– Она умерла через неделю после моего второго дня рождения, а перед этим провела много месяцев в больнице. Я понимаю, что едва ли я могу ее помнить. И все же я помню. Хотя не могу этого объяснить.

– Понимаю, – сказала я. – Думаю, наш мозг формирует воспоминания и каталогизирует их еще до того, как мы это осознаем.

Кэйд прикрыл глаза.

– Однажды в младших классах мама одного из моих друзей обняла меня, и запах ее духов показался мне невероятно знакомым. Звучит безумно, но я клянусь, что в тот момент почувствовал запах моей мамы.

Я вспомнила свои ощущения, когда бабушка позволила мне примерить некоторые из старых маминых платьев. Тогда мне показалось, будто экскаватор опустил ковш в мое сердце и вытащил воспоминания, о которых я сама не подозревала.

– Я все время так себя чувствую, – призналась я Кэйду. – Это что-то вроде дежавю, только более интенсивное.

Он кивнул.

– Отец так и не оправился после маминой смерти.

– Как он умер?

– Самоубийство. Отравился выхлопными газами в гараже поздно ночью. Утром я искал свою коробку для ланча, а нашел его тело. Я тогда учился во втором классе.

– О! Ты наверняка сильно испугался.

Кэйд пожал плечами:

– После этого я жил с моей тетей Фэй, маминой сестрой.

– Она была добра к тебе?

– Очень. Когда мне исполнилось десять, тетя купила мне первый магнитофон. И она же дала мне и моему другу Джеймсу пятнадцать тысяч долларов взаймы, чтобы мы основали «Стихия Рекордс». Мы оба ушли из колледжа за год до его окончания, чтобы начать свое дело. Хотя мы совершенно не представляли, что делаем, Фэй в нас верила. А так как она в нас верила, мы превратили маленькую мечту в компанию, которая продала больше двадцати миллионов записей и в которой работают семнадцать человек.

– Невероятно, – сказала я.

– Полагаю, да, – ответил Кэйд. – Это настоящее воплощение мечты. Но нам не всегда было легко.

– Значит, работать с лучшим другом – это испытание?

Кэйд с силой выдохнул воздух.

– Да, такова печальная правда. Мы вместе учились в старших классах. Он играл на гитаре, я на басе. Мы были парочкой безмозглых самодеятельных музыкантов, с которыми не желали разговаривать девушки-болельщицы. – Кэйд прижал руку к сердцу и мечтательно добавил: – Но как же я был влюблен в Стейси Риос…

Я улыбнулась.

– И вот мы организовали свою фирму, и поначалу все было замечательно. Безумно, но здорово. Я каждую неделю куда-то летал: Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Майами… где бы ни появлялась новая группа, я сразу оказывался там.

– Джеймс тоже летал?

– Ну как сказать… – проговорил Кэйд. – Поначалу мы много путешествовали вместе, но потом поняли, что ему лучше держать оборону в Сиэтле. Поэтому мы поделили наши обязанности.

– А как ты придумал название «Стихия Рекордс»?

– Оно пришло мне в голову, когда я однажды слишком много выпил, – усмехнулся Кэйд. – Но название имеет смысл, во всяком случае, для меня.

– И какой же?

– Так я воспринимаю музыку. Когда я слышу группу, которой, как я знаю, суждено прославиться, у меня возникает определенное ощущение. Все чувства обострены. Музыка волнует тебя так, что ты это ощущаешь физически. Однажды я остановился на углу в Нэшвилле, чтобы послушать уличного музыканта. Просто парень с собакой, он пел и играл на гитаре. Люди бросали ему деньги, а я предложил контракт. Теперь он платиновый голос.

– Вау! – воскликнула я.

– Вот это я называю быть в своей стихии. – Кэйд улыбнулся. – Джеймс хотел назвать компанию «Бонсай Рекордс».

– Бонсай? – Я сморщила нос.

Кэйд пожал плечами.

– Мы совершенно по-разному представляли, как управлять компанией, и временами становилось трудно. Я бы солгал, если бы сказал, что успех фирмы не повредил нашей дружбе.

Он сделал большой глоток мартини, его лицо вдруг стало напряженным и серьезным. Я поняла, что тема его друга Джеймса ранит его сильнее, чем он сам это признает.

– А что, если… – начал Кэйд, меняя тему. – Сегодня хороший вечер. Почему бы нам не заказать еще выпить, какие-нибудь закуски, а потом не пойти погулять? Напомни мне, как давно ты живешь в Сиэтле.

– Около года, – ответила я.

– Так тебе просто необходима качественная экскурсия. – Кэйд улыбнулся. – Я покажу тебе мой Сиэтл, все те места, которые имеют для меня значение. Что скажешь?

Я смотрела на него широко открытыми глазами. Мне нравилась его уверенность.

– Согласна, – ответила я. И Кэйд взял меня за руку.

Когда мы выходили из ресторана на тротуар, мимо нас прошли двое мужчин в дорогих костюмах. Один из них говорил про NASDAQ[16].

– Я бы никогда не смог быть таким, как они, – после паузы сказал Кэйд.

Я посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Деловые костюмы, ежедневный график работы с восьми до пяти, бесконечные совещания по поводу прибылей и убытков компании, жесткие сроки. Работа на босса.

Я кивнула и улыбнулась:

– Да уж, ты прирожденный предприниматель.

Мы шли по улице вдоль квартала.

– Волшебный час. – Кэйд посмотрел на небо. Солнце только что село, и оранжевый свет задержался на горизонте. Ночь еще не наступила, а день уже закончился, это был чудесный отрезок времени, в котором, собственно, и находились мы с Кэйдом.

Я снова почувствовала, как в моем животе порхают бабочки, – точно так же, как во время нашей первой встречи, и улыбнулась, когда Кэйд сделал вид, будто подносит ко рту микрофон.

– Благодарю вас, мэм, за то, что вы решились совершить эту эксклюзивную экскурсию по Сиэтлу. – Он весьма официально откашлялся. – Позвольте мне, вашему экскурсоводу, представиться. Я Кэйд Макаллистер.

Я не смогла удержаться от смеха.

– Мы проходим мимо самого тщательно охраняемого объекта города. Слева от нас «Зигзаг». На протяжении многих лет бармены этого заведения смешивали коктейли для музыкальной элиты города.

Кэйд приглушил голос до шепота:

– И если вы хотите как следует рассмотреть Даффа «Роуз» Маккагана из Guns N’Roses[17], заходите сюда в четверг сразу после восьми часов. Он всегда сидит в правой стороне бара.

– Я скажу Трэйси, – пообещала я. – Она убьет меня, если узнает, что я тебе об этом сказала, но в детстве она состояла в фан-клубе Guns N’Roses.

Кэйд внезапно остановился.

– А как насчет тебя? Какого бы певца ты хотела увидеть вживую?

– О, я даже не знаю. – Я разыграла смущение.

– Давай же, скажи, – настаивал Кэйд. – Не скрывай от меня.

– Ну, – немного застенчиво начала я, – ответ покажется тебе странным.

– Мне нравится узнавать о музыкальных вкусах людей, а твои пристрастия меня особенно интересуют.

– Ладно, – не слишком охотно уступила я. – В детстве мне нравилась музыка, которая нравилась моим родителям. Мои подружки отплясывали под хиты восьмидесятых, а я наслаждалась The Mamas and the Papas[18], Crosby, Stills and Nash, Neil Young[19] – вот такой музыкой.

Кэйд улыбнулся:

– А по какому певцу ты сходила с ума?

– Ты знаешь песню Happy Together[20] группы the Turtles?[21]

– Знаю.

– Солист группы – Ховард Кайлан, – продолжала я. – Мама любила эту песню. У нее была запись, и мы обычно слушали ее вместе. Это одно из немногих моих воспоминаний о ней. Разумеется, сейчас он, наверное, старый бородатый потасканный хиппи. Но его голос, эта песня, они как будто вышиты в моем сердце в том самом месте, где находится мама. Мне бы хотелось встретиться с ним и рассказать ему эту историю.

– Это было бы прекрасно, – заметил Кэйд.

– Наша экскурсия закончена? – поинтересовалась я.