Послали за доктором. Он осмотрел Джошуа, никакого ухудшения, конечно, не обнаружил, но на всякий случай дал молодому Стернсу хлебнуть своего личного, всему городу известного бальзама.
Надо ли говорить, что ночью сыну банкира стало хуже, к утру у него начался жар, а к вечеру следующего дня он скончался от остановки сердца.
— Вы довольны вашим новым гардеробом? — спросил «людоед» за завтраком свою невольную гостью.
— Да, в присланном вами сундуке есть очень хорошие вещи, но я ничего не смогла себе подобрать.
— Почему же? — в этот раз для разделывания куска мяса бывший испанский гранд применил более цивилизованные приспособления, чем пара кинжалов.
— Если я что-нибудь надену, я почувствую себя соучастницей ограбления, в результате которого они были добыты.
Дон Диего насупился, лицо его налилось темной венозной кровью. Но он сдержался, лишь машинально поправил свои усы.
— Знаете, мисс, что я придумал?
— Любопытно будет послушать.
— Общение с вами доставляет мне слишком много неприятных моментов. Расстрелять или повесить я вас не могу из жадности…
— Мне нравится, когда человек знает, что говорит!
— …так вот, отныне каждый раз, когда вам заблагорассудится меня оскорбить, я не стану бессмысленно возмущаться и уродовать свою мебель. Я буду просто доставать лист бумаги, на котором я написал мои предложения вашему батюшке и к уже намеченным ста тысячам выкупа, буду добавлять еще по тысяче песо.
— Вот как?!
— Именно, так что чем вольнее будет ваш язычок, тем тоньше будет становиться кошелек вашего папаши.
Элен пожала плечами и презрительно фыркнула.
— И молите Бога, мисс, чтобы ваши родственники оказались достаточно состоятельны. За все то, что вы имели дерзость наговорить мне за последние дни, у девицы без гроша за душой уже раз пять язык бы вообще вырвали.
Дон Диего отхлебнул вина.
— По этой же причине я не буду спешить с отсылкой эпистолы вашему отцу. Вы будете у меня находиться до тех пор, пока не научитесь себя вести, а обучение у столь тонкого знатока манер, как я, стоит баснословно дорого.
Изложив свои соображения, дон Диего удовлетворенно захохотал, очень довольный тем, как он все здорово придумал.
Чем дольше думала Элен над словами дона Диего, тем сильнее начинала злиться. Этот негодяй, судя по всему, сочинил беспроигрышный план. Она никак не могла придумать, каким образом ей удастся его опровергнуть.
— Хорошо, дон Диего, я поняла, что мне придется задержаться у вас на неопределенно длинный срок, поэтому я хотела бы попросить вас об одном одолжении.
— Просите, я к вашим услугам, — перейдя в благодушное состояние, дон Диего отправил в рот огромный кусок жирной дичи и залил его приличной дозой мадеры.
— Избавьте меня от необходимости питаться за одним столом с такой отвратительной скотиной, как вы!
И дичь, и мадера, разумеется, тут же выпали из пасти дона Диего обратно, в основном на камлотовый камзол гранда, ничуть не добавив ему (ни камзолу, ни гранду) привлекательности.
— Што, што одна…
— Что, что?
— Сто одна тысяча песо!
— Замечательно, дон Диего, но я требую, чтобы моей служанке позволено было покупать на пристани что-нибудь для нашего с ней стола. Деньги, необходимые на это, вы тоже можете поставить в общий счет. И даже с процентами, что согреет ваше ростовщическое сердце.
— Сто две тысячи, — сказал уже несколько успокоившийся дон Диего.
Вечером того же дня, когда Джошуа Стерн метался в жару, лакей сообщил Лавинии Биверсток, что в прихожей дожидается и просит аудиенции управляющий ее бриджфордским домом мистер Троглио. Это было слишком против правил, заведенных в имении Биверстоков. Управляющим надлежало сидеть и ждать, когда их вызовут с докладом, хотя бы ждать пришлось десять лет. Троглио, разумеется, не мог не знать об этом. Значит, поступок этого лысого упыря продиктован какими-то экстраординарными причинами, решила Лавиния, и велела просить.
Мистер Троглио в знак почтения низко наклонил свою яйцеобразную голову.
— Итак? — нетерпеливо спросила Лавиния, успокаивая на коленях роскошную мексиканскую кошку. — Что вы собираетесь мне сообщить?
— Утром в Бриджфорд прискакал человек из губернаторской канцелярии и велел мне сегодня явиться во дворец для беседы с сэром Фаренгейтом.
Лавиния резко сжала кошачье ухо, животное обиженно мяукнуло. Мисс Биверсток в этот момент проклинала себя за непредусмотрительность. Как она могла упустить из виду, что этот хитрый старик захочет допросить ее слуг?
— Вы уже были там?
— Я только направляюсь туда.
— Зачем же вы явились ко мне и тем самым задерживаете его высокопревосходительство?
Троглио посмотрел по сторонам и приблизился на один шаг к своей хозяйке.
— Дело в том, что я догадываюсь, о чем пойдет речь во время этой… беседы.
— О чем?
— О том, с кем и каким образом его дочь, мисс Элен, покинула ваш дом той ночью.
Лавиния, продолжая поглаживать кошку, с интересом рассматривала своего управляющего. Он, по всей видимости, был не так прост, как казался или хотел казаться.
— И каким же образом и с кем мисс Элен оставила мой дом в Бриджфорде?
Яйцеголовый развел руками.
— Я ведь ничего не видел, я запирал в это время кладовые.
— Ты это и скажешь сэру Фаренгейту?
Троглио помолчал, словно внутренне на что-то решаясь. Потом заговорил:
— Мне кажется, миледи, я нижайше прошу прощения за то, что пускаюсь в рассуждения на эту тему, так вот мне кажется, что вам желательно, чтобы я сказал на допросе у губернатора нечто другое.
Лавиния не спешила отвечать на это рассуждение. Можно ли доверять этому лысому генуэзскому хитрецу? Он служил у Биверстоков уже целых пять лет, зарекомендовал себя исполнительным работником и весьма сдержанным человеком. Никогда он не набивался ни к покойному плантатору, ни к его дочери с предложениями своих особых, чрезвычайных услуг. А в колониальном быту такие ситуации волей-неволей возникали. Может быть, он ждал своего часа все эти годы? И что руководит его верноподданническим порывом сейчас? Что такое случилось, если этот скрытный и осторожный негодяй (отчего-то Лавиния была уверена, что он негодяй) готов лжесвидетельствовать перед самим губернатором?
— Еще раз прошу прощения, миледи. Мне понятны ваши сомнения, но происходят они, поверьте, всего лишь от незнания вами некоторых обстоятельств. Я сообщу их вам и сомнения отпадут.
Лавиния сделала ему знак приблизиться. Выхода, кажется нет, придется вступать в альянс с этим… Она не сумела подобрать нужного слова.
— Говорите, что вы хотите получить за то, что вы сегодня скажете губернатору Ямайки, будто его дочь бежала с испанским графом по собственной воле?
Троглио улыбнулся как человек, предвкушающий, какой эффект произведут слова, которые он собирается произнести.
— Я думаю, миледи, вас значительно больше занимает не то, как я скажу, а то, с кем на самом деле сбежала мисс Элен.
Лавиния замерла.
— И ты…
— Я действительно догадываюсь — с кем и куда.
Черноокая красавица была поражена и не скрывала этого. Она не сразу собралась с силами, а когда собралась, то заговорила медленно, как бы в некоторой неуверенности.
— Не хотите ли вы сказать, что можно пойти, прямо сейчас пойти и просто вот так забрать ее?
— Не прямо сейчас и не просто так, — улыбнулся Троглио. И эффект был такой, будто улыбнулась посмертная маска.
— Договаривайте до конца.
— Извольте, миледи. Я делаю вам вот какое предложение. Я даю сегодня такие показания его высокопревосходительству, что с вас будут окончательно сняты всяческие подозрения, взамен вы назначаете меня посредником в деле выкупа вашей самой близкой и любимой подруги.
— Выкупа?
— Разумеется. Она сейчас находится в руках такого человека, который просто так ее не отдаст. Я думаю, он сейчас как раз взвешивает, сколько ему имеет смысл потребовать с сэра Фаренгейта за возвращение его дочери.
