенное влияние на мою дальнейшую карьеру.
В Уэст-Пойнте я проработал шесть лет, сначала преподавателем языка, затем — тактики и, наконец, помощником начальника факультета по физической подготовке. На последнюю должность я был назначен генералом Ма-картуром, который был тогда начальником училища.
Первые месяцы войны прошли довольно безрадостно. На факультете все были подавлены. Каждый знал, что нас никуда не отправят, что мы высидим войну здесь, не услышав ни одного выстрела, не осуществив своей мечты — повести людей в бой. На протяжении всей войны каждый кадровый офицер горел желанием попасть во Францию, на поля сражений. Боевой дух, которым были охвачены офицеры в то время, резко отличался от настроения многих знакомых мне лиц в годы второй мировой войны. Эти люди не проявляли искреннего стремления попасть на боевые позиции. Их вполне удовлетворяло спокойное местечко где-нибудь вдали от переднего края. Над этим фактом стоит задуматься.
Преподавая испанский язык, я серьезно опасался утратить связь с моей настоящей профессией. Из этих соображений я добровольно вызвался преподавать тактику, заинтересовал новой идеей других офицеров, и мы организовали факультативные занятия по тактике, проводившиеся дважды в неделю в вечернее время.
Эта сверхурочная работа была особенно полезной для меня, так как благодаря ёй я познакомился с офицерами — участниками первой мировой войны, обладавшими богатым боевым опытом. Я очень хорошо помню одного прекрасного офицера майора Каллоха. Он получил тяжелое ранение в битве у Borya, за участие в которой был награжден крестом за боевое отличие. Позднее он пострадал от газовой атаки. Калл ох был абсолютно бесстрашен и обладал замечательными качествами руководителя, не проявляя при этом ни высокомерия, ни
хвастовства. Ёго доброта и умение держать себя завоевывали симпатии всех окружающих. Для меня он был олицетворением чосеровского «безупречного и благородного рыцаря», и мое восхищение Каллохом возрастало с каждым годом.
К моему глубокому сожалению, года через два после войны он ушел в отставку, переехал в Нью-Йорк и занялся коммерцией. Однако старый боевой конь сам устремляется туда, где звучат выстрелы. Когда разразилась вторая мировая война, он пожертвовал великолепной деловой карьерой и вернулся в армию. Мы встретились во Франции. К тому времени он имел чин полков-, ника и служил в управлении начальника военной полиции. Сейчас он живет в Альбукерке, штаг Нью-Мексико, и я при каждом удобном случае навещаю этого выдающегося и простого человека.
Ни одна работа, даже в армии, не продолжается бесконечно. И вот, после шестилетнего пребывания в Уэст-Пойнте, меня направили в Форт-Беннинг на курсы командиров рот. Я давно уже не служил в войсках и многое забыл, но благодаря преподаванию тактики уаходился в курсе всех новых проблем в этой области и, помнится, сдал экзамены в числе первых. После окончания курсов я получил назначение в 15-й пехотный полк, находившийся в то время в Тяньцзине, Там я впервые удостоился высокой чести служить под руководством генерала Маршалла, тогда подполковника, командовавшего 15-м полком. Позднее его дружба и вера в мои силы оказали большое влияние на мою карьеру.
В Северном Китае в то время создалась напряженная обстановка, В центре событий находились военный диктатор Маньчжурии Чжан Цзо-лин и «христианский генерал» Фэнь Ю-сян, командовавшие крупными воинскими соединениями. Задача 15-го полка и наших английских союзников была проста — охранять коридор, соединявший Пекин с морским побережьем, чтобы в случае необходимости наши миссии могли воспользоваться этим коридором.
По соглашению, подписанному в 1901 году, китайским, войскам запрещалось вторгаться в зону нескольких квадратных миль вокруг Тяньцзиня, и мы должны были охранять этот район. Конечно, не обошлось без нескольких тревог, но за весь период моего пребывания там не раздалось ни одного выстрела.
