— Что, сердишься на меня? — спросил грубовато дон Диего, поправляя на глазу еще непривычную повязку, — у него было такое впечатление, что из глазницы вот-вот снова пойдет кровь.

— Мне не по чину сердиться на вас, — опять поклонился генуэзец, — что вы хотите мне сказать?

— Да ничего особенного, кроме того, что я принимаю ваше предложение.

Троглио удивился.

— Но…

— Никаких этих «но», я и без тебя знаю, что мой негодяй племянничек увез мисс Элен. Но случай, из чувства пропорции видимо, подбросил мне вместе вместо красавицы сестры красавца брата. Он, правда, без сознания до сих пор, но в нашем деле это скорее плюс, а не минус.

— Моя госпожа мне не поручала выкупать брата мисс Элен.

— Дурак! — дернулся дон Диего и тут же схватился за свою повязку. — Если все, что ты мне здесь плел, правда, то она будет рада брату не меньше, чем сестре. Ведь она в него влюблена.

— Это верно, — кивнул Троглио, он опять начал попадать под воздействие мощного обаяния дона Диего, — но не представляю, что она могла бы извлечь из факта обладания сэром Энтони, если он к ней холоден…

— Дурак, дурак и еще раз дурак! Во-первых, знаешь, почему? — циклоп загнул заскорузлый палец. — Во-первых, потому, что «факт обладания» — это факт обладания, и извлечь из него можно очень и очень много, если только с умом подойти. Раз у тебя нет фантазии, верь мне на слово. «Факт обладания», — повторил испанец со вкусом.

— А во-вторых? — тихо спросил Троглио.

— А во-вторых, потому, что — раскинь своими лысыми мозгами! — не все ли нам равно, что будет воображать и выдумывать твоя черноволосая хозяйка, нам бы только получить с нее деньги.

Генуэзцу это разъяснение не показалось ослепительным по своей ясности, но он сделал вид, что его настигло озарение.

— Согласись, ничто ведь не мешает тебе поехать и предложить ей эту сделку от моего имени?

А в самом деле, подумал собеседник, конечно, это не совсем то, что нужно мисс Лавинии, но почему бы не попробовать? Во всяком случае, это лучше, чем ехать с пустыми руками.

Дон Диего налил себе винца — он теперь усиленно налегал на него для восстановления потери крови.

— Соглашайся, соглашайся. Аргументы для хозяйки придумаешь по дороге. Ты парень хитрый, хоть и притворяешься идиотом. Я в долгу не останусь. Да что я говорю, ты и сам, если не будешь дураком, сумеешь погреть руки на этом деле. Только не пытайся перехитрить меня — повешу.

Троглио улыбнулся и поклонился.

— И поспеши, желательно тебе успеть раньше ямайской эскадры. Я дам тебе шлюп.

Невозможно представить себе, что творилось в душе сэра Фаренгейта после того, как он выслушал доклад офицеров, приведших «Мидлсбро» в гавань Порт-Ройяла. Лишиться в течение месяца и сына и дочери! Логан и Кирк протянули ему свои шпаги, требуя отставки, губернатор горько покачал головой в знак несогласия и отпустил их. Целыми днями он сидел перед своим столом, заваленным старыми испанскими картами, но вряд ли занимался их изучением. Никто не смел к нему приблизиться, только Бенджамен приносил ему время от времени чашку шоколада и набитую трубку, но разговаривать с ним не смел и он. Пару раз сэра Фаренгейта беспокоил своими визитами лорд Ленгли. Визиты эти носили в определенном смысле превентивный характер. Лондонский инспектор очень опасался, что губернатор под воздействием приступа ярости или отчаяния совершит что-нибудь предосудительное в государственном смысле. Нападет на Гаити или что-нибудь в этом роде. Но, как выяснилось, губернатор и не помышлял ни о чем подобном. Он день за днем просиживал в своем кресле и занимался старыми бумагами. Если занимался.

По городу бродили самые разные разговоры, все сходились в одном: понять поведение сэра Фаренгейта несколько сложно. Главное, что оно не вызывало обычного уважения, как все предыдущие поступки этого человека. Губернаторство губернаторством, но любой нормальный человек обязан был что-то предпринять для спасения своих детей. Пусть и не бомбардировать Санто-Доминго, как требовали самые отчаянные головы, но хоть что-нибудь!

Мистер Фортескью, назначенный лордом Ленгли на пустовавшее уже больше года место вице-губернатора, по своей инициативе снесся с властями Гаити и даже написал дону Диего в Мохнатую Глотку.

Как и следовало ожидать, он получил не слишком обнадеживающие ответы. Из Санто-Доминго уведомили, что дон Диего де Амонтильядо и Вильякампа объявлен Его Католическим Величеством вне закона, и, стало быть, официальные власти никакой ответственности за его действия нести не могут. Более того, в письме выражалось сомнение: имеет ли вообще место факт базирования этого преступного дона Диего на территории острова. Из Мохнатой Глотки пришел ответ, странным образом подтверждающий заявление центральных гаитянских властей. Дона Диего действительно в гавани и ее окрестностях нет. Со всеми своими судами и людьми он убыл в неизвестном направлении. Сказать точнее местный гражданский правитель не брался.

С двумя этими ответами мистер Фортескью и явился к губернатору. Ему хотелось вступить в должность красиво, но пришлось вступать, краснея. Сэр Фаренгейт успокоил его и выразил благодарность за предпринятые усилия.

— Не расстраивайтесь, я предполагал нечто подобное и только поэтому сидел, что называется, сложа руки. Вы, наверное, думаете, что я бесчувственное или безвольное существо, неспособное вступиться за свое потомство?

— Ну, не совсем так, — замялся вице-губернатор.

— Так, так, — усмехнулся сэр Фаренгейт, — не знаю, поверите ли вы мне на слово…

И мистер Фортескью и лорд Ленгли испуганно замахали руками. Все же в присутствии этого человека они невольно ощущали что-то вроде своей второсортности.

— Так вот, не надо думать, что я ничего не делаю.

Сэр Фаренгейт внимательно посмотрел на своих гостей, и оба они отвели взгляд.

— А вам я, мистер Фортескью… прошу прощения, господин вице-губернатор, благодарен. Действия ваши нахожу естественными и невредными. Надеюсь, и в дальнейшей нашей службе между нами не будут возникать какие бы то ни было конфликты. Что же касается вас, лорд Ленгли, вас мне благодарить не за что, но мне понятен смысл ваших действий. Вы так торопливо назначили мне заместителя потому, что боялись, что в один прекрасный момент Ямайка вообще может оказаться без верховного начальника, если сэр Фаренгейт вдруг сойдет с ума от горя или кинется в драку очертя голову.

По лицу лорда Ленгли было очень заметно, как ему не нравится этот разговор.

— Я вполне мог бы счесть себя оскорбленным, — продолжал сэр Фаренгейт, — ведь вы со мной не посоветовались в вопросе, который касается меня впрямую. Но поскольку вы действовали во благо нашего острова, который является английской колонией, а стало быть, и самой Англии, я утихомирю свои амбиции и обиды.

Сэр Фаренгейт не лгал своим собеседникам, он действительно не бездействовал, сидя в своем кресле. Он занимался тем делом, которому большая часть рода человеческого предается крайне редко. Он думал. Отсутствие немедленных плодов этой деятельности не смущало его, ибо он знал, что иногда, чтобы их дождаться, не хватает целой жизни. Почему он занимался именно этим? Потому что в его положении это единственное, что имело смысл. Он вспоминал, сопоставлял. Воспроизводил в мельчайших деталях все события, произошедшие с момента появления «Тенерифе» в гавани Порт-Ройяла. Смерть Стернса, бал в Бриджфорде и другое, помельче. Потом он отправился мыслью в более отдаленное прошлое. К тому дню, когда непонятный изгиб настроения заставил его заехать в гости к Биверстокам. Те двадцать пять фунтов, которые Лавиния потребовала за свою лучшую подругу, он не забывал никогда. Через некоторое время из сложившейся в мозгу мозаики, из сложной совокупности всех этих фактов, наблюдений, деталей он сделал для себя один простой и однозначный вывод — Лавиния Биверсток причастна впрямую ко всему, что случилось с его детьми. Конечно, никакой судья не принял бы даже к первоначальному рассмотрению подобное обвинение в адрес Лавинии в том виде, в котором его оформил для себя губернатор. Да сэр Фаренгейт и не собирался предпринимать шагов подобного рода. Он решил, что если Элен и Энтони были ввергнуты в беду Лавин ней, то и извлекать их оттуда надо скорей всего с ее помощью. Он решил установить за ней наблюдение. Он был уверен, что во всех событиях, которым суждено развернуться на острове в ближайшее время, она сыграет, несомненно, ключевую роль.