Кишлак Верхний Лучоб был похож на средневековый город с узкими глухими переулками и ступенчатыми проходами. Зато за безликими глиняными фасадами, отделявшими общественное пространство от частного, обнаруживались райские рассадники всевозможной флоры, домашняя живность и даже специальные певчие птицы. Под переливы их пения мы рубились по вечерам на суфе, среди ватных одеял, смотрели телевизор под плов и чай со сладостями, курили папиросы и, созерцая окружающий горный ландшафт под звездным небом геомантического пояса Парсо, вели философско-теологические беседы в их натуральную величину.

Махалля. Здесь я впервые познакомился с тем, что в Таджикистане называется «махалля» — традиционное клановое жилище. Махалля представляет собой, как правило, целый жилой комплекс, в котором размещается несколько поколений ближайших ветвей родственников. В большой махалле может проживать до нескольких сотен человек. Махалля часто образуется таким образом, что к дому родителей пристраиваются дома детей, а к тем — дома их детей и т.д. В результате образуется поселение типа родовой общины. Как считают некоторые таджикские ученые, социальная система махалли сложилась еще в период позднего неолита и являет собой пример одной из древнейших форм человеческого общежития.

Махалля интересна не только своей архитектурной, но и социальной организацией. Она построена на принципах родового социализма. Всеми средствами общины распоряжается совет старейшин, где председательствует глава рода. Все работающие члены «общежития» сдают заработанное в единую кассу, которой распоряжается верховный совет махалли. Совет решает, кто из какой семьи куда пойдет учиться или работать, кто на ком женится, изыскивает необходимые для этого средства, мобилизует связи. Махалля, таким образом, представляет собой систему общинного социального страхования, которая требует от своих членов жесткого подчинения. В советские времена это казалось архаизмом, сегодня — воспринимается как, возможно, единственная форма успешного противостояния анархии.

Мы погостили у доктора Халима дня три и отправились дальше, в Душанбе. От Верхнего Лучоба до Кишлака наркомов автобус довез нас минут за сорок пять — на ту же Водонасосную, куда мы приехали после Искандер-куля.

8. События и размышления

Хорошее было место Водонасосная! Здесь всегда продавались пирожки, пирожные и мороженое. Отсюда туристы отъезжали в горы, дехкане — в близлежащие кишлаки, городская интеллигенция — на Варзобское озеро или в ущелье с тем же названием: по дачам и пансионам, на отрыв. Дети ехали в пионерские лагеря. Таджикские пионерки в галстуках и белых фартуках выглядели очень секси, но русские девочки им тоже в аттрактивности не уступали.

Я заметил, что в Средней Азии существует особый тип русских блондинок, который встречается также и в Сибири и на Дальнем Востоке. Все они — казацкого происхождения, но среднеазиатские в этом списке наиболее своеобразны. Как ни странно, в них часто проявляется древний физиогномический русский тип, уже почти отсутствующий в Центральной России, но выходящий на поверхность в эллинизированных резервациях европейских колонистов Центральной Азии. Волосы и глаза у этих женщин светлые. Данный тип всегда имел повышенный рейтинг на местном рынке невест. Воронья жена была дамой как раз из такой породы: симпатичная, даже кукольная.

Среди же таджичек подчас встречается классический тип «персидской красавицы» — русоволосой пари с огромными глазами горной серны и черными подведенными бровями. Брови местные девушки соединяют декоративной линией над переносицей в единую полосу. Сначала это может показаться странным, но потом открывается особая эротика подачи женского лица. Так сказать, nur fuer Kenner. Ладони и пятки представительницы прекрасного пола натирают хной, что придает им красно-рыжий цвет. Говорят, это полезно для здоровья, но тут также просматривается и древнейшая традиция ритуального раскрашивания тела, до сих пор проявляющаяся то здесь, то там в архаичных обществах. То же самое касается нарумянивания щек. Только не помадой надо их румянить, а хной! Хна растет здесь в изобилии. Для придания ладоням оранжевого цвета их просто натирают листьями кустарника под названием лавсония.

Это в точности воспроизводит технологию приготовления каннабиального ручника, получаемого точно таким же способом. Правда, цвет ладоней в этом случае становится зеленым. Такие ладони, напротив, никому показывать нельзя — если не хотите, чтобы вас замели. Полагаю, раньше это было не так, и аксакалы демонстрировали свою крутость интенсивностью зеленоватых оттенков на украшенных трудовыми мозолями ладонях.

Ручник. Ручник — это пыльца конопли, собранная с растения непосредственно при перетирании его руками или каким-либо другим способом. К примеру, в заросли конопли можно отправиться голышом по росе, и тогда придется снимать пыльцу со всего тела. Но это не очень удобно, если поутру стоит прохладная погода. У восточных народов существует альтернативный вариант — в поле выпускают коня. Конь собирает пыльцу на свои бока, которую потом счищают скребком и прессуют. Но самый эффективный способ сбора пыльцы — это комбайн. В тех местах, где имеются технические плантации каннабиса, урожай собирают специальные комбайны, на ножах которых пыльца слипается в ширу высшего качества. Это уже абсолютно готовый продукт, не требующий дальнейшей обработки. Такие плантации находились в Советском Союзе, к примеру, на Северном Кавказе. О чудо-комбайнах мне рассказывали ребята из Орджоникидзе, с которыми я познакомился в тамбуре поезда Владивосток–Харьков, на пути из Бурятии в Крым.

У меня тогда как раз был с собой ручник, собранный на священных местах забайкальских обо и монастырей. Это была самая смешная масть, которую мне когда-либо приходилось пробовать. Изумрудно-черного цвета, забайкальский ручник-бурятовка вызывал просто чудовищные приступы стеба, которые было невозможно ничем погасить. Смеяться приходилось до полного изнеможения или даже удушья, когда уже не хватало воздуха и темнело в глазах. А у ребят из Орджоникидзе оказался ручник с северокавказского комбайна. Они долго присматривались ко мне и Диме — моему тогдашнему компаньону по паломничеству в каннабиальные глубины Центральной Азии. Мы-то с Димой курили наяки бурятовки, а они прибивали папиросы. Наяк — это маленький шарик ширы, на одну затяжку, который кладется на конец горящей сигареты. Шарик начинает дымить, и этот дымок засасывают с помощью коктейльной трубочки или пустого корпуса шариковой ручки. Наконец, один из кавказцев вкрадчиво спросил:

— Не дадите ли вашей масти попробовать?

Мы дали. После этого весь тамбур — то есть человек восемь — ржал взахлеб, раскачивая вагон и пугая персонал поезда. Дым стоял коромыслом, молодцы прибили своей масти, ну и поехало... В таком режиме мы ехали четверо суток до самого Харькова...

Самое интересное, что уже в Крыму нам пришлось еще раз раздербанить ручник, причем в очень забавных обстоятельствах. Как-то в Ялте, на базаре, я спросил в шутку одну бабулю, продававшую какую-то суповую травку:

— Бабуль, а конопля у тебя есть?

— Конопля?.. — загадочно протянула бабуля. — А зачем она тебе?

— Ну, мы — студенты биофака. Нам нужны образцы конопли для научных опытов.

— А если есть — сколько заплатишь?

— Смотря сколько есть.

— А сколько надо?

— Чем больше — тем лучше. Нам нужно получить специальную эссенцию, поэтому нужно много!

— Ну, кустов пять у меня найдется...

За каждый куст бабуля хотела по рублю. За полчаса автобусом мы доехали до ее дома, во дворе которого росли кусты.

— Я не знаю, откуда они выросли, — рассказывала бабуля. — Я все хотела их вырвать как сорняки, но внучка просит не трогать. Они ей почему-то очень нравятся. Ну, думаю, пусть стоят. А если вы мне за них деньги заплатите — то почему ж не продать? Внучка, конечно, будет ругаться... Ну а что? Так — трава травой, а тут...